Commentaires sur или Мои мемуары. 4

Предыдущая глава: http://proza.ru/2025/09/18/1988

Между тем дни шли. Каждый день мы просыпались, когда из радиоточки раздавалось: Увага! Увага! Говорить Колгоспний радіовузел!
И начинались новости села, какие-то распоряжения, мировые новости, музыка…
Это радио было единственной информационной связью с миром.

С пацанами мы сдружились нормально. Гришка научил трясти хрущей. Мы в сумерках трясли молодые деревца и с них сыпались устроившиеся на ночь хрущи – это на украинском, а по-русски: майские жуки. Такие симпатичные бежевые жуки. Зачем они были нам нужны? Понятия не имею, ни зачем! Это тот случай, когда был интересен сам процесс, а не его результаты.
Как-то ближе к лету Гришка притащил веточку каких-то зелёных ягод, заявив, что это виноград! В тех краях виноград был в диковинку, хотя сейчас его там выращивают. Однажды родители послали в Тридубы посылку с мандаринами, бабушка угостила мандарином соседскую девчушку, та стала есть прямо с кожурой и плеваться. Бабушка потом ей объяснила… А ведь это было не так уж и давно.
А ягоды принесённые Гришкой для меня оказались чем-то непонятным. Он тут же раскололся и признался, что это агрус! Позже я узнал, что на русском это крыжовник. У нас в Тбилиси его не было. Возможно, в деревнях и был, но на базаре его не продавали, а садово-огородных участков, где любители стали бы его выращивать, тогда ещё не было. Жизнь полна удивительного!
Как-то мы шли с мамой по тропинке между огородами – самому короткому пути к центральной площади села – в магазин, и встретившаяся девушка поздоровалась с мамой, а та ей ответила. Я спросил, мол, вы знакомы? И то, что тут здороваются с незнакомыми людьми, повергло меня в изумление! Я попробовал представить, как у нас, идя по городу, постоянно со всеми здороваться... Это казалось по меньшей мере странным.
 
В одно прекрасное утро, проснувшись, я не обнаружил мамы. Дед сказал, что она ушла в больницу, и бабушка с ней. Ушла и ушла, беспокойства это не вызвало. Скоро пришла бабушка и сообщила, что у меня появилась сестрёнка. Вообще как-то родители спрашивали, если у меня будет сестра, то можно ли её назвать Людмилой? Они знали, что я почему-то терпеть не мог внучку соседки по имени Люда, и эту нелюбовь перенёс и на имя. На мой недоумённый взгляд, мама пояснила, что называть её будем второй частью полного имени, то есть – Милой.
И вот 6 апреля 61-го года на свет появилась Мила. Роддом находился недалеко, буквально в пяти минутах ходьбы. Это видно на карте села, на картинке ко второй главе. По московским масштабам – вообще «в соседнем дворе».
Ходили мы с бабушкой маму проведывать. Скучное было дело, ни маму ни сестричку не показали. От скуки я ходил вокруг домика больницы, нашел сзади окошко, но даже заглянуть туда не успел, как его завесили. А через несколько дней мама сестричкой пришли домой. Не знаю, говорят, что дети ревнуют к новорожденным, но для меня ничего не изменилось. Вообще ничего.
Мама потом всю жизнь вспоминала двух женщин, которые принимали у неё роды, насколько заботливые они были. Радикально иное впечатление, нежели о первых родах в Тбилиси. Ещё она рассказывала, как эти женщины перед выпиской ей рассказали, будто поначалу не поверили, что ей всего 29 лет, поскольку выглядела намного, намного старше, но когда разродилась и пришла в себя, тогда они поняли, что так оно и есть.
Оформил папа рождение сестры в Тбилиси. Не знаю, наверное ему выслали справку о рождении по почте, но и тут не обошлось без казусов. Женщина, заполнявшая свидетельство о рождении, недослышав, написала фамилию отца: Подрушнян, и как следствие – национальность отца: армянин. Отец уже вышел из ЗАГСа, как решил ещё раз взглянуть на свидетельство того, что у него есть дочь, заметил ошибку и вернулся. Ему тут же выдали новое свидетельство, а первое списали.
 
Между тем, пока мама лежала в роддоме, в космос полетел Гагарин!
Восприняли это со спокойной радостью, толком не понимая мирового значения этого события.
 
Куда более значительным событием на селе была Пасха! Вот тут я первый раз узнал, что значит христосоваться. Мы всей нашей шайкой ребят ходили по домам, нам дарили крашенки и конфеты. Сколько яиц я тогда набрал! Даже все съесть не смог.
:-)
 
Одно из непонятных мне чудес я увидел в избе какой-то родственницы. Кому кем она приходилась, до сих пор не знаю, но её взрослый сын считался моим троюродным, что ли, братом. Или ещё более далёким, но братом. Ваня Побережец… как он играл в подкидного! В селе и выигрыш выигрышем не считался, если он был без погон! Но я отвлёкся. Так вот, всю жилую комнату хаты занимал деревянный ткацкий станок! На этом станке «робыли рядна». Основа была из суровых ниток, рядом стоял целый ящик пустых катушек из-под них, а вторым материалом, прокладываемым между нитей, были тряпки. Всё шло в дело. Предварительно тряпки красили в разные цвета, чтоб выходило веселее, разрезали на жгуты и ткали из них полосатые рядна. Если вы запросите это слово в поисковиках, скорее всего вам ответят про грубую ткань типа мешковины, но в селе так назывались половики. Причём изготовление их являлось отличным способом утилизации старых, больше ни на что не пригодных, текстильных изделий.
В хатах с земляным полом рядна были необходимы. Достаточно толстые, уложенные на пол жилой комнаты, они неплохо его утепляли. Украинский вариант японских татами. Конечно же, очень отдалённое сходство, да и размеры ряден не были стандартными, но для утепления пола тут ещё неизвестно, что лучше.
В один из наших приходов в гости, станка не оказалось на месте. Как я понял, он разбирался и переносился в другую хату, где уже другие сельчане ткали рядна для себя. Думаю, была предварительная договорённость, и люди, дожидаясь своей очереди, заранее приобретали нитки, подготавливали ветошь… Одним словом, село половиками себя обеспечивало.
Много позже, в восьмидесятые годы, когда папа работал уже на трикотажной фабрике, он построил на садовом участке в Кумиси дом с бетонными полами.
Если вы не в курсе, трикотажное полотно вяжется в виде бесконечной трубы, и чтобы превратить трубу в полотно, её не разрезают, а срезают по сгибу полосу сантиметра в два шириной. Эта лента, из-за особенностей трикотажного плетения, не распрямляется, а напротив, сворачивается в жгут, образуя этакую трикотажную верёвку, идущую в отходы. Так отец принёс эту самую верёвку и просто сплёл её шахматным плетением в коврики, подобные ряднам. Только они были, в отличие от ряден, двойной толщины.
 
После первого похода от трассы до села мне как-то не приходилось влипать в дорогу, пока нас с ребятами не занесло в северо-западную часть села под названием «Гребля». Судя по названию, там располагалась какая-то плотина, запруживающая ручей, но я этой запруды не видел. А запомнилась Гребля тем, что мы так и не дошли до места, куда направлялись – вдруг полил тёплый дождь, с каплями размером с вишню. Мало того, что все мгновенно промокли до нитки, так и дорога превратилась нечто невероятно липкое. Сперва попробовали бежать, но грязь налипала и не отваливалась! Мы еле волочили ноги, как будто к подошвам привязали пудовые котурны! Куда и зачем мы направлялись, как разбрелись по домам, не помню, но как этот дождь буквально вклеил нас в дорогу – помню и сейчас.
:-)
 
Уже была середина лета, когда приехал папа. Приехал вместе с семьёй сестры Нины, которая жила в сателлите Тбилиси – промышленном городе Рустави. Приехали они вчетвером: папа, его сестра тётя Нина, её муж дядя Гриша и моя двоюродная сестра Ира.
Приехали с шиком! Не знаю, как они добирались до города Первомайска. Тогда там располагалась станция Голта, намного позже переименованная в Первомайск на Буге. Одно время Тридубы даже входили в состав Первомайского района. И оттуда мои родные ехали на такси – для села это было явлением! В принципе понятно, почему они пошли на такие расходы – единственный автобус на Тридубы из Первомайска уходил где-то часа в четыре ночи. По дороге им попалась автомобильная камера – как оказалась, целая. Для нас, пацанов, она стала прекрасным развлечением. На первой картинке к этой главе мои двоюродные братья Гриша и Вася – сыновья дяди Пети – как раз сфотографировались с той самой камерой. А сидят они все на брёвнах, которые через год пойдут на новые стропила для хаты.
Гриша – самый старший из всех моих двоюродных братьев и сестёр, как со стороны папы, так и со стороны мамы. Он был старше меня аж на пять лет. По старшинству за ним следовала приехавшая Ира – старше меня всего на 4 года, а Василий, младший брат Гриши, младше меня на год.
Забавный казус вышел в день нашего знакомства, в тот день, когда мы дошли до Тридуб. Не помню почему, но нам с Васькой пришлось вместе мыть ноги в одном тазу. Тётя Мария, его мама, решила долить горячей воды, и отскочившая капелька кипятка попала на Ваську. Так тот возмутился и обиделся на мать, что капля попала на него, а не на Вовку!
Честно говоря, я до такого бы просто не додумался.
:-)
 
1961-й год оказался знаменательным и для страны, и для нашей семьи.
Сначала произошла денежная реформа, рубль подорожал в десять раз. Затем Мила родилась, потом первый человек в космосе, и, наконец, в этом году я пошел в школу.

*Фотографии:
Мама с Милой и я с двоюродными братьями на брёвнах перед хатой.
Я с бабушкой и Милой

Продолжение следует.