За каждым кедром, за каждой сосной 9 гл
Беседы с Елизаветой в конце концов возымели действие, и я перестала мысленно упрекать своих родителей в их нелюбви ко мне. Главное, что я их люблю. И жалею. Они не виноваты, что их сердца не добры, не нежны, а холодны и грубы. Такими, видно, моих родителей создала природа. Или их сердца устали и огрубели от ударов рока.
Но все равно, решила, я всегда буду любить родителей и заботиться о них. Вернее, о матери, она ведь совсем одна. Я простила матери и то, что она меня отвела в город и оставила одну, маленькую, беззащитную - среди чужих и безразличных людей. И они могли со мной сделать все, что угодно. А спас меня от лихой доли... тот же председатель сельсовета. Он ехал из города на подводе, уже поздно вечером, и услышав мой крик: "Дядечко! Тітонько!", узнал меня по голосу.
- Шура? Ти що робиш тут одна? Серед ночі? А де твоя мамка?!
- и забрал меня з собою.
Посадил на подводу и повёз в село. Постучал в оконце и отдал меня матери. И она, увидев меня, испуганную, замерзшую, заплакала, обняла? Нет. Заплакала я. Бросилась обнимать её, радостная, что снова дома, снова с мамой. А сестры - заплакали? И те тоже совсем мне не обрадовались. Даже не обращали внимания, ни слова не сказали и что-то ели, сами, без меня. Выходит, мать нашла где-то еду и теперь её не надо было делить на четыре рта.
Председатель упрекал мать в совершенном ею страшном поступке. И, понизив голос, уговаривал:
- Чого ж не йдеш у колхоз, Софія? Там хоч миску супу дають. Вже б було легше... І до мене не йдеш... Ти ж ще молода. А без чоловічої ласки... Я б тебе пестив, так пристрасно, що б забула про свого Луку за одну ніч...
Те перешептывания на пороге хаты закончились резко: мать схватила глечик и подняла над головой. Крикнула:
- Забирайся геть, жирний пацюк! Аби я не поцілила глечиком в твою слиняву пику!
Вскоре после того вечера мать и арестовали. А нас раздали по хатам, по чужим людям. Много позже моя мать рассказала мне, как все было. Случилось это в тот день, когда народ со всего села сбежался смотреть, как горит самая большая и добротная хата - председателя сельсовета. В толпе шептались, что хату подпалили намеренно - из мести. Уж слишком многие пострадали от доносов председателя.
Не было в селе такой семьи, которая бы не потеряла родственников во время большевистских репрессий. Кого расстреляли, кого раскулачили и депортировали на Север, кого отправили в лагеря. Мать не пошла смотреть на пожар, а только холодно сказала:
- Дочекався, клятий коммуняка. Дякувати Богу, справедливість таки є.
Продолжение следует
Свидетельство о публикации №225092700883