Глава 4. Первая кровь

Пришла осень, и воздух стал прозрачным и холодным. Листья желтели, падали на землю, и ветер гнал их по тропам, как стада мелких зверьков. Мужчины собирались на охоту, и в этот раз с ними пошёл Ирдар. Он уже не был мальчиком, что играет в войну, — его руки знали тяжесть щита и копья. Но в этот день он должен был сделать шаг дальше — добыть кровь для рода.
Торвальд молча протянул сыну копьё. Оно было легче боевого, но всё же настоящее. Железный наконечник сверкал холодно, древко было гладким от ладоней многих охотников.
— Сегодня ты идёшь с нами, — сказал он. — Сегодня узнаешь цену крови.
Ирдар кивнул. Он чувствовал, как в груди бьётся сердце, будто хочет вырваться наружу. Но лицо его оставалось спокойным. За ним стояли другие мальчики, его ровесники, но именно на Ирдара смотрели внимательнее всего. Он был первым, кому позволили выйти вместе с мужчинами.
Они двинулись в лес. С каждым шагом деревня отдалялась, и звуки человеческих голосов тонули в гуле ветра и шелесте листвы. Лес был другим миром. Здесь пахло сыростью, землёй, прелыми листьями. Здесь каждый звук был важен, каждое движение — значило жизнь или смерть.
Мужчины шли молча. Торвальд впереди, за ним Ирдар, дальше — остальные. Копья были наготове, глаза — зорки. Лес принимал их без радости, но и без вражды, словно проверял.
Первым они увидели следы оленя. Торвальд присел, коснулся земли пальцами и поднял голову. Его глаза сверкнули — зверь был близко. Он махнул рукой, и охотники двинулись дальше, тише, словно тени.
Скоро они вышли на поляну. Там, среди сухих трав, стоял олень. Большой, с рогами, раскинувшимися, как ветви дерева. Его дыхание поднимало пар, и он настороженно поводил ушами. Мужчины остановились, и тишина легла, как покрывало.
Торвальд жестом указал на Ирдара. Сердце мальчика ухнуло вниз. Это был его час. Он поднял копьё, чувствуя, как руки дрожат. В этот миг всё вокруг исчезло. Остался только он и зверь. Олень поднял голову, их взгляды встретились. И в этих тёмных глазах Ирдар увидел благородную силу и спокойствие.
Он сделал шаг вперёд, второй, поднял копьё и метнул. Воздух прорезал свист, и наконечник вонзился в бок зверя. Олень вздрогнул, поднялся на дыбы, рога блеснули в воздухе. Мужчины ринулись вперёд, добивая, и вскоре зверь пал. Земля задрожала под его телом, и пар вырвался из пасти, как последний вздох.
Ирдар стоял, не веря, что это его рука бросила копьё. Мужчины обступили его. Торвальд положил руку на плечо сына.
— Теперь ты знаешь, — сказал он. — Кровь добывается трудом и смелостью. Сегодня ты стал ближе к тому, чтобы быть мужчиной.
Ирдар опустил взгляд на оленя. Он видел кровь на земле, красную, горячую, и сердце его сжалось. Это был первый раз, когда жизнь покинула тело от его руки. Он чувствовал гордость, но и тяжесть. И он понял: каждая победа несёт с собой цену.
Так Ирдар впервые пролил кровь — не в игре, а по-настоящему. И с этого дня его имя стало звучать в деревне громче. Он уже не был ребёнком. Он был охотником, стоящим на пути к воину.

Они вернулись в деревню уже под вечер. Солнце клонилось к закату, и его свет ложился алым отблеском на рога оленя, которого охотники волокли в деревню. Все жители её вышли им навстречу — женщины, дети, старики. Крики, смех и возгласы разнеслись по улице: добыча была велика, а значит, зима станет легче.
Но для Ирдара этот день имел особый смысл. Его шаги были тяжёлыми — не от усталости, а от осознания того, что он сделал. На его руках всё ещё чувствовалась тяжесть копья, в ушах звучал последний вздох зверя. Он понимал: теперь он иной.
Старейшины велели сложить тело оленя у костра на площади. Вокруг собрались все. Дым поднимался в небо, ветер тянул запах крови, и воздух был густ, словно сама земля ждала обряда.
Первым выступил Торвальд. Он взял нож, разрезал шкуру и достал сердце зверя. Горячее, ещё бьющееся, оно парило в руках.
— Сегодня кровь пролил мой сын, — сказал он громко, так, чтобы все слышали. — Сегодня Ирдар показал, что не боится смотреть в глаза жизни и смерти.
Он протянул сердце Ирдару. Мальчик принял его обеими руками. Оно било жаром, и пальцы его дрожали. Старейшина, седой и строгий, вышел вперёд и произнёс:
— Тот, кто пролил первую кровь, должен вкусить её, чтобы дух зверя вошёл в него. Пусть сила станет частью силы, пусть жизнь перейдёт в жизнь.
Ирдар поднял сердце к губам и откусил кусок. Тепло и горечь наполнили рот, и он едва удержался, чтобы не оттолкнуть его. Но он сдержался. Толпа загудела, и мужчины кивнули: мальчик выдержал.
Затем женщины вынесли чашу с медовухой. Её передали Ирдару. Он сделал глоток, и сладкий вкус мёда смыл железо крови. Старейшина поднял руки:
— С этого дня Ирдар сын Торвальда — не ребёнок, но охотник рода. Его имя будет звучать в кругу мужчин.
Толпа закричала, женщины запели короткую песню, а мальчики с завистью смотрели на Ирдара. Он стоял с чашей в руках, и в сердце его боролись два чувства: гордость и тяжесть. Он знал, что сделал первый шаг. Но он также понял — каждый следующий будет труднее.
Вечером мясо оленя разошлось по домам, и вся деревня ела добычу. У костра пели, смеялись, славили Богов. А Ирдар сидел рядом с отцом и молча смотрел в огонь. Торвальд положил руку ему на плечо.
— Запомни, сын, — сказал он. — Сегодня ты стал охотником. Но быть воином труднее. Там кровь проливается не звериная, а человеческая. К этому дню ты тоже должен быть готов.
Ирдар кивнул. В его глазах отражалось пламя, и в груди крепло понимание: дорога только начинается.

Праздник длился до глубокой ночи. Песни разносились по всей деревне, костры гудели, и искры летели в небо, словно звёзды. Мужчины пили медовуху и смеялись, женщины танцевали, дети бегали меж взрослых, а старики рассказывали истории о прежних охотах и славных битвах. В тот вечер имя Ирдара звучало часто. Его называли охотником, мужчины хлопали его по плечу, а девушки смотрели на него иначе, чем раньше — не как на мальчика, а как на того, кто впервые пролил кровь.
Но не все разделяли радость.
Харальд стоял в тени у края площади. Его глаза блестели, но не от веселья. Он видел, как люди славят Ирдара, и сердце его сжималось. Когда-то именно Харальда считали сильнейшим среди мальчиков. Он был выше ростом, шире в плечах, и долгое время никто не мог ему противостоять. Но теперь всё изменилось. Сначала Ирдар одолел его на состязании, а теперь стал охотником раньше других. Завтра все будут говорить только о нём.
Харальд сжимал кулаки. Он чувствовал, как внутри кипит ярость, и в то же время — зависть, горькая, как жёлчь. Он вспоминал, как Ирдар протянул ему руку после поединка, и снова видел в этом не дружбу, а снисхождение. Теперь же он слышал смех и песни, обращённые к Ирдару, и это резало его слух, словно нож.
Его отец встал рядом, посмотрел в толпу гуляющих на площади и повернулся к сыну.
— Ты сердишься, Харальд, — сказал он тихо. — Но не забывай: дорога длинна. Сегодня чествуют его, завтра — тебя. Каждый получит свою славу.
Но слова эти не утешили мальчика. Он смотрел, как Ирдар сидит у костра рядом с Торвальдом, как мужчины поднимают за него кубки, и внутри шептал голос: «Почему не я? Почему всегда он?»
Когда праздник подошёл к концу, и люди начали расходиться по домам, Харальд стоял всё там же, в тени. В его сердце рождалась решимость. Если Ирдар стал охотником первым — значит, Харальд должен будет стать воином раньше него. Он докажет всем, что сильнее, и имя его зазвучит громче.