Роза

Память возвращает мне порой какие-то необычайные картины из самого раннего, почти-что бессознательного детства.

То белые, в рединных длиннополых рубахах, косари, будто архангелы парящие по-над пожнями, размеренно взмахивающие косами-литовками аки крылами. То бесноватой дедка Яков, скачущий посредь родной деревни на деревянной своей ноге в одном исподнем с шашкой наголо. То летний жаркий полдень в преддверии грозы, где бабка моя, Ольга Андревна, принимает сено стоя на стогу, смеясь и радуясь тому, что успели до «дожжа» сметать зарод.

Или, вот, колхозная шняка-завозня, спешащая поздним вечером с доярками из-за реки. Звук тарахтящего её мотора разносится далеко над зеркальной гладью засыпающей реки, перемешиваясь с рваными хлопьями поднимающегося тумана. Чёрный засмолённый корпус завозни мягко режет тягучую плоть, и пологие волны плавно расходятся длинными стрелами, заплетаясь пенящимися хвостами в песчаную кромку берега. Упахавшиеся за день доярки заводят нескончаемо-протяжную песнь, и она растекается над широкой поймой, высоким угором и достаёт до самой нашей деревни, затерявшейся среди бескрайних цветущих лугов.

А то вспомнилось мне, вдруг, опять, что стоял там, на краю деревни, когда-то давным-давно, ещё один дом. Последний в ряду. Он был маленький, на три или четыре оконца по фасаду. Старенький и низкий. Серый вросший в землю сруб с дощатой ветхою кровлей и вымазанными голубой краской оконными рамами и дверью. Один только раз я отважился зайти внутрь. Там, в передней, стоял лишь обшарпанный деревянный стол, да висел в красном углу пустой тяжёлый киот, украшенный позолоченной резьбой-виноградьём.

Одно время в этом доме жила чужая нам заезжая семья. Бабка называла их «цыганами». Их образы возникают в моём подсознании словно двадцать пятый кадр. И в этот момент я вижу их всегда в одном и том же, словно застывшем, положении. Вот они - стоят возле своего дома, заросшего высокой цветущей травой. Яркое солнце пробивается сквозь ветви огромных берёз, создавая рябые тени на доме, на траве, на их непривычных и непонятных мне почти мистических фигурах. Невысокий мужик, с потемневшей от ветра и солнца кожей, одетый в мятый выгоревший, старинного кроя, длиннополый пиджак. Штаны его заправлены в чёрные, до колен, яловые сапоги, на голове - то ли кепка, то ли картуз. И женщина, его жена, в накинутом на плечи цветастом платке, закутанная в длиннополые одёжи, и две маленькие девочки рядом с ними. Старшая, лет семи-восьми, похожая на свою мать, стоит опершись плечом на стену дома, и младшая, почти моя ровесница, - держится за материн подол. Их лиц я не помню совсем. Знаю только, что ту маленькую девочку звали Роза. Они исчезли внезапно. В одночасье. Я даже не видел, чтоб они увозили какой-то скарб. Просто - ушли и всё.

И дом этот исчез незаметно, как-то сам собою. В нашей жизни в то время уже появились электрический чайник, алюминиевая посуда и цветастая клеёнка на столе. Мы уже бегали по двору в шортах и сандалях. Подступало время лодочных моторов, телевизора и холодильника, и было совсем не до того.
С той поры у меня осталось много чего. Я знаю как сучить дратву и вязать дель, шить лодки и подшивать опорки. Могу сметать зарод, поставить перемёт, нащепать лучин, наколоть дров, натесать плах, накосить травы, Умею цапать шерсть, рубить чаши, катать фляги, ворошить сено, окучивать картошку, заставать корову и навязывать овец…

Я готовлю себе сухой завтрак в тесной кухоньке в квартире на пятом этаже. Под ногами озабоченно ёрзает робот-пылесос, и маленькая словоохотливая колонка бодрым голосом рассказывает мне, как правильно настроить систему "умный дом" на смартфоне. Я так и не могу, сколь ни стараюсь, вспомнить лица тех странных людей. Мне только всегда немного тревожно за маленькую девочку Розу.