Наровчатские зори

                XXVI

     Соня и Вера Павловна подружились. Они были одного возраста, молодые женщины, мужья сражались за Родину, и они часто рассказывали друг другу о своих переживаниях, советовались по различным жизненным проблемам. Им даже не нужно было часто ходить друг к другу, когда можно в любую минуту переговариваться через звукопроницаемую стену.
     – Соня! Слушай, что я тебе скажу, – позвала Вера Павловна. – У нас в детдоме вдруг уволилась кастелянша, ну, заведующая хозяйством – завхоз. Хочешь на ее место устроиться? Хватит тебе милицию мыть, в грязи возиться, увольняйся, иди к нам на чистую работу.
     – Что, уже завтра можно? – сдерживая радость, спросила Соня.
     – Да, конечно! Приходи ко мне в первый корпус, я тебя провожу к заведующей, – пояснила Вера Павловна.
    
     Через два дня Соня устроилась на работу заведовать бельевым хозяйством детского дома: собирать грязные простыни, полотенца, отправлять в стирку, выдавать чистые вещи, и все это по счету, с записью в тетрадь. Верочка была устроена в детский садик. Она с радостью собиралась утром и уходила с мамой – им было по пути. Питание в детсаде было небогатым, можно сказать, даже скудным, но все же несравнимо лучше, чем дома, когда бывало, что совсем нечего было покушать, как говорили, «червячка заморить», который почему-то заводился в желудке и постоянно требовал еды. Верочка никак не понимала, что же делать, как избавиться от «червячка», который просит кушать тогда, когда нет даже кусочка хлеба…
     В какой-то праздничный день детям дали бутерброд с икрой, но не с рыбной, а со свекольной. Это было так вкусно! Вера лизала его по крошечкам, но маленький кусочек быстро таял. Когда очень хочется кушать, даже простая овсяная похлебка кажется необыкновенно вкусной.
     Все-таки, в детсаде лучше, чем дома. Каждый день все дети дружно пели песни, да не просто так, а под аккомпанемент пианино. Одна из воспитательниц замечательно владела инструментом: любую песню наигрывала, быстро бегая пальцами по клавишам. А Верочка, как приклеенная, постоянно стояла рядом, гладила черное тело холодного инструмента и старательно пела вместе с другими детьми: 

                «На позиции девушка
   Провожала бойца.
   Темной ночью простилася
   На ступеньках крыльца…».

     Вскоре у Сони начались неприятности на работе. Заведующая детским домом частенько заходила к ней, забирала чистые простыни, полотенца. Когда Соня посмела потребовать у нее назад грязные, она порекомендовала «списать все, как потерянное». Но этот «номер» не прошел: Соня отказалась и попросила перевести ее на другую работу. Заведующая и сама уже понимала, что с такой работницей вместе «кашу не сваришь», предложила ей быть воспитателем в группе «трудных» подростков, от которой все отказываются. Соня согласилась.
     Детский дом располагался в трех небольших зданиях в центре села. Первый корпус, где работала Вера Павловна, был ближе к дому Радаевых, второй – чуть подальше, а к третьему надо идти через сквер, где в доме напротив была группа «трудных» подростков.
     Уходя из детсадика, Верочка иногда шла к своей маме. Соня в это время поднимала свою группу с послеобеденного отдыха, так называемого «сон-часа». Мальчишки подходили к ней с чистыми ложками и черпали из чашки рыбий жир, глотали и облизывали ложки. Некоторые просили еще. Верочке был противен запах рыбьего жира, который вызывал у нее тошноту, и она сразу зажимала нос, а мальчуганы смеялись над ней.
     Дети действительно были «трудные», очень нервные. Они пережили бомбежку, гибель своих родных на Брянщине. Соня, сама сирота, хорошо понимала их и жалела. К своему удивлению, она узнала, что их надо «укрощать», отобрав всю одежду: пусть голыми лежат на кровати, укрывшись одеялом. Так делала прежняя воспитательница.
     Но Соне всегда удавалось уладить все конфликты спокойно и мирно, не прибегая к такому позорному наказанию.
     Пропал вчера у технички-уборщицы головной платок.
     – Кто взял мой платок в сине-белую клеточку? – спрашивала она мальчишек.
     – Зачем нам Ваш платок? – переглядываясь, посмеивались они.
     – Да кто вас знает? – со слезами вопрошала пожилая женщина. – Может, на базаре продадут, он у меня был совсем новый, ведь до войны его мне подарили.
     Соня молча слушала, вглядываясь в лица своих воспитанников, что-то обдумывала.
     – Ну-ка, постройтесь в шеренгу по одному! Смотрите все на меня, – скомандовала она и продолжала:
     – Сейчас я все узнаю: кто это сделал, у того будет написано в его глазах!
     Мальчишки притихли. Она подходила к каждому и внимательно смотрела в их широко раскрытые бесхитростные детские глаза.
     Но вот один из них, Костя, посмотрел на нее и тут же отвел глаза, стал глядеть в сторону. Соня приказала детям учить к празднику стихи, а Костю позвала с собой, отвела его в сторонку от ребят и тихо, чтобы никто не услышал, сказала:
     – Или ты сейчас же покажешь мне, где платок, и никто ничего не узнает, или я вынуждена буду доложить о тебе заведующей детдомом. Выбирай, что тебе лучше.
     Костя покраснел, опустил голову и молча пошел в спальную комнату к своей постели, распорол у матраца боковой шов, вытащил платок в сине-белую клеточку и протянул его Соне.
     – Никогда не бери ничего чужого, – тихо и внушительно посоветовала она ему.  – Это стыд и позор!
     Подумав, добавила:
     – Пойди и положи туда, откуда взял, а я отвлеку всех, чтобы не заметили…

(продолжение следует)