Журнал по animal chaplaincy, запись 4
Еврейский универсализм в голосах творения
Несмотря на то, что после первого занятия по animal chaplaincy прошло уже три недели, я всё ещё возвращаюсь к словам Якоба фон Икскюля, немецкого биолога из Прибалтики: «Все животные, от самых простых до самых сложных, встроены в свои уникальные миры с одинаковой полнотой».
Эти слова оживают для меня каждый вечер на Брайтон-Бич. Между океаном и многоэтажками прячется полоска травы, и в ней звучит иной хор. Сначала тихо, затем всё отчётливее раздаются сверчки и цикады. Их стрекот — тонкий, но упрямый — словно сама земля шепчет: «Я жива». А утром я слышу воробьёв, встречающих рассвет звонкими переливами. Голос morning dove звучит мягко и печально, почти молитвенно.
И вдруг — неожиданное чудо: зелёные попугаи, которые нашли себе дом среди камня и проводов. Иногда на Брайтон-Бич можно увидеть их стаю, и время от времени они попадаются в разных районах Бруклина. Их громкие крики звучат неожиданно и радостно, словно кусочек тропиков пробился в городскую среду. Когда-то завезённые из Южной Америки, они сумели выжить в зимах, где, казалось бы, им не было места. Теперь они строят огромные коллективные гнёзда и своим присутствием напоминают: жизнь всегда находит путь.
Всё это — и есть еврейский универсализм. В книге Берешит (1:31) сказано: «И увидел Бог всё, что Он создал, и вот — хорошо весьма». В Талмуде (Хулин 63а) мы читаем: «Нет твари в мире без предназначения». А в мидраше (Берешит Раба 10:6): «Нет ни одной травинки внизу, над которой не стоял бы ангел наверху и не говорил ей: расти».
Каббала учит, что каждая душа несёт в себе ницоц элоки — искру Божественного света. Даже у самых малых созданий — сверчка, воробья, попугая, кошки. Их голоса — это не просто звуки. Это молитвы. Это свидетельство полноты их миров.
Особое место занимают кошки — вечные спутники человечества, начиная с Адама. В Талмуде сказано: «Если бы Тора не была дана, мы могли бы учиться скромности у кошки» (Эрувин 100б). Кошки бывают разными: домашние, уличные, дикие. Среди них есть и особенные — как порода Канаани, возникшая в Иерусалиме. В её основу легло скрещивание дикого кота и уличной кошки, а позже к созданию породы были добавлены бенгальские, ориентальные и абиссинские кошки. Произошло это во многом случайно, в результате акта милосердия — но это уже отдельная история, о которой я расскажу более подробно в следующем журнале.
Кстати, я собираюсь писать роман под названием «Канаани». Кто знает, может быть, он будет номинирован не только на Нобелевскую премию по литературе, но и на премию мира.
Для меня еврейский универсализм — это способность слышать этот хор. Видеть, что каждый мир целостен, каждая жизнь — значима, каждая душа — носительница света. Это путь, где еврейская традиция не противопоставляет себя творению, а напротив — утверждает святость всего живого.
Когда я слушаю вечерних сверчков, рассветных воробьёв, радостных попугаев и мурлыканье кошки, я понимаю: мир уже молится. Мир — это хор. И в этом хоре есть место каждому.
P.S. Спасибо большое Sarah Bowen за то, что она учит меня видеть всё это.
Свидетельство о публикации №225092601873