В Каунасе символ эпохи Московский камерный театр

1.На одной из страниц газ. «Эхо» 20 августа 1925 г. содержалось шесть иллюстраций Московского камерного театра. Приведённая здесь иллюстрация под № 1 действительно постоянная эмблема или она только для этих гастролей?
2.Александр Таиров, газ. «Эхо», 1925, 20 августа.
3.В Каунасе 15 — 26 августа 1925 г. гастрольные афиши объявляла о «Жирофле-Жирофря» А. Арго и Н. Адуева, о «Адрианне Ликуврер» Э. Скриба, о «Саломее» О. Уальда, о «Святой Иоанне» Б. Шоу. «Гроза» А. Островского, «Покрывало Пьеретты» А. Шницлера. Состав труппы: Александрова, Батаева, Бутомо, Бояджиева, Горина, Егорова. Коонен, Киреевская, Луканина, Любавина, Назарова, Спендиарова, Толубеева, Матееску, Уварова, Кондорович, Штейн, Шеластова, Аркадин, Быков. Бартенев, Вибер, Галинский, Елин, Захаров, Зимов, Ленский Малой, Матисен, Новлянский, Оленев, Румлеев, Соколов, Сумароков, Тихонравов, Фенин, Ценин, Чувелев. Все постановки А. Таирова. Спектакли театр играл на сцене Государственного театра. 
4.Здание и зрительный зал Государственного театра на 500 человек.
5.Афиша на литовском языке спектаклей МКТ.
6.Афиша на идише постановок МКТ.
7.Сцена из спектакля «Адрианне Ликуврер».
8.Афиша музыкальной эксцентриады «Жирофле-Жирофря» 26 августа — последнего прощального спектакля.
9.Сцена из спектакля «Жирофле-Жирофря».
10.Объявление о лекции А. Таирова «Современный театр», её тезисы: элементы театра, утверждение нового театра, в трех соснах натурализма, конструктивизм, как фетиш и как метод, человек, а не машина, театрализация жизни и театрализация театра, мои впечатления о театре Западной Европы.

Приступая к подготовке новой статьи для блога (на этот раз — "В Каунасе — символ эпохи Московский камерный театр"), я всегда ищу в интернете материалы по нужной мне теме, например,  гастроли в Литве тех или иных деятелей искусств. И обыкновенно нужная мне информация отсутствовала. С Московским камерным театром всё сложилось по другому — я и предположить не могла, что в 1923 г. он гастролировал в Мемеле (Клайпеда), где 29 августа — 6 сентября играл четыре свои постановки. Значит, только через два года с его творчеством смог познакомиться Каунас. Но столичные театралы на это в обиде не были — ведь они оказались в выигрыше, так как теперь театр привёз в Литву шесть постановок.

Как же оценивали театральные критики постановки МКТ в Каунасе?

  «АДРИЕННА ЛЕКУВРЕР»: «Вчерашняя постановка Камерного театра «Адриенна Лекуврер» не произвела такого сильного впечатления, как «Жирофле-Жирофля». От Камерного театра зритель ждет всяческой экстравагантности и резкой новизны в постановке, и когда в костюмы — партер разочарованно ворчал. Но если подойти к вчерашнему спектаклю с теми же требованиями, с какими мы подходим к театру обычного, ничего кроме хорошего об  «Адриенне Лекуврер» сказать нельзя. Нельзя забывать, что в 1925 г. ставить комедии Скриба совсем нелегко и справиться с пьесой, играя ее реалистически, а не только стилизуя — еще труднее. Ярче всех была сама Адриенна — г-жа Коонен. Она играла с большим подъемом и с некоторыми художественно-шероховатыми для современности местами пьесы справилась как сильная и крупная артистка. Г. Фенин, аббат,играл хорошо, но вел свою роль не в том тоне, как вели пьесу другие: в то время, как Адриенна и герцогиня Бульонская, играя но архаическому тексту, старались дать жизненные типы, аббат, а вместе с ним довольно часто и герцог Бульонский передавали стиль игры тех лет, когда комедии Скриба ставились на французской сцене. Соколов прекрасно читал роль Мишоно, но играл ее холодновато. Это очень сильный актер, но роль Мишоно, по-видимому, не его роль». N.

Эхо, 1925, 18 августа.

  «САЛОМЕЯ»: «Уальдовская «Саломея» — пьеса только для сильной труппы и для внимательного зрителя. Без громадной режиссерской работы, работы актеров и без того настроения, которое создает Камерный театр — настроения аудитории, а не зрительного зала — пьесы не существовало бы. Но есть еще одно обстоятельство, которое может увлечь зрителя и заставить его два часа без перерыва слушать уальдовский текст — это передача роли Саломеи. Это не только центральная роль в пьесе. Это — единственная роль, потому что все остальное только литературно театральная бутафория для выделения этой роли. И. А. Коонен в ней поистине прекрасно. Ее сцена с головой Иоканаана настолько хороша, что трудно представить лучшее исполнение. Вспыхнувшая мучительная страсть, отчаяние и жестокость, как результат неудовлетворенной страсти — весь этот клубок переживаний А. Коонен передала с необычайной силой. Она была так очаровательна своей силой греховности, силой безумствующей женщины, что мысль Уальда о волнении Иоканаана при виде Саломеи была ясна каждому зрителю. Между прочим у А. Коонен замечательный голос — один из тех голосов, который слышишь не ушами, а сердцем — точно кто-то его нежно и ласково сжимает мягкой близкой рукой. А. Коонен не делала вчера тех ошибок, которые, по нашему мнению следует отнести за счет режиссера: это невообразимо приподнятый тон всей пьесы. Местами эта приподнятость доходила до карикатурности, точно каждому актеру поставлена задача перекричать другого. Нельзя всю пьесу играть в тоне разговора старух из «Жизни человека». Напряженность настроения не всегда создается выкриками,  а наоборот пониженный тон чаще всего подчеркивает его. В этом отношении был очень выдержан и г.Фенин, очень хорошо проведший небольшую роль Тигеллина. Аркадин —  не Ирод. Это прекрасный бытовой актер, умный комик и Ирод сосем не в амплитуде его сценического размаха. Хороша была Иродиада-Любавина. Сцену злорадства во время требования Саломеей головы Иоканаана она провела очень недурно.  В смысле внешней постановки все было очень и очень выдержанно, серьезно и безусловно интересно. У пишущего эти строки очень мало единомыслия с г. Таировым во многом из его постановок, но все-таки нужно отметить, что каждая из его постановок все таки глубоко интересна. Каждая из них, как оригинальная книга, заставляет думать над собой, говорить, делиться впечатлениями. С этой точки зрения работа Таирова безусловно культурно полезна и, если сравнивать ее с работой других режиссеров, я все же отдал бы предпочтение Таирову: у него нет этого досадного желания «аффраннировать» зрителя. И во всяком случае, когда уходишь после спектакля Камерного театра,  уносишь с собой гораздо больше впечатлений, чем от аккуратненькой постановки аккуратненькой пьесы старого шаблона». Арк. Б(ухов).
 
Эхо, 1925, 20 августа.

  «ГРОЗА»: «Гроза» собрала вчера полный театр. Каждую деталь постановки обсуждали, спорили о ней, горячились в фойе. Не боясь повторений, скажем, что это хорошо. Заставить зрителя поволноваться, подумать, а не только отсмотреть положенные 5 актов — это большая заслуга Камерного театра, но во имя справедливости надо сказать, что не вся постановка может быть  принята целиком.Каждое действие идет, так сказать, в венке из русских песен: даже Островского Таиров ухитрился поставить с музыкой, с засценным аккомпанементом гитары или гармошки — все это ново, но гармонирует с настроением пьесы и воспринимается хорошо. Что же касается одинаковой декорации во всех пяти актах, то мы остаемся при особом мнении. Правда, говорить о постановке, не принимая декорации, это все равно, что хвалить наружность человека, предлагая не обращать внимания на его лицо, но поскольку Камерный театр что-то ищет и учит, сам учась, мы считаем себя вправе не соглашаться хотя-бы с мнением широкой германской прессы, которая приняла на веру всю постановку «Грозы» и нашла ее безошибочной.Проводить всю «Грозу» под мостом — очень смело. Но смелость, беря города, иногда не может победить чувство критического отношения, и были моменты небольших срывов в игре, когда этот перманентный мост слишком лез в глаза и «Гроза» превращалась в рассказ о некоей неприятности по мостом под аккомпанемент гитары. Писателю никогда не верят на слово. И если он психологически не объяснит поступки героя своего романа —  читатель от увлечения переходит к недоумению. Режиссеру тоже нельзя верить на слово, а таировский несменяемый мост в иные моменты пьесы решительно необоснован и необъясним. Постановка в сукнах заставляет у зрителя работать чувство воображения , и он сам рисует мысленно на сукнах ту декорацию, которая ему кажется нужной. Маленький штрих на сукне, предположим, какой-нибудь картонный меч заставляет зрителя место сукна видеть сцену, увешанную оружием. Но если на сукна налепить что-либо совершенно не подходящее к идее развиваемого действия, то фантазии зрителя дается тяжелейшая работа не дополнять видимое, а бороться с ним. Тон вчерашней игры был хороший и ровный. Колоритнее всего был Тихон — Соколов. Ему, как богатому бытовику, есть где развернуться в пьесе Островского. А. Коонен хороша сама по себе какую бы роль она не играла, но местами ее Катерина была утонченнее и интеллигентнее, чем Катерина Островского. Очень хорошо А. Коонен провела последнюю сцену. Варвара — Штейн и Кудряш — Бертенев колоритная сочная пара. Кабанова — Любавина ничем не погрешила против автора, но иногда в ее тоне было многовато ложно классического злодейства. От Бориса можно было бы потребовать поменьше позы: временами артист не был прост поскольку это надо. Аркадин хороший Дикой, Очень не плох был Кулигин — Галинский. Общее впечатление? Интересно. Ошибки постановки — афористичны: о них можно долго и много спорить, но достоинства бесспорны. А что всего лучше — это то, что нам показали работу нового искусства над старым творчеством. Мы все таки были не только в зрительном зале, где нам что-то показывали, а в аудитории, где нас пригласили проверить свои взгляды о пути сценического искусства.                Арк. Б.

Эхо, 1925, 21 августа.

  «СВЯТАЯ ИОАННА»: ... Театральная постановка «Святой Иоанны» Б. Шоу дело весьма и весьма ответственное. Только осторожной, не перешагивающий за логические ободки постановок и продуманной игрой актеров можно переносить на сцену эту пьесу. На этот раз А. Таиров как режиссер был сугубо осторожен и ничего «заумного», как теперь говорят в Москве, в постановке не было. Эпилог был поставлен даже весьма реалистически, с легкой символикой из церковных колонн прежнего акта. Сцена перед боем была немного суховата по постановке. А. Таиров сторонник воссоздания «театра», а эта сцена была похоже на неубранные кулисы. Великолепна по постановке сцена суда. Сатирический гримм некоторых из действующих лиц был изумителен: среднее между тонко выполненным реалистически с легкой символикой из церковных колонн прежнего акта. Сцена перед боем была немного суховата по постановке. А. Таиров сторонник воссоздания «театра», а эта сцена была похоже на неубранные кулисы. Великолепна по постановке сцена суда. Сатирический гримм некоторых из действующих лиц был изумителен: среднее между тонко выполненным реалистическим гримом  и масками из классических трагедий, но созданных рукой настоящего художника. Всего ярче, всего сильнее и выпуклее запомнилась игра отдельных артистов. По красочности игры соперничали двое: А. Коонен и В. Соколов. А. Коонен актриса каких мало и, кроме того, актриса с завидным счастьем — всегда нравиться зрителям. В ней столько подкупающей прелести, что игра ее  не может не приниматься зрителем даже без критики. А так как каждую роль она и разрабатывает как опытный пианист музыкальный номер , то всякое выступление А. Коонен очень долго не забывается. Совершенно другое дело В. Соколов. Ему не всякая роль к лицу, но везде он абсолютно хорош, но в тех ролях, которые ему, по-видимому, по душе — артист бесподобен. Дофин в его исполнении чудесно выточен, отшлифован и обработан, технически «до отказа». Если бы не уход после одного из актов с подоткнутой мантией, В. Соколову нельзя было бы бросить не одного упрека. Хорош был стилизованный средневеково-современный английский лорд Варвик — Фенин. Стильную по колоритности фигуру дал Новлянский в роли инквизитора, очень хорошо провел роль Стогенберга — Аркадин. На этот раз Ленский был непогрешим и роль английского солдата провел безукоризненно. Что касается Жиля де Ре — Румнева, то он проявил максимум забывчивости.
На месте Камерного театра я бы «Святую Иоанну» не ставил во имя интересов того русского искусства, которое театр в настоящее время представляет в Ковно. Отдельные места постановки — я предвижу это — вызовут нападки не только на данный спектакль, а вообще могут послужить материалом для нападок на русские спектакли, а это было бы очень обидно». Арк. Б.

Эхо, 1925, 23 августа.

  ПОКРЫВАЛО ПЬЕРЕТТЫ: «Этим спектаклем была достигнута цель всякой пантомимы яркая выразительность, понятность без слов. А Коонен (Пьеретта), Л. Фенин (Арлекин), А. Румнев (Пьеро) дали живые экспрессивные образы, в жесте, танце и позе, сумев воплотить драматический сюжет пантомимы, оттенив жуткие и гротескные моменты ее. О постанове можно спорить, Построенная широкими ступенями сцена второго акта, хотя и представляет возможность выделить каждого участника из слитности, все же несколько утомляет однообразием этого хоровода вверх, вниз и обратно. Трудно также и при довольно пылком воображении счесть ряды натянутых веревок стройными колоннами. Правда, мы подходим к этому с нашей «устарелой» натуралистической точки зрения. Театру удалось захватить зрителей, остававшихся немного холодными после первого акта. Второй и последний обязаны определившимся успехом драматическому дарованию А. Коонен и Л. Фенина, пластичности грустной Пьеретты, темпераменту оригинального Арлекина.                И. К.

Эхо, 1925, 25 августа.

 ЖИРОФЛЕ-ЖИРОФЛЯ: «Прошла вчера в третий раз с таким же шумным успехом, как и в первые два дня. Неоднократно действие прерывалось оживленными аплодисментами (особенно после удивительно ритмично проведенных ансамблей 2-го акта), на сцену бросали цветы. В публике было очень много зрителей, с большим удовольствием еще раз смотревших эту веселую, мелодичную, в увлекательном темпе сыгранную оперетту. Остроумие трюков, удачливый грим, искрящаяся непринужденным юмором, заразительным весельем игра всех артистов все это вызывало дружные взрывы смеха. Те, кому не удалось посмотреть эту музыкальную эксцентриаду, будут очень довольны, узнав, что МКТ остается еще на 2 гастроли».

Эхо, 1925, 25 августа.

  ВЧЕРАШНИЙ СПЕКТАКЛЬ: «МКТ закончился долгой несмолкаемой овацией, устроенной публикой исполнителям «Жирофле-Жирофля». Зрительный зал упорно вызывал на сцену режиссера и организатора театра г. Таирова».

Эхо, 1925, 27 августа.

  ПРОВОДЫ: «Вчера актеры каунасских театров устроили дружеские проводы артистам Московского камерного театра. Дружеские приветствия вместо официальных речей и общий тон всего вечера создали настроение не сухого банкета, а теплой  товарищеской атмосферы. Горячими аплодисментами было награждено каждое слово А. Таирова, говорившего о братстве искусства и приветствовавшего всякое стремление в искусстве идти вперед, а не застаиваться в окаменевших рамках. Проводы затянулись до 5 часов утра».

Эхо, 1925, 28 августа.

  P.S. После 1925 г. Литва ещё в течение 15 лет являлась независимым государством, но в чём же причина, что на гастроли в эту страну Московский камерный театр больше не приезжал?