Изгнанники рая. Книга первая. Глава 1. Ожидание

 Уникальный шанс в истории современной России, отправиться на войну с ЧВК «Вагнер» и тем самым кровью искупить свои прошлые ошибки, получить помилование президента России, предоставился заключенным одной из колоний. Тернистый путь пройдут решившиеся, по витиеватым и смертельно опасным дорогам войны. Искупят, кто кровью, кто жизнью. Пройдут и выйдут победителями, живые и мертвые, стерев с себя клеймо каторжника, и навсегда вписав свой подвиг в историю страны. Доказав всему миру силу русского духа и оружия. Они были разными, и по разным причинам отправились в этот путь. Воевали по разному, по разному и погибали. Оставшиеся в живых, каждый сам для себя сделает вывод, и будут помнить этот путь всю оставшуюся жизнь...

Ожидание

«Осталось не много
И вот первым снегом
Изгнанники рая срываются в ад...»
Репин Б.

1

 В этом курортном крае осень порой преподносит сюрпризы в виде ясной и теплой погоды. Воздух тут почти всегда чистый и свежий, если только сильный приземистый ветер не разносит дым и гарь с котельной. Песок, сосны вокруг, почти девственные
красоты Поморья, хоть и южная его часть. Замечательный вид, северное осеннее солнце еще только лениво ползет от восточного горизонта в высоком, чистой голубизны небе. Оно еще греет, но по-осеннему. Вдалеке лайнер медленно чертит белую полосу в небе. Легкий ветерок обдает прохладой чисто выбритые щеки. Шапки уже выдали, так что не холодно.

 Пока есть время перед проверкой в строю, можно задрать голову и, щурясь от солнца, любоваться глубиной и объемом синего небосвода. Тем более, что утренняя проверка необычно ранняя, не в 06:10, как обычно, а в шесть. И выгнали всех, даже
тех, кто обычно не выходит на проверку с нашего пенсионного отряда. Ковыляют встрой пара инвалидов, опираясь на палки. Рядом стоит худощавый чернявый парень, за глаза я его называю Шмяк, созвучно с фамилией. Иногда с ним обсуждаем какие-нибудь военные темы, он в армии служил в разведке, да и видно, немного интересуется, хотя в основном российскую армию поносит. Но критика есть критика.
 — Кто-то в лагерь с утра приехал, не иначе, проверка снова, хотя недавно же была... Может, прокурор новый. Мне пацаны с КДСа уже сказали, — повернувшись ко мне, говорит он. Опять день насмарку, всем по струнке ходить, и на второй смене двусменщиков не будет, в две смены то не положено одному человеку работать. Пусто на фабрике будет и скучнее обычного.
 — Хм, ну будем посмотреть, — отвечаю. Я еще не проснулся, и оттого анализировать четко пока не способен, происходит загрузка мозга, как я это называю. Вообще-то мне положено сейчас спать, до десяти часов утра, я ведь во вторую смену работаю,
до часа ночи. Вот потому и странно, что и меня и еще троих, кто со мной работает во вторую, подняли. Однако у меня появляется интерес. Здесь редко что-то происходит, каждый день похож на другой, «день сурка», как говорится. Поэтому любое событие, выходящее за рамки обыденного, усиленно обсуждается всеми.

 Как всегда грузно и вразвалочку выходит Иваныч. В старой выцветшей синего камуфляжа форме инспектор-контролер, «контрик» поместному. Все становятся ровнее друг за другом, чтобы быстрее пересчитал. Иванычу все равно, главное, чтобы число на его бумажке и количество людей в строю совпало. И нам все равно, лишь бы побыстрее разойтись. Никому на самом деле это не нужно, и это все понимают.
Стоим в недоумении, поглядывая друг на друга, переминаясь в стоптанных ботинках на песке двора. Ведь вместо обычного «контрольное построение закончено» из громкоговорителя, Иваныч произнес как-то напряженно:
 — Стоим, ждем. Сейчас поотрядно пойдем все в клуб. Сперва девятый отряд пройдет, а мы за ним.

 И действительно. Клуб стоит торцом к калитке нашего локального участка, но сквозь решетку забора видно, как по главной бетонной аллее, огибая санчасть напротив, тянется длинной черно-серой массой первый отряд. Толпа поворачивает налево ко входу в клуб, и серая змея без строя уплотняется, раздувается и медленно вливается в узкую входную дверь клуба, да еще и через отсекатель.
Очень странно. Такое массовое добровольно-принудительное посещение клуба бывало, для психологических тестов, например, но по одному, ну по два отряда за раз. А сейчас как мы все там поместимся? Ведь после переезда остатка людей из закрытой уже теперь соседней колонии численность стала около девятисот человек.

 Старики и пенсионеры наши то тут, то там бормочут, переговариваются. Ждем, это надолго, потому как мы последние пойдем после остальных восьми отрядов, хоть у нас и седьмой, просто расположение у нас такое. Собственно, почему бы и нет. За пару лет я научился ждать, уходить в себя, в свои мысли, в воспоминания или в мечты. Но сейчас в столь ранний час настроение не то, и думаю только, успеет ли мероприятие закончиться до обеда, чтобы все из клуба вышли, и я спокойно, как всегда, в гордом одиночестве позанимался бы в тренажерном зале. Так как я по совместительству еще и дневальный в клубе, у меня есть некоторые привилегии. Но
вот утренняя тренировка на гармошке пропала. После обеда будет репетиция в театральном кружке, потом библиотечные дела. Иногда меня расстраивает, когда что-то идет не по плану, не своим чередом, ощущается как выпадение из зоны комфорта.
В общем, голова занялась планированием, что тоже неплохо, меньше забудешь потом дел, и время убивает тоже добротно.

 Но вот уже проплывает перед нашими воротами девятый отряд. Кто-то здоровается. Я ищу глазами Ваню, это наш художественный руководитель музыкального кружка. Добрый и отзывчивый, один из немногих, с кем можно поговорить по душам, кто способен видеть прекрасное и не понаслышке знает, что такое творческий процесс. Профессионал своего музыкального дела, еще и с высшим музыкальным образованием. Но безудержен, когда пьян, оттого и пострадал, на шесть лет. Вижу, идет, переговариваясь с кем-то. В арьергарде идет «орел». Орел, потому что этот контролер брал взятки за различные мелкие дела исключительно известными сигаретами с орлом на пачке, и никакими другими. Он и открывает двумя оборотами ключа ржавый замок нашей калитки. Все, движение началось.

 Через несколько минут медленного шарканья по серому бетону достигаю в людском потоке открытых дверей клуба и медленно втягиваюсь туда, в темноту большого актового зала, который начинается сразу со входа. Слева сцена, с раскрытым
занавесом до самого потолка в два этажа всего здания, справа, метрах в десяти, лестница на задний балкон зала. Поток людей уходит вправо, в задние ряды, но я уже ускоряюсь и пропихиваюсь через толпу в дверь напротив входной, где коридор и вход в помещение для отпускников, где обычно обитает завхоз, бывший глава заксобрания соседней области, но погоревший, как он сам говорил, на ничтожной взятке, Георгий. В возрасте, но еще бодренький старичок. Мне нужно туда. Я ведь слыву здесь человеком ответственным, и мне надо понять, что здесь происходит и что надо делать, какие будут распоряжения. Пока продираюсь сквозь толпу, а народу набилось очень плотно, и весь балкон тоже занят, и даже на лестнице туда места нет, здороваюсь мимоходом с теми, кого знаю. На сцене наши музыканты устанавливают на стол большой плоский плазменный телевизор, в стороне, сзади, стоит почти на всю стену развернутый экран для проектора. Вообще, здесь оснащение и ремонт здания очень дорогие и сильно отличаются от кирпичных серых бараков отрядов. Когда-то здесь пребывал какой-то богатый бизнесмен, не угодивший кому-то. Он на свои деньги и отремонтировал здание, оплатил отделку внутри и закупил оборудование, вплоть до бильярдного стола и калорифера, охлаждающего бильярдную.

 Начинаю догадываться, к чему мы вчера с замом начальника по воспитательной работе и завхозом битый час в телевизионном кабинете клуба, откуда вещает кабельное телевидение на всю колонию, включали три фильма с флешки, принесенной Алексеичем, замом. Долго не могли выставить автоматический показ подряд, так, чтобы сначала был фильм «Лучшие в аду», потом «Турист», и в конце «Солнцепек». Я их, кстати, так и не посмотрел: в клубе только спутниковое вещание, двадцать основных каналов. Неужели эти фильмы — это была подготовка, и теперь по этому поводу сюда всех сгоняют?

 Не верится. Хотя слухи еще летом ходили, что частная компания набирает людей из мест не столь отдаленных. Но большинство не верило, включая меня. При этом Рома, молодой парень, с которым вместе занимались спортом, в июне перевелся в лагерь в соседнюю область по месту жительства. А где-то через пару месяцев прошел
слух, что он с компанией уехал воевать, там его настигла пуля снайпера, и он уже дома, в родной земле. Но здесь такому не верят, если сам не видел или если о таком не говорит очень авторитетный человек. Но здесь таких нет. Здесь все работают, особо не задумываясь, и лишь горстка не согласных с режимом отделена в одиночки.

 И мы же ведь сами позже, в сентябре, писали по самими нами выдуманному образцу письма с просьбами приехать к нам в лагерь представителям компании, дескать, у нас немало желающих Родину защищать, что подтверждает количество таких писем. Притом, что эта была вторая волна писем, так как первую не пропустил оперативный отдел, и пришлось эти новые просьбы передавать через комнату длительных свиданий. Я тоже написал, и удивительно, парни выяснили даже почтовый адрес компании, куда нам писать. Написал и проконтролировал, чтобы Валера, тоже молодой парень,
спортсмен, не пропустил момент и от себя тоже написал подобное. Мы с ним тесно общались на почве спорта, да и шил он на машинке передо мной, он же меня и обучил первой операции на нашем потоке. Довольно неплохо ему удалось накачать мышцы
в таких условиях. Роста небольшого, но крепкий, коренастый, с широкой спиной и северным говором. Случись та драка из-за девчонки на месяц раньше, он бы был еще малолеткой семнадцати лет, срок совсем другой, но. Пять лет, и четыре еще впереди. За долю секунды проносятся эти мысли в голове, пока я добрался до нужной двери. Неужели те списки желающих дошли по адресу?

 Я чувствую, как начинает чаще стучать сердце от волнения, от ожидания неизвестного, но желаемого, чего-то нового, кардинального иного. Я ведь хотел и мог работать в компании, через рекомендацию от сотрудника. И анкета была готова, просто затянулось тогда ожидание набора на дальнее направление, а в это время и наступило начало этих двух с половиной с лишним лет. А ведь человек всего лишь увидел, как я веду себя в стрессовой ситуации, не поддаюсь панике, а действую четко и слаженно. Тогда вместе в аварию попали, и я увел на скользкой дороге наш джип в сторону от лобового столкновения и вытаскивал пассажиров, когда тот в кювете лежал на боку. Не знаю, отчего-то военная наука мне ближе и понятнее. Хотя
образование у меня высшее экономическое, наш питерский Финэк заканчивал, и все это время, после выпуска, торговлей занимался, купи-продай все что можно. Но все как-то было не то. Совсем другое, когда с товарищами военной подготовкой занимались, так, для себя. Ощущение, что учишься нужным навыкам, ощущение товарищества, хоть и утрированное, и делаешь это не для себя, а чтобы в будущем пригодилось для других, для защиты, Родины например...

2

 Вхожу в светло-серый коридор со скользким плиточным полом и закрываю дверь за собой, отсекая шум толпы собравшихся. Сразу стало на порядок тише, но слева наблюдаю активное движение. Здесь и сотрудники оперативного отдела, и еще кто-то из начальства, я так и застыл на месте. Тут из-за плеч с погонами протискивается Георгий и смотрит на меня с озабоченным видом.
 — Ты где ходишь, телевизор надо подключать на сцене, — с раздражением произносит он. Бывший чиновник привык, что его понимают с полуслова, и все вокруг него носятся и что-то делают, а он раздает указания.
Но в этот момент из-за второй двери, ведущей прямо на сцену, послышались громкие звуки заставки фильма, первого из вчерашнего списка к показу.
 — Ничего сложного, и без меня вон справились, — произношу, тоже как будто раздраженно. Его властные придирки иногда бесят. Будучи еще на удивление крепким физически, ментально начинает сдавать, памятью, к слову, и оттого бывает смешон для окружающих, не воспринимающих его уже в серьез. Но все равно приходится с ним считаться, потому что от его слов кое-что да зависит.

 Пара оперативников знают, что я здесь на правах дневального, поэтому ничего не говорят, да и внимания особо не обращают. И тут напротив двери на сцену из открытого прохода на кухню комнаты отпускников доносятся звуки приближающихся шагов, громыхающих по фанерному полу под линолеумом неладной парой сапог. В коридоре все расступаются. Впереди идущих проходит на сцену замначальника, огромный, на голову всех выше Палыч, он же Максимов, за ним двое в гражданском промелькнули за спинами столпившихся в коридоре оперативников. За ними кто-то еще из сотрудников, в форменных шапках. Сейчас будут говорить, и я поспешно выхожу обратно в зал, вжимаясь в тесную толпу черных с серой полосой на спине телогреек.

 Свет горит только на сцене, выделяя золотым светом людей, стоящих на ней. Разговоры в зале утихли, все обратили взор на вошедших. Один, среднего роста, сухощавый, в джинсах и короткой куртке, с бородой и длинными волосами под бейсболкой, второй крепкий, с сильными мускулами, в длинной синей парке, и с начисто выбритым лицом и головой, восточной внешности. Оба встали рядом посередине сцены. Необычно выглядят они в гражданской одежде, на фоне привычных синего с черным камуфляжа и камуфляжа черного с полосой. Вперед них вышел заместитель начальника колонии и произнес в тишину зала:
 — Сейчас вам донесут информацию, слушайте, не перебивайте, — он как будто взволнован или даже чем-то напуган. Такого не было даже при генеральских проверках.
 — Наша компания, как вам, наверное, известно, набирает в свои ряды граждан из колоний для отправки в зону боевых действий, — начал громким чуть хрипловатым голосом лысый сотрудник компании.
 — Набираем по всей стране, вот очередь дошла и до вас. Условия набора такие. Полгода контракт — полгода воюете, не больше, не меньше. Полгода проходит — амнистия по приказу президента, все судимости снимаются, и едете домой, к семье.
Зарплата сто восемьдесят тысяч в месяц, могут получать ваши родные дома или все разом по прошествии шести месяцев. С нас полностью обмундирование и обучение. Все, абсолютно все идут в штурмовые подразделения. Обучение длится две недели. У нас есть инструктора, свои полигоны. За ранения выплаты до трех миллионов, родные двухсотых получат пять миллионов, — уверенно и не сбиваясь продолжает он. Я уже понял, не верится, но вот оно, и уже не важно, что там за условия, лишь бы по критериям отбора подойти, волнуюсь уже только за это.
 — Нам нужны убийцы, бандиты, разбойники, насильников и петухов брать не будем, — череда усмешек пронеслась по залу, — возраст от двадцати четырех до пятидесяти. С двадцати двух при согласии от родственников, старше пятидесяти индивидуально после собеседования. Годные по здоровью и у кого дела не находятся в производстве, — продолжает тоже громким и уверенным, но более высоким голосом, второй.

 Я смотрю на них и думаю, вот они, наемники, лысый хорошо подкачен, явно всю жизнь занимается спортом, это часть его жизни. И второй, волосатый, все не по уставу, борода, волосы, наемническая вольница, где главное — выполнение поставленной задачи, быстро и эффективно, а парады, шагистику и воротнички оставьте другим... Зато и платят большие деньги. Наверное, он хороший стрелок, тактикульщик, думаю я, и представляю его в этой же бейсболке, но в бронежилете и с автоматом у плеча, бегущего по полигону от мишени к мишени, пораженных им в центр за секунду до.
 — Скрывать не буду, потери очень большие, мы работаем на самом передке, остальные за нами, «минка» там или «ахмед». Так что это ваш выбор, идти или не идти с нами. Попадая к нам, вы вступаете в братство, в семью, где все равны. Мы не разделяем сотрудников на тех, кто пришел с гражданки, и тех, кого набрали из мест лишения свободы. Все равны, — добавляет он, обводя взглядом заполненный зал. — Но еще скажу, что те, кого мы набираем, работают эффективнее, потому как нервная система более сильная и выносливая.
 — При поступлении к нам, — почти перебивает лысый представитель, — вы автоматом соглашаетесь с правилами компании. Не употреблять алкоголь, наркотики, не мародерить, не сношать местную флору и фауну, слушаться приказов. За невыполнение — обнуление. Теперь, если есть вопросы, задавайте.
 — Когда едем? — сразу громко кто-то произнес вопрос, и, по-моему, с балкона.
 — Да. Сегодня, сейчас, после собрания, проведем собеседования с желающими, посмотрим ваши дела на наличие ограничений по здоровью, далее, в последующие дни вы заполните анкеты о себе, доверенности на родственников для получения ими
вашей зарплаты. Я думаю, где-то дней за десять мы подготовим списки на убытие и саму отправку, — уже более мягким, как будто товарищеским тоном отвечает лысый. — Еще вопросы?
 — Где конкретно могут родственники получить деньги за нас? — доносится откуда-то из центра зала.
 — Список городов, где есть кассы выдачи, расширяется, сейчас там десять городов. Питер, Москва точно. Екатеринбург, Новосибирск. В анкете будет все точнее указано, — снова отвечает накаченный. Похоже, что он старший в этой двойке делегации, а в бейсболке его помощник. Во внутреннем кармане его парки видно на треть торчащий смартфон, а их на входе в лагерь в шлюзе сдает на время нахождения на территории даже хозяйка, начальник лагеря. Происходят немыслимые попущения.
 — Как будем воевать, отдых предусмотрен? — раздается из конца зала.
 — Да, ротация, две недели на передке, после неделя на оттяжке, потом снова на передок, — проговорил помощник. Много позже я узнаю, что у штурмов ротации две с передка — либо двести, либо триста. Рекорд — месяц до ранения — у паренька с онемевшей простреленной рукой. Но сейчас только появление их здесь и в таком виде придает этим двум как будто сверхспособности в наших глазах. И всему хочется верить безоговорочно.
 — А если мне пятьдесят два, но я подтягиваюсь двадцать раз, отжимаюсь, бегаю и все прочее, мне же можно? — произносит кто-то ближе к сцене.
 — Я же говорю, индивидуально будем общаться с желающими, — назидательно говорит старший. Шум в зале от говора уже настолько сильный, что выходит зам.
 — На этом все, расход. Желающие с десяти подходят в штаб, начиная с первого отряда, далее будем вызывать, — он поворачивается к гостям и что-то им говорит, указывая рукой в сторону двери со сцены, предлагая уходить, но что он произносит, им не слышно из-за громкой людской молвы, резко заполнившей огромное темное пространство до потолка.

 Ну что же, порядок действий понятен, осталось не пропустить момент. Волнение не проходит, но та часть меня, которая должна бы отвечать за выбор, ехать или нет, спокойна, ведь выбор давно сделан. Еще в далеком двенадцатом году, когда все
только у компании начиналось, и можно было ехать с парнями на ближний восток, работать и набираться опыта. Но тогда казалось, раз есть семья, то мое место рядом с ней. И где теперь эта семья, после развода в восемнадцатом. Упущенное время моей жизни. В девятнадцатом должен был уехать на контракт, не повезло, не успел. Собственно, опасение быть убитым обратно пропорционально нежеланию жить в этом обществе потребления, мелочности и фальшивых чувств и лиц. Всю свою молодость я мечтал и хотел изменить что-то в этой жизни, мире, не для себя, а для ближнего. Чтобы был выбор, как жить и как думать, без навязывания образа мышления и стереотипов. Да хотя бы, чтобы работяга честно получал оплату своего честного труда, а не жалкие копейки. Желание и мечты юношеского максимализма слишком долго меня не оставляли, пока я не понял, что и людям подобная свобода на самом деле не нужна, большинству, я имею в виду. Чувство опустошенности и при этом нерастраченных чувств к ближнему, и особенно к ближней. Возможный выход — саморазрушение, ведь чем труднее жить, тем проще умирать. Трудность не физическая, это не имеет значения, человек ко всему привыкает. Ментально, духовно непросто — видеть тупик или обрыв человечества. Так если я могу и это нужно, в чем тогда дело, какие могут быть сомнения? И здесь я ставлю судьбе ультиматум: если эта жизнь была испытанием, то оно было крайне непростым, но вскоре может наступить избавление. Если же нет, тогда еще будет шанс побороться за счастье, пускай не всего мира, нет, но. Я адепт культа позитивного мышления с некоторых пор.

 Гости и с ними зам отошли в сторону за занавес к двери. На центр сцены, почти к краю, вышел зампобор Шапошников, тоже здоровенный детина, где их только откармливают, в роте ОМОНа меньше бойцы.
 — Слышали, первый отряд выходим строиться, потом второй и по порядку. Расход! — громогласно произносит он, правда, это его обычная громкость. Открывается входная дверь, там стоят два контролера и пропускают на свет улицы медленно стартующий и как пчелиный улей жужжащий разговорами поток людей. Граждан, как сказал некогда президент, и как выясняется, имеющих право на защиту Родины.

**********

Здесь опубликован отрывок первой главы моей повести "Изгнанники рая. Книга первая".

Прочитать целиком книгу можно, приобретя её на ozon. Ссылка есть в описании страницы автора.