Эль-Фуджайра

Утро в Фуджейре пахнет свежим уловом. В 5 утра рыбный рынок уже гудит, как потревоженный улей. Старики в клетчатых изарах торгуются за тунца с перламутровым блеском на боках.

«Утренний!» — хлопают они по жабрам, и те действительно розовые, как рассвет над Хаджарскими горами. Я покупаю кусок с жирной прослойкой — для местных это как выбор хорошего вина.

В кафешке у порта подают чебаб — лепешки, которые пекут на раскалённом камне. Они пузырятся, словно грязь в вади после дождя. Намазываю их финиковым сиропом, который тянется, как смола с древних деревьев в Аль-Вурайя. Официант подкладывает мне халяльный омлет с куркумой: «Ешь, это как солнце на тарелке».

В горной деревушке меня спрятал от полуденного зноя ресторан, где готовят манди — рис с бараниной в земляной печи. Повар показывает кастрюлю, зарытую в угли: «Горы шепчут ей рецепт шесть часов». Мясо тает, как известняк под ветром, а шафран окрашивает зёрна в цвет заката над Оманским заливом.

На пляже Аль-Акх продают халву из фиников с кунжутом. Старый продавец смешивает её на моих глазах, как алхимик: «Сладкое должно быть солёным» — и посыпает морской солью с ближайшего пляжа. Каждый кусочек хрустит на зубах, словно песок под ногами.

Вечером в саду отеля подают кофе с кардамоном в медном джезве. На дне — гуща, по которой гадают бедуины. Я пью и смотрю на звёзды, такие яркие, будто их тоже посыпали солью Персидского залива. Официант смеётся: «Это не кофе, это жидкость из наших вади — в ней вкус камней и терпение времени».

Уезжая, везу в багаже банку оманского мёда (густого, как горный воздух), сушёные лимоны — их кладут в макбус вместо уксуса, осколок коралла, похожий на кактус. Фуджейра оказалась вкусом на языке — смесью соли, дыма и той особой сладости, что бывает только у фиников, сорванных до рассвета.


С творческим вдохновением, Ваш Сергей Бурыкин