Кто убил Пушкина? Конкурс Вот это поворот

Кто убил Пушкина?  Роковая дуэль
( альтернативная история, случилось все в другом измерении и к реальным историческим событием имеет мало отношения, прошу  это учесть)

Рассказ на конкурс " Вот это поворот"

Атмосфера во дворцах накалилась до предела.
Князь Петр сбился со счета,  рассказывая милым дамам о том, сколько было дуэлей у гения. Он так его и называл гением, чтобы в лишний раз не звучала фамилия, от которой бледнели мужи доблестные,  а прекрасные дамы хватались  за веера и готовы были упасть в обморок. Некоторые из дуэлей были убийственны и навсегда оставляли незримые шрамы в их памяти, конечно, если  мужья и любовники оставались живы.
Князь Петр взглянул на приближавшегося Василия Андреевича и заговорил тише. Наверное, только тот   не  знал, что за событие намечалось на этот вечер.  И не стоило ему этого знать, может быть дуэль расстроится сама по себе и хлопоты будут напрасными.
Учитель предпочитал жить в неведении, в своем мире, до него все доходило в последнюю очередь. Только так ему и удалось уцелеть в бурях, штормах и всевозможных тревогах, связанных с его любимым учеником.
Но на этот раз все касалось его в первую очередь, и он никому не простит того, что может случиться. Побежденный  учитель оставался ангелом - хранителем для победителя ученика. Правда,  ангел был устал и несчастен, кажется еще чуть-чуть и у него сдадут нервы. Тогда все окончательно разрушится. Не дожить бы до тех времен.
А гений разошелся не на шутку, его уже никак нельзя было остановить, и если даже сегодня удастся  расстроить проклятую эту дуэль, то завтра все случится наверняка.
Красавец - француз, чужестранец, стал главной его мишенью, на других он не смотрел, не видел, не слышал. Только Дантес, к которому переметнулись все влюбленные  девицы и чужие жены, приводил его в бешенство все чаще и чаще. Для этого были своим причины, и причин тех было не мало, но все-таки надо быть сдержаннее, не в лесу же мы живем.  Он старался сдерживаться, но получалось очень плохо. С каждым разом все хуже.  А  когда он узнал, что Идалия не просто переметнулась к французу, но и безнадежно в него влюблена, это стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Были и другие веские причины, но именно она нажала на спусковой крючок, и сделала дуэль необратимой.
Но ведь мало того, что она влюблена (а он думал, что такого просто не может быть с ней), так еще умудрилась ради своего Дантеса впутать в эту скверную историю и  Натали,  и  Екатерину. Да что там, и его несравненная Александра, его ангел хранитель и заступница перед всем остальным семейством, тоже как - то замешана в этом французском кошмаре. Она искренне старается помочь ему, защитить его от всего, что творится в этом мире, только  ему ли не знать, куда стелется дорога из благих намерений. Но они в этом водовороте, и спасти всех его близких людей сможет только исчезновение проклятого француза, исчезновение навсегда.
***

На него косо смотрят все, что только они не говорят, что только не пишут в своих пасквилях. Если француз доживет до утра, а ему несколько раз удалось уходить от вызовов, то ему придется застрелиться самому, и он не промахнется. Но  очень хотелось жить и творить, сейчас больше, чем всегда.
Поэт и  сам недавно говорил, что  на свете нет счастья, но есть покой и воля, обманывался.  Покой ему даже и не снился, а воля, воли его только и хватит на то, чтобы домчаться до Черной речки и отправить Дантеса на тот свет. И пусть своего папашу с собой прихватит, может быть тогда гений  сможет хоть немного успокоиться здесь, на земле, а потом вслед за ним отправится, и там, на лунной дорожке продолжится их противостояние. Но тогда они возможно смогут поговорить, здесь никакой разговор невозможен, не стоит и пытаться. Хотя вряд ли он найдет покой и на том свете.
О том, что француз может его застрелить, он и мысли не допускал, такого просто не может быть, а потому не будет никогда.
Правда,  гений не думал  и о том, что будет после того, когда бездыханное тело француза увезут  в его чертов Париж, и все дамы Петербурга  облачатся в  траур. В какую ссылку ему придется  отправиться? Да все равно в какую, только бы  избавиться от этого столичного кошмара. Чаша была переполнена, и  вино лилось через края.
***

На Черной речке был белый снег,  со всем надо кончать нынче, потому что скоро никто не согласиться быть его секундантом. Гений не представлял и не хотел представлять, как он подводил своих близких и дальних друзей – приятелей. Они же понимали ответственность и опасность всего, что совершалось. Кто-то из них сказался больным, кто-то умчался куда-то, даже не попрощавшись, А ему еще придется  объяснить императору, как он посмел ослушаться высочайшего приказа и убить иностранного подданного. А главное, за что он убил офицера, не сделавшего ему ничего дурного.
Но об этом он подумает после дуэли, не сейчас, потом, когда хорошенько выспится, утро вечера мудренее, как говорит нянюшка.  И он что-то придумает, обязательно что-то придумает. А пока надо выдвигаться  к Черной речке, еще не хватало опоздать. Если так  случится, то он набросится на француза и задушит его своими руками уже без всяких дуэлей. А это еще страшнее, но пыл остановить поэт все равно не сможет.
Учитель взглянул на него и медленно пошел  в соседнюю залу, и тут ему показалось, что черная  тень скользнула за его спиной.
- Сальери, гений и злодейство  две вещи не совместные.
Это была тень без тела, вероятно видел ее только он один, потому что все остальные даже не заметили, каждый занят своими делом. Забот и хлопот у всех хватает.
Потом в ту ночь Учитель вспоминал о последней встрече и  все время спрашивал себя, почему он ни о чем не знал, ничего не почувствовал, почему в такой момент оказался поразительно беспечен?
***

На Черной речке белый-белый снег.
Они не опоздали, карета француза появилась через несколько мгновений. И душа ликовала, словно через полчаса,  а то и раньше француз не будет убит, а он не отправится «во глубину сибирских руд» надолго, может быть навсегда.  Напишет ли кто-нибудь ему такое вот послание, чтобы поддержать издалека, пообещать лучшие времена?
 Только таким образом  гений и мог путешествовать по миру, но ничего, декабристы говорят, что  и там люди живут, вот и получит он покой и волю, ведь рано или поздно,  желания сбываются, а он так этого желал.
А потом все было словно в тумане, все правила  соблюдены,  по знаку они выстрелили. Француз оставался стоять, но он не мог промахнуться, он в муху на стене попадал так, что от нее и мокрого места не оставалось. Как же он мог промахнуться в этого огромного солдафона?
А что же творилось с ним? Жар, сначала был жар от ярости, от сознания, что он промахнулся и стреляться придется снова. А вот потом адская боль,  и он рухнул на белый-белый снег, ставший алым и очень быстро черным.
Что это, как такое вообще могло случиться? Он чувствовал, что француз стрелял в воздух, он это ясно сознавал и еще подумал о том, что об этом расскажет  всему белому свету и заставит его убраться подальше и как можно быстрее, чтобы и духу его в Петербурге  больше не было.
Была ли это реальность или сон, понять невозможно, но боль то чуть отступала, то  усиливалась, он слышал голоса, но не понимал, о чем они говорят. Ни русский, ни французский, какой - то птичий язык заставлял его возмущаться и что-то требовать, только что.
***

Когда они добрались до дома, кажется, он в дороге  потерял сознание, провалился в Пекло, очнулся уже  в своем кабинете на своем диване. Тут говорили вроде бы ясно, но очень тихо. Лицо Учителя, его слова, его пристальный взгляд. Какие-то люди, знакомые и незнакомые появлялись и исчезали, их сменяли другие. Никогда  в доме не было так много незнакомцев, да еще в его кабинете, куда почти всем вход был запрещен, кроме самых близких. Но почему они здесь, что им нужно?
Гений подумал о том, что ему не придется оправдываться перед императором, ну до тех пор, пока он не поправится,  а это случится не скоро, судя по тому, как на него смотрят  доктора. Значит, он успеет придумать что-то в свое оправдание, Учитель ему поможет.
Он должен  был сердиться, но не сердился, это было  как-то странно и удивительно. Учитель о чем-то спрашивал, а он все время твердил:
- Француз не стрелял в меня, француз не стрелял. Он не убивал меня, я это хорошо помню.
Других слова было не разобрать, как не старался Учитель.
Хотел ли он оправдать злейшего своего врага, или хотел поведать какую-то тайну Учителю, тот никак не мог понять. Он вообще ничего не мог понять, и  тяжело дышал,  и качал головой, словно старался успокоить его.
- Вам  нельзя разговаривать,  не тратьте силы, голубчик мой, - по-отечески просил он и снова отходил в сторону к окну, потом возвращался и только разводил руками от полного бессилия.
Кажется, снилась Аннушка Оленина, а потом она превратилась в Идалию. Та смотрела на него с перекошенным от гнева лицом и что-то пыталась сказать.
- Падите прочь, кто ее пустил? Зачем она здесь? Что ей нужно?– бормотал он в забытьи.
 Учитель оглянулся, для пущей уверенности, никакой женщины  тут не было. Кого же он видит, к кому обращается?
- Наверное, он уже на том свете, - пробормотал он и отвернулся.
Смотреть на эти муки  было  невыносимо больно. На это не хватит никакого мужества, а он и в добрые времена мужеством не отличался.  Что теперь будет с ним, с его женой, с детьми, с поэзией, в конце концов? Как можно быть таким   легкомысленным отцу семейства, да что он вообще вцепился в этого француза: Моцарт и Сальери, кто тут Моцарт, а кто Сальери. Мало кто из  близких способен найти слова оправдания. Они молчат обреченно или злорадно, но все они молчат. А что он скажет императору? Что тут вообще можно сказать? Кто поверит, что он ничего не знал, ни о чем даже не догадывался. Но он не генерал Милорадович, царство ему небесное, подставить грудь под пули и тогда смог только один из всех, а он на такое не способен, если бы даже ему все было известно.
***

Все улеглось через несколько дней, когда гроб с телом поэта увезли в семейный склеп, везли в сопровождении жандармов, в страшной секретности.
Учитель успел появиться у французов, которые поспешно уезжали по приказу императора. Здесь им больше не было места.
Как же молод и красив был этот Дантес, не мудрено, что женщины теряют головы и готовы на край света бежать, чтобы на миг с ним рядом оказаться, чтобы он только насмешливо взглянул и отвернулся. Да что говорить о других, если и  Идалия. Но он прогнал от себя мысли о этой недостойной даме.
- Скажите, что там случилось? – настаивал Учитель, - я хочу знать правду, он повторял, что это была не ваша пуля.

Видя, что старик не собирается нападать и обвинять его во всех смертных грехах, как это делали все остальные,  француз  опустился на стул и только развел руками.
- Мне не нужно было его убивать, я просто не мог отказаться от этой проклятой дуэли. Мне не хотелось умирать, но убивать его я не собирался, уж поверьте хоть вы мне.
- Я верю, - беззвучно произнес Учитель, - но кто же совершил этот роковой выстрел?
-  Мефистофель, вероятно, - услышали они голос Идалии, легка на помине, как только черта помянешь, так он и явится.
 Она рассмеялась, и тут же разрыдалась, - без беса там не обошлось, он разрушил  весь мир, мой мир. Ну что вы так на меня смотрите, милейший Василий Андреевич?  Мне хотелось, чтобы он затерялся где-то в Сибири, там ему и место среди остальных бунтовщиков,  но я не могла поверить, что он будет убит, мы хотели просто отправить его подальше и навсегда с глаз долой, а вон как все повернулось.
Нельзя было верить женщинам, этой особенно, но он поверил. Дантес ей нужен был здесь, и не женатый  на Екатерине, а свободный. И в ее жизни все пошло теперь наперекосяк. Вот тебе и главные подозреваемые.
Но кто-то же его убил из настоящего пистолета, настоящей пулей, вряд ли в этом бес участвовал, как она считает. А эти жуткие раны он видел своими глазами. Он был свидетелем.
Один из мужей рогоносцев, но  их искать можно не одну жизнь, только многие ли  из них решились бы на такое злодеяние? Ведь это даже не дуэль, а настоящее убийство. А за него виселицы не миновать. Так стоит ли стараться, как бы не был унижен и оскорблен  счастливым  соперником.
***

Говорят, что все тайное становится явным, но в тот момент в это Учитель не верил, не верил и император, когда велел ему рассказать, что же случилось на самом деле. Он даже не упрекал его, что было совсем уж страшно и странно. Но переживший бунт декабристов в самом начале своего правления, едва вступив на престол, переживший   великое предательство своих подданных, мог ли он чего - то бояться и чему-то удивляться?
Какая пустота образовалась в тот момент, когда Учителю  в  руки попалось стихотворение без подписи. Он отшвырнул листок в сторону, не желая приобщаться к гадкому  тексту.
Потом опомнился,  взял в руки листок, словно  шипящую змею,  и бросил его в камин, он сгорел  мгновенно, что стало еще одним свидетельством того, что  сам Мефистофель, вероятно, его написал, такие  свитки горят и сгорают в один миг, глазом не успеешь моргнуть.
О Мефистофеле недавно говорила Идалия то плача, то смеясь. И он уже готов был поверить, что  без вечного противника бога тут не обошлось.
Дома он перечитал эпилог к  бессмертному  творению  великого немца, как его любил ушедший в вечность поэт, знал наизусть, а его просто подводила память, еще до всех потрясений, а теперь он мало что мог вспомнить. Но прочитал и  повторил  несколько раз:
- Я часть той силы, которая вечно хочет зла и вечно совершает благо.
Совершает благо, почему эти строчки он вырвал из текста и не мог забыть, словно кто-то ему подсказывал, но что именно. Стар он стал  и осторожен для того, чтобы такие ребусы разгадывать. Только больше все равно некому. А он не сможет успокоиться, пока не узнает, кто убил гения.
Какое благо мог совершить тот, кто не промахнулся, тот, кто знал о дуэли, томился где-то  рядом, прятался, замерзая на таком морозе,  и в нужное время, когда понял, что на француза  нельзя надеяться,  выстрелил и не промахнулся. И причинил не просто мгновенную смерть, а страшные страдания, которые и врагу не пожелаешь, если у тебя есть душа.
Моцарт, конечно,  поэт был Моцартом, но кто же тот самый Сальери, откуда он взялся, и как его найти среди этой  холодной и безучастной толпы.

***

Учитель с ужасом выдел, как молчанием окутывается имя и творения гения, так не должно было быть, но так  случилось. Они не то, что говорить, они и думать о нем боялись, словно та самая пуля могла прилететь и к тому, кто говорит, кто помнит, кто читает стихи. Так может убийц не так и много, как ему кажется? Хотя трудно сказать, кто не хотел его убить. О покойниках либо хорошо, либо правду. Нрав у него был очень тяжелый, с кем он только не перессорился за последние годы, кого не заставил схватиться за пистолет и вызвать на дуэль.
Если они даже сейчас рта не открывают, то   в тот вечер  на Черной  речке, вряд ли они рискнули  бы там появиться.
Учитель подумал о поэтах пушкинского круга, никто из них не мог стать первым, пока он был жив. А теперь, кто из них пытается  выйти вперед, да никто.
Князь Петр увлечен молодой девицей,  в поэтическом таланте  ему не отказать, но  он стар и вполне доволен жизнью, ему так нравилось быть вторым. Баратынский несомненно  очень даровит, но он так робок, что ни на дуэли,  ни на  Парнасе  он никак бы себя не проявил, и потом,  он так любит свою жену, свой дом и свои  творения, что и при большом желании он не решился бы стать первым.  Сам он еще много лет назад начертал на  портрете    «Победителю ученику от побежденного учителя», и на этом была поставлена жирная точка в их вечном соперничестве. Даже тогда, в самом начале он мог признать первенство своего ученика, а сейчас, когда он  столько написал, тем паче.  Да он бы свою жизнь отдал только за то, чтобы  гений остался жив, и творил дальше. Ведь это было только начало, сколько всего он мог бы сделать за ближайшие лет  тридцать, а то и больше. Какой бы стала русская литература, русская душа, задержись он на этом свете подольше.
Вот об этом он и говорил  императору, когда тот решился его спросить, что он думает по поводу трагедии, толи до него дошли вопли француза о том, что он не мог убить их поэта, толи было какое - то тайное расследование, убедившее его в том, что все было как-то иначе.
***

На бедную Наталью Николаевну все еще страшно было смотреть, но  Учитель все-таки завел  разговор. Думал он в первую очередь о Екатерине.
- Не обижайтесь, не сердитесь на сестру, кто же может перед французом устоять, она ни в чем не виновата, как и он сам.
Учитель замолчал, трудно ему было произносить эти слова, но он решился на такой шаг.
Вдова так сжала пальцы, что они хрустнули, какой же сильной была эта хрупкая  дама:
- Никогда, слышите никогда, я не хочу их видеть и слышать, то, что они сотворили с моей жизнью…
Она замолчала и оборвала разговор. Но потом словно встрепенулась:
- Но не они меня волнуют, а его творчество. Ведь все забудут, все забудут, никто не решится говорить о нем, о его чудных стихотворениях, обо всем, что он успел сделать. Как же такое можно пережить, как он мог так просто все перечеркнуть?
Учитель  ссутулился и как-то весь сжался, он не знал, что ей сказать, он  не мог ей ничего обещать. Да и кто мог?
Но кому - то точно было нужно, чтобы  все перестали говорить о его стихотворениях, чтобы они забылись, как страшный сон и никогда больше  не вспоминались
Я вас люблю, так искренне ,так  нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим
И снова поэтические строки были вырваны из памяти, самые яркие, самые  проникновенные.
Учителю показалось, что все это не случайно, что ученик говорит с ним, пытается что-то сказать, на что-то намекнуть.
Он,  не надеясь на свою память, стал записывать эти строки, эти знаки, эти догадки, но пока  ничего не складывалось в определенную картину. Это были осколки разбитого кувшина. А сложатся ли они  когда-то?
***

Время текло неумолимо быстро. Учитель  не мог успокоиться. Он думал о том, что судьба поэта начинается после его ухода, и нельзя допустить, чтобы затоптали, уничтожили безжалостно все, что он творил. Так должно быть, но  будет ли с гением?
Если ему  достался слишком тихий и осторожный Учитель, если он сам сделал все, чтобы про него забыли и старались не вспоминать поэты его круга. То только забвение и ждет его  при таких обстоятельствах.
Он перечитывал  строки  поэмы « У Лукоморья дуб зеленый» и даже не мог представить себе, какой получился бы славянский эпос, если бы не его осторожность и осмотрительность. Он задумался, и услышал не сразу разговор императрицы (он не видел того, с кем она говорила), но голос ее не мог перепутать ни с каким другим.
- Он не написал ни одного стихотворения, ни одной строчки, ко мне обращенных, все к ней и к ней, как же я могла к нему относиться? Так мало того, Жоржа больше с нами не будет, ему - то за что такая судьба? И все теперь пусто и уныло.
Учитель окаменел. Если она до дуэли сказала такое кому-то из своих поклонников, то этого достаточно, чтобы отличиться перед своей императрицей, завоевать ее особое расположение. Остаётся выяснить, кто был настолько влюблен и безрассуден.
Может  быть впервые с того рокового дня Учитель был так близок к разгадке страшной тайны.
Он стал осторожно наводить справки. Возникло два имени безнадежно влюбленных офицеров. Остальных он исключил из рокового списка. Ведь убийца должен был стрелять значительно лучше, чем Дантес. Пока они были вне подозрения, но если ему удастся что-то выяснить, если он все узнает, то что делать дальше?
И снова он почувствовал присутствие призрака,  подававшего какой-то знак. И снова глухота и слепота с его стороны.
***

Ангел против беса, Моцарт против Сальери – вечное противостояние.
Он перечитывал стихи, обращенные к Елизавете. А если Аннушка узнала тайну его главного шедевра?
Месть обиженной любовницы всегда страшна и непредсказуема. Кого она могла толкнуть на эту дуэль? Кто дождался своего звездного  часа и стал самым верным и  преданным ее рыцарем? Кто из ее бесчисленных поклонников мог стрелять без промаха?
Не в силах больше гадать, он отправился к Анне, чтобы убедиться, что она, как Дантес, ни в чем не виновата и забыть об этой версии раз и навсегда.
Анна была тиха и подавлена, но оказалась умнее и проницательнее, чем он мог о ней судить.
- Не верю, что его убил француз, - голос ее дрогнул
- И я в это не верил с самого начала, - отозвался Учитель.
- От кого вы о том узнали? – вздрогнула она.
- От него самого, в ту  жуткую  ночь он несколько раз повторял, что Дантес его не убивал, и ему было важно донести это до меня, не знаю, правда, почему. Ему , вероятно хотелось найти настоящего убийцу.
Анна не понимала, почему Учитель говорил с ней. Она не стала оправдываться, ему пришлось отступить..
Подозреваемые закончились. Тайное, вероятно, не всегда становится явным.
Но снова императрица заговорила о придворном поэте, на этот раз решив обратиться к нему, надеясь, что Учитель все это устроит.
Она была спокойна внешне, но настойчива, просьбу можно было  принять как приказ. Учитель стал приглядываться к оставшимся в живых и прикидывать, кого можно было назначить в придворные поэты. Он с удивлением заметил, что гений оказался чуть ли не самым молодым из них. А когда он писал к Елизавете, то был совсем мальчишкой. Таких тут в столице сейчас нет, может поискать где-то в провинции, но, сколько же его учить придется, что из этого вообще получится. А он так стар и так устал.
И что же ему делать? Где взять придворного поэта для Ее Величества?
***

Из Германии туманной  вернулся  философ, острослов и просто приятный во всех отношениях стихотворец, которого открыл миру как раз наш гений. Он словно бы называл своего приемника тогда.
Сначала вспыхнула надежда в душе Учителя, если не он, то кто. Но мимолетный разговор с ним поставил жирную точку на этой идее.  Его тяга к подругам дочери, странный роман с одной из них, о котором говорил весь Петербург, именно с одной, а не со всеми сразу. Нет, не стоит и начинать, императрица ему прикажет голову сечь, а протеже его отправит назад в Германию, хотя  его, пожалуй, не примут назад, говорят, он что-то там натворил, потерял, какие-то важные бумаги, да и рукописи  свои все разбросал по миру, нимало не заботясь об их сохранности.
Зрелый муж, пусть и прекрасный поэт явно не подходил для такой роли. Значит, придется взглянуть на молодых и дерзких.
А вот с дерзкими надо быть как можно осторожнее, да и где они тут дерзкие, особенно после гибели гения. Да и забыли они, что такое оды, гимны и прочие милые слуху императрицы поэтические жанры.
И в тот момент он вспомнил полыхающий в камине листок с крамольным стихотворением.
Полузабытая картина ожила перед глазами так ясно, словно это случилось накануне.  Кто его тогда написал, это было ведомо всем, кроме Учителя, просто потому что  он не хотел этого знать, закрылся от таких новостей.
Но наступил момент, когда ему захотелось узнать имя этого анонима, еще один граф де Вер нашелся или Байрон с русскою душой.
При упоминании имени знаменитого англичанина он передернул плечами.
- Нам здесь только таких не хватает, разве не из-за него случился и бунт, искалечивший судьбы многих, - пробормотал Учитель, разговаривая с самим собой.
Он решил не вспоминать о том, что было тогда, да как такое забудешь, сколько крови,  слез,  виселиц. Сколько пришлось пережить императору и близким бунтовщиков. Многие из них до сих пор по Сибири и Кавказу скитаются. А ведь гений все время твердил о бунте бессмысленном и беспощадном, но они и его чуть не затянули туда.
Демон, конечно, он Демон. И тут он припомнил разговоры о поэме дерзкого гусара. Как  же он мог забыть о ней, и стихотворение наверняка принадлежит ему. Недаром так волновалась  его милая добрая бабушка. Как только она пережила все это?
***

Учитель заглянул в свои записи, ему показалось, что он  о чем-то важном начал догадываться
- Я часть той силы, которая вечно хочет зла и вечно совершает благо.
Он пробежался взглядом по другим знакам, снам,  цитатам, которые в разное время были записаны. И картинка стала прорисовываться все яснее и отчетливее.
Сделать его придворным поэтом невозможно, это худшее из того,  что могло прийти в голову. Но если не это, тогда что, почему он вспомнил о нем и думал  все больше?
С Натальей Николаевной он встретился неожиданно, хотя до сих пор старался избегать разговоров о гении. А тут все сошлось на каком-то приеме. Ей надо было поговорить о муже, и с кем же еще, если не с ним? Она не казалась больше Снежной королевой, и  это его порадовало.
Она говорила о гусаре, о том, что дважды он пытался с ней поговорить, в первый раз разговор не получился, а во второй они очень хорошо поговорили.
Учитель даже боялся спрашивать, о чем же они говорили, хотя его терзало любопытство, но нет, он не станет этого делать.
Вдова же не поняла, что так разозлило его,  почему он весь переменился в лице и не был похож сам на себя. От прежнего Учителя, которого она видела четверть часа назад больше не осталось и следа.
И тогда он спросил о гусаре у других, сказали, что он уезжал на Кавказ, что император не желает видеть его в столице, и он снова что-то натворил.
- Он что-то натворил, - пробормотал Учитель.
Ноги не вели его  к усадьбе Елизаветы Алексеевны, и все-таки преодолевая эту жуткую силу,  он шел туда. Сил становилось все меньше, но и остановиться  на полпути, повернуть назад он никак не мог.
***

Столкнулись они на пороге. Только одно мгновение они смотрели друг на друга. Но и тому и другому все стало ясно в тот же миг. Трудно даже представить, что могло произойти, задержись  он еще на миг. Но появилась бабушка, всплеснула руками:
- Как хорошо, дорогой Василий Андреевич, что вы навестили нас.
Внук резко сорвался с места и исчез. Бабушка удивленно взглянула на его спину. Как он смеет так себя вести, ведь Учитель явно пришел по делу. Почему он ведет себя с таким вызовом? К кому ей обратиться, если он снова что-то натворит. Его стихи были только началом тех бед, которые на них обрушились, и кто, если не Василий Андреевич сможет замолвить за него словечко перед Императором? Но он ни о чем не думает, ничего не хочет знать.
Но ведь и Старик казался каким-то странным, если бы она не знала его всю жизнь, то трудно было бы утверждать, что у них был именно он, а не кто-то чужой.
Он так и не сказал, зачем приходил, не остался на ужин, хотя она его уговаривала. Да что вообще у них  тут происходит?
Учитель брел домой, забыв о карете, останавливался, отдыхал и снова упорно шел пешком.
 Этого не может быть, потому что не может быть никогда. В памяти мелькали и исчезали лица тех, кого он подозревал в убийстве, и  отпускал за недостаточностью улик. Его  так просто не отпустишь, он останется до последнего вздоха в памяти.
***

Вернувшись, наконец, домой, учитель  нашел все, что у него было в большой библиотеке,  и стал медленно читать разные редакции «Демона», ему хотелось найти опровержение своим крамольным мыслям, а нашел он только подтверждение. Дивился тому,  что до сих пор этого не понял, что очевидное, чуть ли не с первых дней трагедии, для него было словно пеленой укутано, кто-то старательно отводил глаза.
Им было мала места  вдвоем в этом мире, они не смогли ужиться, и чудовищное противостояние закончилось трагедией. А сколько судеб разрушено, сколько невинных людей пострадало из-за того, что Сальери просто не мог ужиться с Моцартом?
И не о прошлом была написана его маленькая трагедия, а о грядущем, хотя  в мире все повторяется,  и нет ничего нового. Сальери не оставит Моцарта в живых.
Он потянулся к книге гения, отыскал  ту самую трагедию, наткнулся на цитату о том, что  гений и злодейство несовместимы и заметил, что там стоит знак вопроса. В творчестве он так и не решил для себя этого вопроса, но решил в жизни.
Ночью побежденному Учителю снился победитель ученик с поэмой в руках. Неужели там ему удалось написать славянский эпос? За все это время снился он ему в первый раз. Он был таким молодым и таким счастливым.
Когда до него дошла весть о второй дуэли и о гибели Демона, он даже подумать боялся о том, кто его мог убить.
Лирическое отступление

Запрягу вороных тройку быструю,
Пусть летят, сколько хватит им сил,
До дуэли лишь миг и до выстрела,
Знаю, Пушкин пока еще жив,

Только кони в метели теряются,
Только бесы  все скрыли пути,
Никого, ничего не останется,
Вот и сбился возница с пути.

Мы успеем туда, мы дотянемся,
Пред Дантесом лишь  морок шальной,
Не погибнет поэт мой, останется,
И еще попирует со мной.

Ночь темна только мысли трепещутся,
Кони ржут в этой снежной дали,
И никто по дороге не встретится
В этом городе  грез и  любви.

И бреду в пустоту бездорожья,
От бессилья рыдает душа,
И куда же дорожкой нехоженой
Пробираюсь в ту ночь не спеша?

До дуэли лишь миг и до выстрела,
Знаю, Пушкин пока еще жив,
Запрягу вороных тройку быструю.
Пусть летят, сколько хватит им сил,


Продолжение следует
Рассказ "Кто убил Дантеса?"