Глава 6. Сигрид

Однажды весной, когда снег уже сошёл, а река шумела от талых вод, в деревню прибыла семья с севера, с норвежских фьордов. Они пришли вместе с соседним родом, и привели с собой дочь. Её звали Сигрид.
Ирдар впервые увидел её у реки. Она стояла с другими девушками, помогала полоскать ткани в холодной воде. Ветер развевал её светлые волосы, глаза её были ясны и глубоки, как весеннее небо. Она смеялась с подругами, и её голос звенел чисто, словно колокольчик. Ирдар остановился, поражённый, будто впервые увидел свет после долгой зимы.
Сигрид заметила его взгляд. Она не отвернулась, а улыбнулась ему — просто, без стеснения, как будто знала его всю жизнь. В этой улыбке было столько тепла, что Ирдар почувствовал, как сердце его дрогнуло. Он стоял, не зная, что сказать, но внутри него вспыхнуло чувство, которого он раньше не знал.
Вечером того же дня деревня устроила пир для гостей. Мужчины ели мясо и пили медовуху, женщины пели песни, дети бегали у костра. Ирдар сидел в стороне, но взгляд его всё время искал Сигрид. Она танцевала с подругами, её шаги были лёгкими, и смех её разносился над толпой. Он не мог отвести глаз.
Асгейр, заметив это, усмехнулся и сказал ему тихо: — Воины мечтают о славе и крови, но сердце их всё равно ищет женщину. Береги свой взгляд, Ирдар. Иногда он сильнее любого меча.
На следующий день Ирдар снова встретил Сигрид у реки. Она подошла сама и спросила:
— Это ты тот, о ком здесь говорят? Ирдар, сын Торвальда.
Он кивнул.
— А ты — Сигрид?
Она улыбнулась.
— Я слышала, что ты отличный охотник, что однажды, рискуя погибнуть, победил волка. Но вижу — ты не хвастаешься этим. Это хорошо.
Ирдар смутился, но ответил твёрдо:
— Дела сами говорят за себя. Слова ничего не стоят.
Сигрид посмотрела на него с уважением. В её глазах мелькнуло то, чего он давно не видел в чужом взгляде, — доверие. И тогда он понял: их встреча была началом чего-то большего.
Так в жизнь Ирдара вошла Сигрид — девушка, чья улыбка согрела его холодное сердце, и чьё имя отныне стало звучать рядом с его именем.

С тех пор Ирдар и Сигрид начали видеть друг друга всё чаще. Сначала случайно — на берегу реки, где девушки полоскали ткани, а юноши чинили лодки; на улице деревни, где они встречались взглядами и обменивались короткими словами. Но постепенно случайные встречи стали обретать иной оттенок. В каждом взгляде рождалось тепло, а в каждом слове — что-то большее, чем простая любезность.
Однажды они вместе пошли в лес с другими ребятами за ягодами. Солнце пробивалось сквозь листву, птицы пели, воздух был наполнен ароматом хвои. Сигрид шла чуть впереди, и Ирдар невольно ловил каждый её шаг. Она оборачивалась и смеялась, когда замечала его взгляд, и сердце его билось быстрее.
Когда же её корзина опрокинулась и ягоды рассыпались по траве, он помог ей собрать их. Их руки соприкоснулись, и оба замерли на мгновение, чувствуя, что в этом простом касании скрыто больше, чем они могли сказать словами.
На следующий день они встретились снова — уже у реки. Сигрид стояла у воды, опустив в неё руки, и смотрела на течение. Ирдар подошёл и спросил:
— О чём ты думаешь?
— О том, как вода всегда течёт вперёд, — ответила она. — Её не остановить. Как бы мы ни старались, она всё равно найдёт путь.
Ирдар задумался.
— Люди похожи на воду. Их тоже ведёт сила, которую они не выбирают.
Сигрид посмотрела на него и улыбнулась:
— Но у воды есть и берега. Может быть, именно они дают ей дорогу.
Эти слова задели его глубоко. Он понял: в ней жила мудрость, не свойственная девушкам её возраста. Её рассуждения напоминали ему мудрость его матери. И это привлекало его ещё сильнее.
Со временем они стали искать встреч друг с другом. Ирдар ловил её взгляд во время праздников, она приносила ему кусок хлеба или чашу медовухи, когда мужчины сидели за столом. Их разговоры были короткими, но в них было больше смысла, чем в долгих речах. Каждый день их связь становилась крепче, и в сердце Ирдара зарождалось чувство, которое грозило изменить всю его жизнь.
Так начиналась их любовь — тихая, как ручей, но сильная, как река, что пробивает себе путь сквозь камни.

Время шло, и о чувствах Ирдара и Сигрид уже знала вся деревня. Их видели вместе у реки, в лесу, на праздниках. Никто не осуждал: юноша был сыном Торвальда, закалённым охотником, и его имя звучало всё громче. Сигрид же была девушкой красивой, смелой и мудрой — достойной жены. Старейшины и родные говорили:
— Пора.
И вскоре пришёл день свадьбы.
Утро началось с приготовления. Женщины украсили избу еловыми ветвями и травами, чьи запахи наполнили дом свежестью. Мужчины поставили бочки с медовухой, разожгли большой костёр на площади. Девушки сплели венки из полевых цветов и возложили их на головы Сигрид и её подруг. Она была в белом платье, расшитом красной нитью по краям, а волосы её были распущены, как река, и сияли в утреннем свете.
Ирдар стоял у костра, в свежей рубахе, подпоясанной ремнём, с мечом у пояса — символом взрослого мужчины. Его лицо было серьёзным, но глаза светились. В этот день он чувствовал, что стоит на пороге новой жизни.
Старейшина вывел их в круг, где собралась вся деревня. Он поднял руки и произнёс:
— Сегодня соединяются два сердца. Пусть Боги станут свидетелями этого союза. Пусть любовь будет силой, что поведёт их сквозь бури и испытания.
Он взял руки Ирдара и Сигрид и связал их красной лентой.
— Отныне вы не двое, но единое. Пусть радость будет общей, и горе — тоже.
Толпа закричала, мужчины подняли кубки, женщины запели. Ирдар и Сигрид впервые поцеловались при всех, и этот поцелуй был чист, но полон силы.
По щекам Ирдис катились слёзы радости, а Торвальд пытался не показывать никаких эмоций, но внутри него бушевала горючая смесь из радости, гордости и осознания, что скоро его будут звать «деда». От этого на лице проступила непонятная гримаса — жуткая и благоговейная одновременно. В тот миг даже Асгейр, стоявший в стороне, улыбнулся:
— Хороший союз, — сказал он. — Пусть крепнет, как дуб.
После обряда начался пир. Мясо жарилось на вертелах, медовуха лилась рекой, песни гремели над деревней. Мужчины состязались в силе, девушки танцевали, дети бегали, играя в Богов и героев. Но для Ирдара и Сигрид весь шум был словно далеко. Они сидели рядом, держась за руки, и смотрели друг другу в глаза. В этих взглядах было больше, чем в словах песен и тостов.
Поздним вечером, когда костры догорали, а песни стихали, они остались вдвоём. Сигрид прижалась к Ирдару, и он впервые ощутил тепло, которое не знали ни битвы, ни охоты. Это было новое чувство — тихое, глубокое, но сильнее любой стали.
Так они стали мужем и женой. Их союз был благословлён Богами и людьми, и в сердце юноши появилась опора, которой он ждал всю жизнь.

После свадьбы жизнь Ирдара и Сигрид засияла новым светом. Дом, что строили для них всей деревней, был небольшим, но уютным: стены пахли свежим деревом, в очаге трещали поленья, а на лавках лежали шкуры, мягкие и тёплые. Здесь впервые Ирдар почувствовал себя хозяином — не только воином, сыном или учеником, но мужчиной, у которого есть своя женщина и свой очаг.
В первую ночь они сидели рядом, долго молчали. Сигрид была близко — слишком близко для того, чтобы можно было дышать ровно. Она держала его за руку, и в этом молчании было больше, чем в словах. Она смотрела на него ясными глазами. Взглядом, в котором было и доверие, и нечто большее. В этом взгляде не было страха, только ожидание. И шепнула:
— Теперь мы вместе. Всегда.
Ирдар кивнул. Он чувствовал, как его наполняет не только любовь, но и ответственность. За неё, за их дом, за будущих детей.
Она сидела перед ним, и в её лице было то самое сияние, которое он запомнил ещё с первой встречи. Но теперь это сияние принадлежало только ему.
Вся деревня после гуляний дышала тишиной. Лишь поленья в очаге потрескивали, отбрасывая золотые блики на лицо Сигрид. Свет ложился на её кожу, очерчивая плавные линии её фигуры. Сквозь тонкую ткань проступали мягкие формы, и сердце Ирдара билось так, будто готово было вырваться из груди. Её глаза сияли — то ли от огня, то ли от того чувства, что переполняло её. Ирдар не мог отвести взгляда: она была прекрасна не как женщина, а как откровение, дар Богов.
Он дрожал — не от страха, а от предвкушения, от того, что прикосновение станет реальностью. Он протянул ладонь к её плечу, затем медленно провёл вниз — по руке, по изгибу талии, задержался на её бедре. Каждое мгновение казалось ему чудом. Кожа Сигрид была тёплой и гладкой, и в этот миг ему показалось, что он прикасается не к женщине, а к священной тайне.
Она вздрогнула, но не отстранилась. Наоборот — придвинулась ближе, её рот приоткрылся, дыхание стало неровным. Пышные губы сами нашли его. Поцелуй был мягким, робким в начале, но, когда её пальцы обвились вокруг его шеи, быстро стал глубже, настойчивее. Ирдар почувствовал, как внутри него поднимается пламя.
Его ладони жадно изучали её, перемещаясь по плечам, по линии спины, к талии. Под пальцами он ощущал тепло её кожи, её нежность, упругие изгибы, от которых дыхание сбивалось. Высокая грудь тяжело поднималась и опускалась в такт её дыханию. Он чувствовал, как бьётся её сердце. Сигрид тихо застонала, её тело само тянулось к нему.
Ткань одежды мешала, и Ирдар, начал освобождать её, с трудом сдерживая себя — хотелось разорвать все покровы, но он боялся причинить ей боль. Пальцы цеплялись за завязки, и каждая упавшая складка ткани обнажала новые участки белоснежной кожи.
Сигрид легла на спину, глядя в глаза своему избраннику с приглашением. Свет ложился на грудь, на её тугие формы. Ирдар едва осмеливался прикоснуться. Его пальцы дрожали, когда он коснулся её груди. Она мягко выгнулась навстречу его руке, словно доверяла ему самое сокровенное, а её губы сорвались на громкий стон.
Он склонился к ней, его губы коснулись её шеи. Сигрид застонала громче, её руки обвились вокруг него, а бёдра прижались ближе. Ирдар чувствовал их тепло, упругость, изгибы, которые будто были созданы для его прикосновений. Он поглаживал её, сжимал её, и с каждым движением пламя внутри росло.
Он жадно покрывал её поцелуями — шею, ключицы, нежную впадину между грудями. Его дыхание было неровным, сердце билось яростно. Он чувствовал, как её бёдра прижимаются к нему, как она сама ищет его.
Ирдар вошёл в неё осторожно, почти робко. Казалось, он боялся, что Сигрид может рассыпаться от одного неверного движения, что её хрупкость не выдержит его силы. Поэтому движения его были нерешительны, мягки. Он входил в неё, словно открывал врата в небеса, и сердце его дрожало от восторга.
Она сжала его плечи, закусила губу, её глаза наполнились влажным блеском. Он двигался медленно, позволяя ей привыкнуть, и каждый её стон отзывался в нём громом.
Но вскоре робость переросла в жажду. Ирдар чувствовал её горячее тело, слышал её стоны, и осторожность стала сменяться решимостью. Он начал двигаться быстрее, сильнее. Сигрид запрокинула голову, её волосы рассыпались по шкурам их ложа, глаза закатились, дыхание превратилось в прерывистые крики. Ирдар видел её лицо, её губы, её грудь, что вздымалась под ним, и понимал — сейчас она полностью принадлежит ему.
Она закатила глаза, и казалось, будто она теряет связь с этим миром. Её лицо озарилось светом и страстью, словно в этот миг она покидала землю и парила где-то выше, там, где небеса встречаются с сердцем — словно для неё сейчас не существовало ни стен дома, ни ночи. Только он, его тяжёлое дыхание, его сильные руки и ритм, в котором они сливались.
Сигрид обвила его ногами, её стоны становились громче, и он чувствовал, что теряет себя в этом вихре. Она прижимала его ближе, её ногти впивались в его спину, оставляя горячие следы. Бёдра её двигались в такт его ритму, всё тело было напряжено, как струна, и каждое его движение отзывалось в ней волной блаженства. И в каждом её вздохе было желание, зов, пламя.
Ирдар больше не мог сдерживаться. Его дыхание стало хриплым, движения — отчаянными. В каждом толчке было всё: любовь, страсть, жажда быть с ней навсегда.
Волна накрыла его внезапно и без пощады. Он излился в ней, и в этот миг ощутил, что не просто отдаёт семя, а вливает в неё свою душу, своё сердце, свою силу. Сигрид вздрогнула, её тело трепыхалось, принимая его всего, наполняясь им, словно впитывая его любовь. В её взгляде было то, что он запомнил навсегда: сияние счастья и тишины, в которой они стали единым целым.
Он рухнул рядом, тяжело дыша. Они лежали переплетённые, как корни старого древа. Ирдар гладил её бёдра, её спину, её волосы. Его ладонь скользила по изгибам её тела, как будто хотел убедиться, что она реальна, что она с ним. Сигрид прижалась к нему, улыбаясь сквозь усталость, и её глаза были полны света, а её щёки всё ещё пылали.
Сигрид была нежна, но смела, и Ирдар впервые познал тепло женщины, не как случайное прикосновение, а как союз душ и тел. Это не было похоже на рассказы мальчишек или песни у костра. Это было глубже, чище и сильнее. Он понял: она — его судьба, так же верно, как копьё — продолжение его руки.
Ирдар знал: эта ночь — не просто близость. Это клятва, данная телом и душой, клятва, которую не разрушит ни время, ни смерть. Он понял: этой ночью он потерял себя в ней и обрёл больше, чем жизнь могла дать. Она стала его небом, его землёй, его судьбой. Мир вокруг мог рухнуть — но он знал: эта ночь останется в нём до последнего его вздоха.

Дни шли, и они учились жить вместе. Утром Сигрид пекла хлеб, Ирдар колол дрова и приносил воду. Вечерами они сидели у огня, и она рассказывала ему истории из своей семьи, а он — о словах Асгейра и песнях матери. Иногда они выходили к реке, и Сигрид смеялась, глядя, как он бросает камни, соревнуясь с другими мужчинами. Иногда они просто молчали, но это молчание было полным тепла.
Ирдар замечал, как Сигрид умела слушать. Когда он говорил о страхах или о боли, она не перебивала и не спорила. Она просто держала его за руку, и от этого сердце его становилось легче. В её глазах не было жалости — только понимание. Это делало его сильнее, чем любые слова Асгейра или удары Торвальда.
Скоро люди в деревне стали говорить:
— Ирдар и Сигрид — словно две ветви одного дерева. Где один, там и другая.
Их союз был крепким, и в нём каждый находил силу.
Ирдар и Сигрид были счастливы. Их дом был полон смеха, и в нём звучало дыхание любви, что делало даже самую тёмную и холодную ночь светлее и теплее.