Мы умрем молча. Рецензия Игоря Льва
1.
;Как вы хотели бы умереть? -
Молча;.
(Светлана Венкова).
То есть, красиво. Никого не напрягая. Чтоб
никто не знал о моих предсмертных мучениях. Тем более, не страдал бы сам – ни вынужденно
меня жалея, ни суетясь обязанностью обслуживания моей немощи.
И не спектакль такой чтоб я отбывал, ради
хорошего впечатления о себе, а искренне и светло мне было бы.
И если выполнил, и если не выполнил своего я жизненного задания.
И если вкусил блаженной неги бытия, и если чаша такая прошла меня мимо.
Ну, а если нет до меня никому дела, то какая кому разница, корчусь ли я в
смертельных своих шумах, или лежу просветлённый? Пусть себе страдают от необходимости
имитировать любовь. Это их выбор и их проблемы.
Ну, а если и вправду любят, они и муки мои громкие примут, и светлая моя
радость предсмертная их не обрадует.
Что же это за «молча» такое?
А вот сейчас
и узнаем.
2.
«Мы умрем молча».
Я всегда торможу о всякое «мы». Кто именно
«мы»? Все вообще люди?
Но первой строчке предшествует эпиграф. Автор эпиграфа хотел бы так жить, чтобы
умереть молча.
Кстати, я недостаточно этот эпиграф продумал. «Молча» вполне может означать –
без боли, неожиданно. Но стоило бы ради такой мечты городить поэтический
огород?
Нет уж, «молча» означает именно спокойно и светло глядя и в прошлое, и в
настоящее, и в будущее это самое, которое предстоит умирающему.
Причём молчать он будет не для того, чтобы произвести достойное впечатление на
смотрящих на него. Он молчать будет и тогда, когда на него никто вовсе и не
смотрит.
Молчать он будет потому, что ему уже нечего будет сказать никому. Потому, что
ему повезло всё своё уже сказать при жизни – он успел всё сказать, постарался
успеть. А повезло ему со способностью его завершить дело жизни. То есть, со
способностью жить.
3.
«Мы умрем молча».
Если «мы» - не вообще все-все-все, то это какие-то определённо-конкретные «мы».
Автор знает, кто они такие, я – нет. Видимо, узнаю из дальнейшего.
Но если изменить понимание «молча», если понимать под этим «нас никто не
услышит». И никто, мол, в самом деле не узнает о смерти нашей, потому что никто
нашу душу и не знал. Для себя нас да, знали. Но не для нас. Смерть наша огорчит
тех, кто больше не станет от нас получать того, что получал от нас при нашей
жизни.
Значит, я не научил их, остающихся после меня, самим справляться, без меня, с
тем, с чем они справлялись с моей помощью.
Выходит, я не оставил на земле себя. А они, плачущие по мне, как были до меня
беспомощны, так и окажутся немогущими после меня. Во мне же был способ жить, но
я их ему не научил, выходит.
4.
«Каждый будет одинок и счастлив».
Вот, какие это «мы», оказывается.
Свободные от зависимостей от других людей. Кто ж ещё счастлив, когда одинок,
как не человек, для счастья своего ни в ком не нуждающийся?
Потому он и умирает молча, что себе самому говорить ему ничего не надо – сам он
всё своё и так знает. Он достиг собственной сущности, превратился в неё – и это
и есть счастье.
А другой человек, другие люди, которым всё говоришь и говоришь – это всё твой
способ добраться до себя самого.
Однажды ты поймёшь, что говорить им бесполезно. И что единственный человек, с
кем стоит говорить – это ты сам.
Кому же говорит это автор, если мы его слышим? Он явно не с собой
разговаривает.
Но он же ещё и не умер. Он не дошёл ещё до своей сущности, не встретился с
самим собой-истинным. А когда встретится, он умрёт для всех остальных. Они ему
больше не будут нужны. И делать тут с ними ему будет нечего.
Интерес к другим указывает, значит, на заблокированность дороги к самому себе.
5.
«Это возможно не будет ночью, и может мы станем частью
Пространства; неба и космоса…
И полетим крылаты…»
А почему нельзя стать такой частью ночью? И что означает «ночь» во всей этой
метафоре?
Ночью для моего
разума, то есть, когда мой разум спит, порождая, как известно, чудовищ. Я же,
мол, двухфазный – «то взлёт, то посадка», как у Визбора.
Да, но почему он не пишет «я»? Он к кому-то обращается?
6.
«Ты будешь мне задавать вопросы, а я отвечать:»
Ага, есть у него некая «ты» - это они оба
умрут молча. Но порознь. Если каждый будет одинок. Но счастлив. Да, но если
умирать они будут порознь, как же случится этот обмен вопросами и ответами? Он
будет происходить во время их, каждого в отдельности, умирания? Он умирает у
себя, она – у себя. Но при этом она всё спрашивает и спрашивает его, а он всё
ей отвечает и отвечает.
При этом – молча. Молча – для остального мира людей? Или молча и для друг
друга? Потому что так не поведали друг другу самых главных своих тайн?
7.
«Всё понимая и зная: кто ты…»
То есть, он будет про неё и так всё понимать. Даже без её собственного рассказа
о своём сокровенном.
«И как-то почувствую то, что я с тобой счастлив…»
Пусть молча, пусть так и не сказав ничего миру. И даже друг другу так и не
сказав главного. И не находясь вместе – ведь каждый одинок.
Или они физически
вместе, но всё равно одиноки. Потому что она всё спрашивает у него и
спрашивает. Значит, всё ещё одинока, если спрашивает. И он одинок, если она
одинока. Даже если они физически вместе.
И вдруг он понимает, что счастье вовсе не в том, чтобы миру что-то сказать.
Тем, что получилось у него с нею – а у него с нею получилось счастье - он
сказал уже всё. А всё – это гораздо больше того, что он мог бы сказать миру. Пусть
мир теперь сам говорит себе то, что ему нужно. Глядя на это его счастье. Его
это счастье – это то, что он говорит миру. А так как счастье не говорят,
поэтому – молча.
8.
«А, может, мы не умрем и будет всё совсем в другом, новом мире:»
Не умереть – это и значит построить
другой, новый мир. Не умереть – значит строить что-то в реальности. Строить и
построить. Слово должно перейти в дело. А если нет дела, значит, не было и
слова. Значит, те слова, что были, не слова, а молчание.
9.
«Ты так же поправишь волосы и утром мы
встанем с тобой
В новом городе и нам незнакомой квартире».
Это будет
город, построенный ими самими? Или это будет вообще иная реальность? И они –
будут не они? Это как воплощение в новом теле. Да, надо своё предыдущее тело
оставить. Вместо со своими всеми персонами.
10.
«Каждый своей умирает смертью, а мы не
одни:»
Каждый из них – не каждый, как другие. Они
не как все. Он противопоставляет вроде бы не противопоставимое: смерь и
неодиночество. Умирать – умираем, но не в одиночестве. Друг с другом? Или они
плюс ещё кто-то? Мы – то есть, он и она, умирают смертью общей – вместе умирают?
Или они не одни, поэтому они не умирают? Они двое и есть ещё люди?
Они вдвоём, поэтому вопрос смерти для них исчезает.
«Мы одиноки не будем».
Он, умирая, не будет одинок, при нём будет она. А она? Он пророчествует: и она
не будет одинока.
«И пусть мы умрем отдельно и молча,
Но мы встретимся: назло расстояньям и будням…»
Это про встречу на том свете? Вам нравится такой вариант? Мне – нет. Я хочу,
чтобы она встретилась с ним наяву. Во всяком случае, ощущать она должна и
живой, и счастливой. И всё – благодаря ему. За ней – вопросы, за ним – ответы.
Он оставил ей свои ответы на её вопросы. Встретиться с ним на земле означает стать
и быть счастливой. Как? Спрашивай, его любимая, он тебе ответит.
Другие рецензии Игоря Льва на стихи Сергея Радченко: http://proza.ru/avtor/sergeyrad&book=9#9
Больше текстов Игоря Льва - на странице "Игорь Лев 2" Прозы.ру, ссылка: http://proza.ru/avtor/igorlev2?ysclid=m7adofa7bf128279810
Свидетельство о публикации №225092500866