Куриная кровь

Летиция одним глотком осушила стакан мандрагоровой настойки. Зелье оказалось просто тошнотворным на вкус, но заявленное действие искупало неудобства. Нужно было подождать четверть часа… Эти несчастные пятнадцать минут тянулись, как целая вечность. Свечи на столе потрескивали и чадили, брошенные наскоро карты все легли перевернутыми, в плошке с угольками дымились мак и вербена, и от их дыма хотелось скорее выйти на воздух. В окне показался острый серп убывающей луны…

Черный мешок в углу комнаты больше не шевелился. Летиция, чуть  насторожившись, легонько пнула его острым носом ботинка – жалобное квохтание подтвердило, что жертва жива. Тяжело выдохнув, Летиция подошла к зеркалу, чтобы оглядеть себя в новом образе. Черный ей, конечно, очень шел. Как же легко оказалось свернуть с пути предков, и как эффектно начиналось падение в бездну! Узкое вверху платье сильно расклешалось от бедер, черные кожаные с серебром ножны тяжело лежали поверх  объемных складок черной шерсти, содержимое ножен ощутимо тянуло к земле…  Летиция заглянула своему отражению в глаза и удовлетворенно заметила, что зрачки у нее расширились, а белки заблестели каким-то металлическим блеском. «Ну, вот и началось!» – подумала ведьма, улыбнулась и закрыла глаза на несколько секунд, чтобы сверить внутренние ощущения с внешними признаками действия отвара. Да, в теле, и правда, появилась какая-то, еще пока еле уловимая, истома, где-то внизу живота словно расцветал красный цветок, от трепета его лепестков становилось горячо, но в пот не бросало, наоборот… Проведя ладонью по своей щеке и по шее Летиция ощутила, что кожа ее стала прохладной и какой-то мраморно-гладкой…
«Все… Пора!»  –  Летиция взяла мешок и закинула его за спину так ловко, словно только и делала в жизни, что носила откупы чертям. Проходя мимо стола, она дунула на восковые огарки и вышла из дома ровно за час до полуночи. Ей не нужны были никакие часы: мандрагора внутри ее тела совсем ожила и шепнула скрипучим насмешливым голосом, что все идет по плану.

Едва за Летицией захлопнулась дверь, несчастная курица издала несколько глухих печальных воплей и снова затихла, смирившись с темнотой черного мешка и своей проклятой судьбы. Фонари немного покачивались в такт шагам ведьмы, черные остроносые ботинки уверенно отталкивали прочь камни брусчатки и попирали заветы бабушек и прабабушек и то, что оставалось от здравого смысла. А  страха не осталось давно.

И городская окраина, и пустырь за нею, и прохладный лес были в эту ночь похожими на безжизненные картонные декорации. Ни человеческих голосов, ни птичьих, ни писка ночных насекомых…  Месяц кропил лесную дорогу серебром, было достаточно светло.  Мандрагора вела и знала, куда ведет. Летиция совсем доверилась этой новой смелости, выросшей из ярости и тоски, совсем расслабилась в ней и шла, куда вела чужая, но крепкая магия.

Подходящий перекресток лег под ноги сам! Даже искать не пришлось: он был идеален. Три тропинки сходились среди расступившихся деревьев, деля пространство на три дольки. Месяц поднялся высоко, полночь взбиралась за ним по небесной лестнице…
Ведьма встала на перекрестке и положила мешок на землю. Серебряный луч согрел ее темя, красный цветок, выросший в животе, пустил в плотно-утоптанную землю обжигающие корни сквозь стопы Летиции, мандрагора скрипучим смехом раскатилась внутри… Налетел короткий порыв ветра, принесшего ночные испарения с какого-то дальнего болота. Этот ветер забрался ей под платье, липкой волной обдал мраморные ноги, живот и грудь, вышел сквозь рукава и прорезь горловины, взметнул распущенные волосы и растаял. Летиция посмотрела вокруг, словно потеряв решимость на мгновение, но тут же достала из ножен тяжелый кинжал и стала чертить вокруг себя перевернутые знаки. Штурм гримуаров не прошел даром – формулы как будто сами стекали с кончика кинжала. Все это мандрагора, все она!..

«Заклинаю моей яростью, моей жгучей ревностью, всеми моими пролитыми слезами, красными глазами, поседевшими волосами! Всю мою нежность, всю мою страсть – переворачиваю и обращаю в их черные отражения! Зову на помощь силы ночные – за местью пришла я сюда! Свои черные слова, свои черные рукава я готова омочить в крови и принести страшный дар!..» – прокричала мандрагора голосом Летиции, которая острым концом кинжала, зажатого в руке,  почти дотягивалась до убывающего месяца… Земля под ногами покачнулась, темнота ожила и зашевелилась вокруг, обступивший ведьму черный лес заблестел сотнями голодных глаз…

«Давай же, да вытряхивайся ты оттуда!»  – Летиция развязала мешок и попыталась достать из него несчастную перепуганную курицу. Но в той вдруг напоследок проснулась вся способность к сопротивлению и жажда жить, какие только были во всем ее курином роду. Жертва истошно голосила, била крыльями, клевала руки Летиции и больно царапала их, чего не могли скрыть даже обезболивающие жар и истома мандрагоры…  Вот, наконец, Летиция изловчилась крепко схватить курицу за обе ноги. Что делать с ней дальше, она толком не знала… Зато мандрагора знала! Невозможные холодный жар и ледяная ярость столпом поднялись внутри Летиции от корней до макушки. Уложив курицу на землю на бок, ведьма занесла над ней кинжал, лезвие его ярко полыхнуло, отразив лунный свет, но тут…

…черная курица снесла яйцо. Простое, не золотое  –  самое обычное яйцо. Оно покатилось под ноги Летиции, словно прося пощады для несчастной несушки. Из-под плотных густых чар мандрагоры вдруг выглянула светлая и нежная Летиция, та самая, которая училась травничеству, полюбовно договаривалась с лесом и его мирными духами, носила на шее счастливый серебряный четырехлистник, лечила от всякого недуга любого, кто нуждался в этом... Летиция почувствовала, как ее руки внезапно обмякли, превратившись из мрамора в подтаявший воск. Курица совсем перестала биться… Но ведьма воткнула кинжал в землю и заревела, как маленькая девочка.
Лес над нею стоял темным шатром, но под самым куполом его в просвете между верхушками деревьев переливались крупные и спелые июльские звезды. «Отпускаю, прощаю... Прощай!» – прошептала Летиция, посмотрев в ночное небо, и где-то за тридевять земель ледяное сердце того, кто так жестоко обманул и предал ее, тронул луч звездного света. Может быть, он перевернулся во сне на другой бок и улыбнулся себе в усы… Может быть, с неясной тоской оглянулся по сторонам… Но так и не узнал он, что в эту ночь его жизнь, висевшая на волоске, началась заново.

«Мандрагора, прими поклон за твой урок! Иди от меня, мы не родня!» – отчетливо пробормотала Летиция, приложила холодные пальцы ко лбу и, опустив их, коснулась земли. На мгновение ее горло сдавил холодный обруч, но Летиция усилием воли и воображения растворила это ощущение в голубоватом свете, после чего встала на четвереньки и принялась искать в мокрой траве яйцо. Найдя, она прижала его к груди, взяла бедную перепуганную курицу подмышку, встала и, не оглядываясь, пошла домой. «Втроем теперь будем жить! Тебя я назову Луной, а цыпленка – там видно будет… Но мне кажется, что петушок вылупится!..» – говорила Летиция вслух, а притихшая черная курица Луна только кивала в такт ее шагам, довольная тем, что теперь у нее есть имя и дом. И жизнь продолжалась…