Окно в мир

Студенческое кафе технологического института в последний день учебного года забито настолько, что яблоку негде упасть.

Яков Фескин, выпускник бакалавриата, замечает свободное место у окна и устремляется с подносом к нему, поздно обнаружив нежелательное соседство. За столом уже размещается Софья Львовна, профессор философии. Из-за скромной комплекции её можно спутать со студенткой. Темпераментная личность, дочь генерала и редкостный тролль. Есть ещё видео, где она баллончиком обезвреживает вора в метро. Выше тройки у «Львовны» получают лишь уникумы.

Яков останавливается в нерешительности.

– Садитесь, что замерли, Фескин? Вспомнили про гуся и свинью? – острый взгляд из-под очков и язвительная улыбка. Да уж, горбатого могила исправит.

– А я должен помнить? Этого не было в программе…

Софья Львовна заливисто смеётся треснутым от курения смехом.

– Ну, вы ей и сами не следуете. Что написали мне про Франкла?

– Не помню, – Яков надламывает хлеб.

– А я помню. «Логотерапия, как забытое на Западе течение, находит своё выражение в русской рок-культуре». Любопытное утверждение. И, главное, ничем не обоснованное. Как, кстати, ваша группа? – профессорша отпивает из мизерной чашки глоток “Арабики”, единственной составляющей её меню помимо журнала “Вопросы философии”, раскрытого посередине.

– Потихоньку. Ищем ударника.

– А что с Романом?

– Решил свалить в другой институт.

– Не знала. Вы-то остаётесь?

– На бюджет в магистратуру не берут, так что не знаю. Думаю.

Софья наклоняется вперёд с заговорщицким выражением на лице.

– Оставайтесь! Это ваш институт, ваша база и ваше окно в мир. Не надо начинать заново. По какому предмету у вас недочёт?

– По вашему, – Яков поднимает с тарелки укоряющий взгляд.

– И только? – Львовна ни капли не смущается от этого факта. – Ну не проблема. Доработайте вашу статью по Бердяеву, и я поговорю с учебной частью.

Легко сказать. Бердяев уже надоел и не хочется к нему возвращаться. Яков в раздумьях смотрит в окно. С третьего этажа открывается вид на обширный институтский двор, опоясанный аллейками с кустами сирени и чубушника вдоль дорожек. Первый курс посреди двора проводит флешмоб в тему окончания года: запускает воздушных змеев с надписями «#Я_всё_сдал». Стоит весёлый гомон и улюлюканье. Якову становится грустно.

– Яков, будущее всё равно за наукой, за технологиями. Музыка, масс-культура – сейчас на втором плане, это прошлый век. Ну чего мы там не слышали? Самым ярким хитам заведомо более десяти лет. Идёт сплошной самоповтор. Это не в упрёк вашему творчеству, нет. Но вся поп-медиа-тусовка представляет из себя конкурентную и неблагодарную среду. При этом очень токсичную. И в ней вы себя вряд ли найдёте. Лишь упустите шанс пойти дальше.

– Вам-то почём знать?

– Времена не те. Я давно за всем этим наблюдаю. Да и война под боком. С вашей головой нужно реализовывать возможности, строить будущее, а не сочинять всякое на потребу непонятно, кому. В чём смысл вашего музыкального творчества?

– То есть?

– Вы же читали Франкла? Группа «Crise» – неплохое название. О чём вы поёте, к чему призываете?

– Ну, вы слышали «Скрежет зубов» и «Покайся»?

– Нет, не помню. Киньте мне в личку. О чём эти песни?

– О том, куда мир катится.

– Это констатация факта. А дальше что?

– Это больше вопрос к слушателю.

– Но у вас же должно быть своё видение, программа выживания, так сказать. Что вы людям предлагаете, кроме недовольства и презрения? – Софья промакивает и без того сухие уголки губ салфеткой.

– А что бы предложили вы?

– Я уже сказала. Искать выход, делать открытия, думать, трудиться. Своими руками, а не только в словах песен.

– Будто творчество – не труд!

– Конечно, труд. Но. Нужно полагаться на заложенные в вас способности – а они у вас есть и в науке, и в философии, и в коммуникации, – а не искать чего-то ещё. Ветра в поле. Это своего рода эскапизм.

– То есть идти на военную службу – тоже эскапизм?

– А вы собрались?

– Просто спрашиваю.

– Нужно вначале разобраться в себе, – Софья ставит чашку и смотрит Якову в глаза. – Потом научиться военному искусству. Война сейчас, не знаю, как будет дальше, – для тех, кто умеет воевать и видит в этом призвание, – в словах Софьи Львовны слышится горечь о недавно потерянном сыне.

– А если у меня призвание… к другому.

– Как вы это определили? Не поймите неправильно, мне нравится ваша музыка. Но не хочу, чтобы вы себя растрачивали попусту…

У Якова пиликает телефон. Прочитав сообщение, он встаёт:

– Извините, я на минутку.

Софья Львовна незаметно протирает салфеткой глаза.

Оставив недоеденным обед, Яков продирается через зал, попутно набирая номер:

– Да, Яш, он здесь со мной, мы у лифта, – Ника говорит торопливо, проглатывая слова, – поспеши!

Ника, как всегда во всём чёрном, стоит вполоборота в холле и беседует с длинным и худым, как жердь, вихрастым парнем, похожим на зарубежного актёра. В этот раз она больше улыбается и слушает – что нехарактерно для её сценического образа. Если не принимать во внимание сложившиеся обстоятельства.

Фескин протягивает руку парню:

– Яков.

– Алекс.

– Давно барабанишь?

– С рождения, пожалуй, – парень улыбается, показывая ямочки.

– Репетиции вторник, четверг вечером. Сможешь?

– Не уверен, надо график посмотреть.

– Лето же впереди.

– У меня ещё подработка.

– Понятно, у каждого своё. Если надо будет, что-то подкорректируем, главное начать.

Жердяй становится серьёзным и сощуривается:

– У вашего коллектива есть концепция?

Яков отвечает как на духу:

– Логотерапия Франкла. Слышал? Поиск смысла.

– Не, не слышал.

– Приходи, узнаешь. Будущее – за нами, теми, кто ищет. Наука, производство – на втором плане. Без технической революции лишь топтание на месте и самоповтор. К тому же это очень конкурентная и токсичная среда, – у Якова есть умение говорить «со знанием дела».

Ника, стоя рядом, улыбается и кивает.

По возвращении в кафе Яков замечает, что зал немного поредел, но всё ещё застает на месте Софью Львовну. Она отставила в сторону пустую чашку и углубилась в чтение «Вопросов».

В тот момент, когда Яков садится за стол, что-то стукается в окно.

– Ох, Господи! – Львовна вздрагивает, но тотчас с облегчением выдыхает, видя улетающий в глубину двора змей «#Я_отличник»: – А, вы вернулись? – и, кивнув в ту сторону, – Опять молодёжь бедокурит.

Яков принимается доедать остывший обед.

– Ну, так что, Яков? Вижу, я вас не переубедила. Кстати, о змеях. Помните икону Страшного суда?

– Конечно, спрашиваете.

­– Разумеется, раз уж у вашей группы такое название. Змей жалит Адама в пяту. Знаете, что это значит?

– Нет, просветите.

– Книга Бытия, глава три, стих пятнадцать. Змей Адама не оставит и будет мучить аж до Второго Пришествия. А избавление придёт лишь после.

За окном слышится нарастающее жужжание, напоминающее звук игрушечного авторалли. Оба поворачиваются на шум. Вместо парящего змея к окну рывками приближается странный объект, чем-то напоминающий стрекозу в увеличенном масштабе.

– Яков, стол! – отчаянно кричит Софья Львовна, вскакивает с места и, обнаружив недюжинную силу, опрокидывает дубовую громадину на бок, не обращая внимания на сыплющуюся на пол посуду. – ЖИВО К ОКНУ!!!

Профессор, задев Якова, вздымает стол за крышку кверху и резко подаёт его к окну. Яков не понимает, что она хочет сделать, однако хватает изнанку столешницы, помогая протолкнуть предмет мебели к оконному проёму. Жужжащий объект быстро надвигается с улицы, но они успевают заслонить проём.

– ВСЕМ ЛЕЧЬ!!! – поставленным голосом орёт на весь зал профессор, изо всех сил толкая Якова подальше от окна на пол.

Раздаётся грохот, свист и звон стекла, столешница отлетает от окна через весь зал, чудом никого не задев. Не считая Софьи Львовны.

Слышатся крики.

Свет гаснет.


* * *

Яков приходит в себя в холле. Тут и там на одеялах лежат несколько раненых. Ко входу одна за другой подъезжают скорые, слышен вой сирен и стоны увечных.

Он осторожно садится и смотрит через панораму на главный корпус. На третьем этаже зияет акульей пастью дыра с торчащими стержнями арматуры и почерневшими обломками железобетона.

Он поднимается на ноги и подходит к ближайшей группе медработников, спрашивая:

– Где Софья Львовна?

Ему не отвечают, все заняты оказанием первой помощи.

– Софья Львовна! – зовёт Яков, – Софья Львовна!

Из-за шока он не может думать о том, что будет дальше. Существует только здесь и сейчас. И он должен её отыскать!

Яков выходит на крыльцо. Рядом слышится голос главврача:

– Сколько летальных?

– Что удивительно, пока нисколько.

Наконец, он находит её на носилках, которые двое санитаров несут к карете «Скорой». Растрепанные волосы вместо аккуратно убранной причёски и строгий костюм делают её почему-то похожей на героев советских фильмов.

– Софья Львовна, вы целы?!

Профессор приоткрывает глаза и говорит слабым голосом:

– Яков, не знаю. Но я должна узнать, что вы об этом напишете.