Глава 1. Кто почем

                *Текст опубликован после смерти автора
                в соответствии с его желанием

Новые времена.
Глава 1. Кто почем

Лето 1980 года врезалось мне в память не cтолько олимпийскими играми, как путешествием, совершённым в полном составе семьи, включая моего друга – добермана Графа. Так сказать, четверо в машине, не считая собаки.

С отпусками добрые отношения у меня исторически не складывались: их давали и тут же отзывали обратно. Так случилось, что целых одиннадцать лет я работал без отдыха.

Поначалу сам использовал возможность получить отпускные и остаться на работе: на зарплату инженера в девяносто рублей не разгуляешься, а позже отзывало начальство. В семидесятых годах многие товарищи по работе следовали моему примеру, улучшая свое материальное обеспечение – оформляли отпуск, получали отпускные и через день-два выходили на работу. Но скоро эту лавочку прикрыли.

В советские времена мобильные телефоны отсутствовали, но меня и без них находили, где угодно. Непосредственный начальник, подписывая заявление на отпуск, требовал, чтобы я оставлял телефон и адрес, куда направляюсь. Звонили, посылали нарочного, но возвращали всенепременно. Мне исполнилось тридцать четыре года, когда я возглавил Ростовское научно-производственное объединение «Севкавпроектмебель» в системе Всесоюзного Промышленного Объединения «Югмебель» (Отраслевые ВПО появились после расформирования ГЛАВКов). Должность генерального директора в отпуске увеличивала вероятность оказаться на своём рабочем месте максимум через неделю. Поэтому я собрался провести отпуск в путешествии на своём автомобиле. С дороги вернуть весьма проблематично. Таким образом, в 1980 году все жили Олимпиадой, а я планами путешествия.

Опыт путешествий имелся. Два года назад, в 1978 году, мы с моим другом Юрием Ивановичем и нашими сыновьями проделали огромный путь в одиннадцать тысяч километров по маршруту Ростов – Ленинград – Калининград – Брест – Ужгород – Ивано-Франковск - Одесса – Ростов.
Удивительное путешествие, оставшееся в памяти на всю жизнь и у меня с другом, и у детей. Моему сыну Сергею в ту пору исполнилось девять лет, а Роману, сыну Юры, – восемь.

Юра и его супруга Таисия выпускники московского лесотехнического института (я – воронежского). Юра на четыре года старше меня, родом из Каменских казаков. Основательный, рассудительный, среднего роста с густыми стрижеными усами и седеющей головой.

По распределению молодых специалистов они с женой попали в Мостовской комбинат мебельных деталей (ПМДО «Юг», ныне ОАО), а я на Ростовскую мебельную фирму «Дон». Мы встретились уже в Ростове. В 1969г. меня назначили главным технологом фирмы, а Юра трудился инженером-технологом на одном из филиалов. Мы встречались по работе, но дружба возникла позже.

К 1973 году по решению министерства произошло укрупнение. И специализация предприятий отрасли, и я последовательно поднимались по служебной лестнице на самый верх.

А Юрий Иванович в ту же пору уже трудился главным инженером экспериментальной мебельной фабрики, которая впоследствии вошла в структуру нашего НПО. Супруга Юрия Ивановича занимала должность главного специалиста в техническом отделе вышестоящей организации ВПО «Югмебель». С Таисией я сталкивался по работе. Умный, грамотный и принципиальный человек, хороший специалист. Её ценило и уважало руководство Промышленного Объединения и министерства.

Я так подробно рассказал о своих героях, чтобы читателю стало ясно, что мы были обречены сначала на хорошие отношения, а потом и дружбу, которая продолжается и поныне. Наши индивидуальные качества, общая работа, общие интересы, взгляды на окружающий мир, в конце концов, дети одного возраста… Всё это предполагало более близкие отношения.

У Юры «жигули», и у меня «жигули». Стали выезжать на рыбалку и просто на природу, ходить друг к другу в гости, благо проживали в одном районе, вместе проводили праздники.

Разговоры на «кухне»? Да нет, никаких особых разговоров не было в том понимании, которое принято у нас в обществе. Мы были люди одного круга, наши интересы вращались вокруг общей работы и быта. Не помню, чтобы мы обсуждали что-нибудь иное. Как-то не было других интересов. Все мы люди советские, люди своего времени.

Анекдоты любили и охотно рассказывали, в том числе и политические. Например, такие:
«Чукча спрашивает соседа:
                – Выкван (камень по чук.), скажи, как думаешь, коммунизм придумали учёные или коммунисты?
                – Думаю коммунисты, Мэмыл (тюлень по чук.), если бы придумали учёные – они сначала на собаках испробовали бы!».

Много анекдотов ходило про Брежнева. Над ним любили подшучивать в народе. На боковой стене высоченного здания ростовской гостиницы «Интурист» красовался портрет Л.И. Брежнева, сидящего за столом и подписывающего бумаги. Ростовчане шутили: «Лёня, – ласково называли они генсека, – продуктовые карточки выписывает!».

Всё происходящее в стране принималось как данность, к которой часто возникало критическое отношение. Наше окружение не было безразлично ко всему, но мы просто рассматривали решения руководства страны, министерства применительно к отрасли, к нашему существованию в ней и только в последнюю очередь обсуждали, как это отражалось на нас лично.

Интерес к работе, её сущности заслонял всё остальное. Никто не отказывался от денег, но они никогда не были главным. У меня дважды были забавные случаи, когда я шёл на более высокую по уровню должность, где зарплата вдруг оказывалась ниже, чем на предыдущей работе. Например, оклад главного инженера фирмы оказался выше, чем оклад директора экспериментально-проектного бюро. Почему я даже не поинтересовался о зарплате, когда переходил на эту работу? Да потому что во главе угла стоял профессиональный интерес, а не денежное содержание. Зарплату позже выправляли, но не сразу. Я не ходил, не просил и не заявлял об этом казусе. Как-то в прошествии месяца-двух на новой должности за рюмкой водки я рассказал об этом казусе в обществе нашего круга. Несправедливость исправили.

Ныне я не вижу у современных молодых людей такого интереса к своему делу, рубль правит балом. За примером далеко ходить не надо. Вспомните, кем вы хотели стать? (безусловно я обращаюсь к своим сверстникам).

Мальчишки хотели стать лётчиками, командирами, танкистами, шоферами, инженерами… Девчонки – врачами, учителями. Позже все хотели быть космонавтами.

А у нас с бабушкой соседский названный внучок Федька с шестилетнего возраста хотел стать банкиром! А приятель моего внука вообще заявил, что будет олигархом. Вот так, не более и не менее!

Наша мотивация была совершенно иной. Сейчас учёба в ВУЗе для очень многих стала нужна «для корочки». Недавно слышал от кого-то: «Диплом – это просто справка о том, что ты не совсем дурак».

А мы, окончив институт, не мыслили себя вне выбранной профессии. А позже действовало правило, подтверждённое практикой: чем больше узнаёшь свою профессию, чем больше приобретаешь в ней знаний, тем больше любишь её. Вспоминая свою загруженность, отмечу, что думать о чём-то, кроме работы, не представлялось возможным.  Как это ни банально звучит, но наша сущность состояла в патриотизме отрасли. Её отголоски никуда не делись. Они живы до сих пор.

Редактируя текст, где упоминались анекдоты, вспомнил забавный случай с политическим анекдотом. Так случилось, что я состоял в приятельских отношениях с заместителем по кадрам Управления КГБ по Ростовской области Виктором А. Ранее он был вторым секретарём райкома и моим соседом по квартире напротив. По работе с ним мы не сталкивались. Моё управление находилось в другом районе. Познакомились, так сказать, на бытовой почве. У обоих были дочери одного возраста, оба книголюбы и, случалось, по вечерам засиживались за рюмкой коньяка и разговорами о литературе. Он склонял меня к партии в шахматы, но я выскальзывал ужом: не любил и до сих пор не люблю эту игру. Последний раз играл с внучкой Катей, и то по её просьбе.

Виктору предложили московские двухгодичные курсы повышения квалификации в системе Комитета. Он уехал с семьёй в Москву, а после окончания курсов получил новое назначение. Сначала трудился начальником отдела и через год стал замом, въехал в новую квартиру недалеко от центра и моего управления. Иногда заглядывал по старой памяти. Но в тот раз зашёл по моей просьбе: я решил приобрести приличное охотничье ружьё и обновить старый просроченный охотничий билет, выданный мне ещё в студенческую пору в Воронеже. А как понимаете, Виктор мог всё…

Не то чтобы я был заядлым охотником… Так, в юности со своим школьным закадычным другом Борькой Батищевым по прозвищу Копчёный за смуглую кожу и чёрные вьющиеся волосы, ходили на вальдшнепов, уток и зайцев. У него была старая отцовская курковая двустволка 16-го калибра, а у меня – дедова вертикалка «Олень» 32 калибра. Для читателей, не разбирающихся в охотничьих ружьях, скажу, что 32 калибр – это сущая безделица при охоте на водоплавающую птицу: небольшой диаметр ствола, небольшой объём дроби и паршивая кучность при стрельбе. Для непрофессионального охотника совсем неподходящее ружьё. Но какое было…

На этот раз необходимость в ружье в принципе отсутствовала, тем более в хорошем.  Оно мне понадобилось для эпизодических случаев выезда на охоту в компании заместителя председателя Облисполкома, где вообще-то и охотились не всегда, больше водку кушали, но можно было решить определённые вопросы. Вместе с начальником охотхозяйства области мы выезжали на р. Маныч. Хозяйство располагалось в 80 километрах восточнее Ростова по правому и левому берегу реки, впадающей в Дон. С ранней весны до поздней осени все лиманы соединялись в сплошную Усть-Манычскую пойму, уровень воды в которой держится постоянно все лето, поэтому это было лучшее место для гнездовий разных пород уток. В охотхозяйстве стоял отличный двухэтажный охотничий дом со спальными комнатами и залом для бильярда. Поутру с егерями выезжали пострелять, часто стреляли не по дичи, а по пустым консервным банкам из-под тушёнки. Но появиться с дешёвеньким ружьишком в этой компании было не комильфо.

Зам – заядлый охотник. Архитектор по образованию, естественно, хорошо разбирался и живо интересовался вопросами строительства. От него многое зависело, а мне в ту пору позарез необходимо было влезть хотя бы строкой в план строительства жилья по городу. Я собирался строить жилой девятиэтажный дом для своего НПО. Договоренность с начальником Треста «Ростовграданстрой» уже состоялась: мы дружили, но последнее слово было за Облисполкомом.

Купить хорошее ружьё без определённого «звонка» не представлялось возможным, вот я и обратился к Виктору.

Мы посидели, поболтали. Он позвонил, куда следует по моему делу, а я рассказал ему анекдот.
К секретарю обкома первый раз приехала мама с хутора. Он встретил её на белой «Волге» (в Ростове в партийном и советском руководстве были приняты не чёрные машины, как в Москве, а белые с номерами 05 – Обком и 10 – Облисполком). Привёз на Пушкинскую, где расположен обкомовский дом и провёл экскурсию по дому:
– Смотри, мама, это прихожая, слева – комната для прислуги, кладовка, дальше – детская для сына, за ней – для дочери. Справа – столовая, за ней – гостиная … Ковры, оленьи рога, хрусталь. Ну и так дальше (я бывал в квартире Первого). Мама скукожилась, стала ниже ростом и шёпотом спросила сына:
– Ванечка (у нас в Ростове в ту пору Первым работал Иван Афанасьевич Бондаренко), ты что, обалдел? А если большевики вернутся? Расстреляють тебя, подлеца, чи в острог посодють!

Вместо смеха увидел округлившиеся глаза Виктора: «Ты что сдурел?». Он затащил меня на балкон, где с сожаленьем посмотрел на меня и предупредил:
– Ты прекращай анекдотики эти. Всё пишется в кабинетах руководителей. Правда слушается выборочно… Но кто даст гарантии, что нас не услышали?
Больше я анекдотов в кабинете не рассказывал. А ружьё купил, которое потом возил в машине, отправляясь в путешествия. Охотничий билет мне заменили с гражданского на военный. На всякий пожарный!

Общими интересами у нас с Юрием Ивановичем, как я уже говорил, кроме работы были ещё выезды на природу, рыбалку, книги. Шмотки никогда не были предметом наших желаний, а вот книжные и хозяйственные магазины любили оба. К одежде у меня с юности было небрежное (не сказать плёвое) отношение, а Юрий Иванович – аккуратист. Он основателен во всём. За модой не гнался, не придавал ей значение, однако выглядел всегда чисто и добротно. Не то, что я! (тут, конечно, надо бы сказать о роли жён – они во многом определяют мужа, в особенности его внешний вид!). За всю жизнь помню только два желания в этой области: джинсы и дублёнка. С джинсами я не был оригинален: тогда все мечтали щеголять в фирменных джинсах, а мне ещё нравилось то, что их не надо гладить и чистить-блистить. А в дублёнках щеголяло моё начальство в промышленном объединении и министерстве (все мы немножко обезьяны). За пару месяцев до нашего путешествия за какие-то непомерные деньги я приобрёл фирменные джинсы «Le», которые дожидались подходящей обстановки для их использования. Мне всегда было жалко тратить деньги на себя, тем более на одежду. Однако на джинсы потратился.

Но на работе я был обязан появляться в костюме при галстуке: положение обязывало, и я думал, что выгляжу вполне достойно, пока, находясь в командировке в Вильнюсе вместе с начальником мебельного отдела проектирования Чешняк Ириной Соломоновной, не отправился с ней в Каунас. Ирина, женщина стильная, властная, – полноватая блондинка лет пятидесяти,  таких «за глаза» называют львицей. Умная, деятельная – её любили, уважали и ценили везде. И у нас в объединении, и в министерстве. При том, что она занимала относительно невысокую должность, знала всех, и её знали все. Она могла решить многие проблемы. Мы дружили, если можно так выразиться, скорее она мне «покровительствовала» «по-своему». Так вот случайно, сопровождая её в Каунасе в противной мне беготне по магазинам, мы зашли в большой универмаг, где она затащила меня в отдел мужской одежды и заставила купить целых три (!) костюма. Я бы не поддался, у меня и столько денег-то не было. Костюмы стоили от 90 до 120 рублей, но она раскритиковала вдрызг мой гардероб.

Сказала, что генеральному директору стыдно ходить оборванцем. Окончательно добила тем, что ей об этом как-то сказал наш зам. министра Владимир Митрофанович Венцлавский. Уж не знаю, блефовала ли Ирина Соломоновна, но это стало последней каплей – я сдался. Моих денег хватило только на один строгий тёмно-серый костюм, и я хотел на этом остановиться, но Ирина всунула мне деньги и заставила купить ещё кремпленовый серо-голубой в полоску однобортный костюм и комбинированный, как я его назвал, капитанский костюм – мне он понравился, но без принуждения никогда бы его не купил. Серые брюки с тёмно-синим двубортным пиджаком с яркими металлическими жёлтыми пуговицами с якорями. Брюки от костюма позже я мгновенно запачкал и надевал пиджак с разными брюками. Выглядел как Дон-Жуан, хотя таким никогда не являлся. Но пиджак носил долго и любил в нём появляться вне работы. Поэтому он прекрасно сохранился – я не часто бывал где-то вне службы.

Позже, заходя в мой кабинет, Чешняк, так мне казалось, во всяком случае, критически осматривала, как я выгляжу, одобрительно кивала головой. В Ростове летом всегда жарко, и я, заходя к себе, снимал пиджак и вешал его на спинку кресла. Галстук не развязывал – такая форма была принята среди ростовских руководителей. Как только надо было выезжать в «присутствие» (партийные и советские органы) – приходилось облачаться.
Положение обязывало…

Продолжение следует…