Техника переворотов. Александр I в Троппау

Продолжаю о Конгрессах XIX века.

Человек XX века (а человек XXI-го – это карго-версия человека XX-го) не понимает истоков революций, даже если знает не пропагандистские версии об угнетённых народных массах, а тайные движения путчистов.

Истоки – в революции принципов международных отношений. Венский конгресс установил не только мир и границы, – он создал постоянный союз гигантских пауков. До этого альянсы носили частный и временный характер, и могли переворачиваться прямо на поле боя. Эпохи до 1815 – это непрерывные войны в разных составах, XVIII век – сплошное месиво Англии и Франции в битве за лидерство. До этого то же самое было в борьбе Франции и Испании. Войн не стеснялись.

Гениальный дипломат Александр I сделал такое развитие событий принципиально невозможным и перевёл конкуренцию на поле, где царствовал сам – в область интриг и дипломатии. Не случайно именно Венский конгресс (с уточнениями в Ахене) принял первый всеобщий дипломатический кодекс, которым, в целом, пользуются и по сей день.

Последующая столетняя война (Первая Холодная война) завершилась победой Британии как раз в тот момент, когда США в точно таком же приятельском стиле вытеснили и саму Британию с вершины пьедестала.

Венский конгресс незамедлительно породил новые формы противостояния не на жизнь, а на смерть, которые резко девальвировали армии и флота, а гиганты мировой системы формально продолжали оставаться друзьями: не вели крупных всеобщих войн – всё хлеб.

Региональные войны были, но короткие, конвенциональные и без лишних зверств. Потом все тузы снова собирались на конгрессы и выкладывали карты (мира). В местах со второго по пятое происходили подвижки и подмены, но ни один барабанщик концерта держав не пострадал, а пятёрка лидеров оставалась неизменной.

Революции, инспирированные извне не были новостью: Американская и Французская прошли на начальных стадиях с эпическим успехом, но потребовали прямого вмешательства интересантов и, как следствие, прямой же войны.

Революции после Венского конгресса – то ж совсем другое дело.

В сравнении с главным конкурентом, Россией, Британия имела один, но существенный бонус. Её версии чужих революций имели бо;льшую глубину, то есть пускали корни, которые потом было труднее удалить.

То есть, на первом уровне сложности сварганить династический переворот в свою пользу было делом плёвым, с этим справлялась и Пруссия в гостях у мелких немцев, а Александр, танцуя и расшаркиваясь, устроил шухер со смертоубийствами наследников до третьего колена в самой Англии.

Переворот второго рода был на порядок сложнее. Он предусматривал региональный сепаратизм, но под благородной религиозной или этнической эгидой. Для этого годилась интервенция тайных обществ, но готовилось дело годами: нации-дети банально не понимали, чего от них хотят старшие, сами оперившиеся в технологии национализма только что. Как русские и англичане с разных концов готовили национально-освободительную борьбу, я писал. В деле Греции, например, одни освобождали древних эллинов, а другие византийцев.

Но англичане изначально готовили революционный каскад: переворот – верхняя палата – нижняя палата – конституционная монархия, то есть, полуреспублика.

Дело в том, что у них был развит парламентаризм, и эту технологию они взрывали у чужих.

В самом парламентаризме ничего страшного нет, если нет представительства. В Англии была развита не столько парламентская, сколько околопарламентская демагогия, то есть такая, при которой очень слабые представительские достижения (менее 1% населения) подавались как пример для всеобщего подражания.

Не вводя представительства у себя, британцы наперебой предлагали его для воспроизводства, но нижние палаты предполагалось открыть для «всех» – и набить её своими агентами, пользуясь отработанными выборными технологиями. В самой Британии против распоясавшихся демократов существовали предохранители в виде покупных мест в Палате Общин через системы «гнилых местечек» и «карманных округов». Сами округа ювелирно создавались королевской властью под своих кандидатов и были инструментом партийного баланса и предметом торга на верхнем уровне. Системы не стеснялись, её открыто защищал, например, Питт, прошедший через неё до кресла главы кабинета.

Конечной целью создания нижних палат подкупленных и бесплатных полезных идиотов была полу-республиканизация континентальных монархий с подавлением правящего слоя аристократических хозяев и культурной элиты.

А вот республики годились не везде. Была уже Французская Республика. Вроде, бинго. А толку? Главным-то словом оставалось первое. Поэтому, когда новая короста отпала, обнаружилась Французская Империя, ещё более опасная, чем старорежимное королевство. Так что ну их, эти республики в Старом Свете. Там люди много о себе понимают. Особенно в Италии. Где старые дожи дожили до республик нового времени, где люди ещё помнили о почти глобальной мощи Венеции и Генуи. Потому с такой жестокостью была подавлена Партенопейская республика. Сапогом.

В этом смысле ничего нового после Венского конгресса не случилось. Собственно, это не было даже английским изобретением. Сепаратизм с республикой в деле США опробовали как раз на них – гораздо более развитые в деле представительства (и вообще, идеек) французы. Иезуиты кусали локти от зависти, когда для американских ура-патриотов шутники из Пале-Рояля сочинили слоган «Нет налогам без представительства».

Шутки шутками, но бумеранг во Францию вернулся с поразительной точностью и удесятерённой мощью. По пути к Филиппу Эгалите он срубил немало несчастных голов, но начал герцог именно с тех самых налогов и займов. И для их коррекции посоветовал Людовику сначала созвать (орлеанистское) Собрание нотаблей (которое не собиралось полтораста лет), которое в свою очередь потребовало созвать Генеральные Штаты (не созывавшиеся столько же). Потенциальных путчистов во главе с герцогом Орлеанским король арестовал, но под беспрецедентным давлением из ближних кругов объявил о созыве. (Королевские тролли пытались созвать менее масштабные, свои съезды, апеллируя к мифическому XIII веку, но не удалось, ибо сказки сказывать можно на историческом факультете,– а из бухгалтерии вас с теми гроссбухами погонят пинками.)

Это был сам по себе плохой знак: предыдущее Сословное Собрание (это правильный перевод для неуклюжего инвалида «Генеральные Штаты») закончился гражданской войной, но в ней королевская партия одержала победу, что, конечно, давало Людовику психологическое преимущество.

Известно, что чем больше тусовка, тем больше буча. В общем, управляемый хаос и требовался, особенно с учётом правильно и технологично проведённых выборов среди третьего сословия. Людовик предписал Сословному Собранию утвердить налоги, «обсудить и записать протесты, жалобы и обиды», то есть, посоветоваться. Ну, только он отвернулся, Советский Союз ему и жахнул. На второй же день. (Большевики историю помнили: разогнали Учредилку после дня первого.)

[Созыв древних и принятых съездов – дело стрёмное, из разряда половить рыбку в мутной воде. Церковные путчисты требовали у Николая собрать Поместный Собор, которого не было с 1689. Стоило собраться, как сразу явлено чудо – европейского царя не стало, а азиатский патриарх сидит. В 1989 сгустилось чудо-юдо Съезда народных депутатов СССР и – съело СССР, чьей головой и было.]

Вот против таких собраний и было создано собрание монархов – Священный Союз.

Всё это было тогда хорошо понятно (а сейчас почему-то плохо). Александр отбрыкивался от английских учреждений всю жизнь. Под давлением англичан принял конституции для новых окраин (это было условие согласия Британии на аннексию Польши и Финляндии, через двери которых на паровозе Думы они рассчитывали въехать в Петербург). Там же ввёл парламенты (в Финляндии Сейм послушных и лояльных немцев собирался один раз). Англичанам отчитался: вот сейчас опробуем на этих, а там и... Верхнюю палату, Госсовет, согнал в Петербурге в одну ночь, докладывать об успехе дела парламентаризации поставил английского надзирателя Сперанского. Но против сословной Думы – стоял насмерть. И после него ещё трое. Николай II под яростным давлением англичан Думу ввёл. Она его и свергла.

В Европе всё произошло быстрее. Надо понимать, что суть Холодной войны внутри ЕС девятнадцатого века – именно в этом. Англичане торпедировали монархии, («Континентальные») Конгрессы отстреливались залпами от английских провокаций и ограничивали Британию в экспансии. Атомную бомбу 1848 готовили с 1815.

Историки подают Конгрессы фрагментарно. А европейских монархов рисуют реакционерами. В смысле, чудаками на побегушках, которые реагировали на мелкие события. Типа, где-то что-то звякнуло: реактивные коты сбежались ловить мышь. Вроде бы боролись с новыми веяниями, с чаяниями народов, с прогрессом эпохи и с самим временем. А короны собирались спасать – себя и свои страны от разорения. И уж, конечно, спасать не от своих мышкующих народов. А от международных крыс.

Ведь как описывается Конгресс в Троппау. По зову муэдзина Меттерника сорвались с мест три акулы и сотня прилипал. Прилипал, но так, ростом с тунца и той же прытью. С чего бы? А что-то дёрнулось в Неаполитанском королевстве. Заштатном Неаполитанском королевстве.

Но если копнуть чуть глубже, то выяснится, что за него шла отчаянная борьба уже лет сорок. И если копнуть ещё чуть глубже, выяснится, что этими культурными, процветающими и успешно реформированными краями уже довольно давно пыталась заправлять Британия: сначала хаос наводил адмирал Джон Актон, а потом Нельсон массово и с чудовищной поспешностью казнил противников Британии, сторонников Франции, республиканцев и своих личных врагов. Эта страна одной из первых испытала прелести вторичной республиканизации, там насадили подконтрольные тайные общества, которые после разгрома стали прото-мафией.

Несчастная земля, на которую положили глаз чужие люди, обгаженная чёрными легендами и разорявшаяся английской каморрой, не может оправиться от пожизненной опеки по сей день.

Неаполитанская революция случилась сразу после Испанской. Союзник против Наполеона, но конкурент в Америках, Испания получила подарок в виде долгоиграющего контингента интернационалистов из Британии. «Союзники» занимались модерацией войны, как и всюду на континенте: никто не должен был одержать победу слишком быстро. Тем временем, в Испании насаждались тайные общества, которые впоследствии по команде революцию и учинили. Британии требовалось ослабить испанскую метрополию, чтобы она не могла послать силы в Америку, где уже вовсю распоясались сен-мартены и боливары.

Этому хаосу проанглийских революций и противостоял Священный Союз.

[Карл VII Бурбон и весельчак. Человек высокой культуры. Просвещенный абсолютный монарх, герой Неаполя по сей день. Добился для своей страны процветания, после чего уплыл королём в Испанию под номером 3 (Карл), привёл к невиданному росту и эту страну. Сторонник США. Это к вопросу о парламентаризме и демократии. Всё, что в обеих странах создал этот человек, уничтожили представительские парламентские прогрессоры. Из страны парламентаризма управленческий хаос на ненавистную итальянскую землю привёз некий сэр Джон Актон. Отомстил Карлу за поддержку США.]

А ещё... Все акцентируют внимание на том, что начиная с Конгресса в Троппау обрисовался тесный конвент троих: России, Пруссии и Австрии. Но никто не отмечает, что это был союз держав неколониальных. Держав слишком континентальных и поздних, опоздавших в битве за Новый Свет. Но никогда не бывает слишком поздно. И бороться (надо признать, красиво) они стали за ослабление старых колониалистов – в компании и поштучно.

За Испанию, конечно, вступились, но позже.

Ну и я, – позже.