Онежские Петроглифы

Настоящее путешествие — это не просто смена координат, а скорее паломничество к истокам памяти — той, что хранится не в камне, а в нас самих. Таким опытом для меня стало знакомство с Онежскими петроглифами — молчаливыми скрижалями седой старины, затерянными в суровых объятиях карельского побережья.

Как поразительно велика и разнообразна наша страна! Ее масштабы — это и километры бесконечных дорог, и целые климатические зоны, разделенные условной границей на карте. Мой путь вокруг батюшки-Онега начался в майские праздники с Вологодской области, где весна уже вступила в полные права. Солнце щедро лилось на проснувшиеся, изумрудные поля. Воздух звенел от тепла, и, гуляя по склонам горы Андома у Вытегры, я не мог оторвать глаз от бескрайней озерной глади, сиявшей в лучах, как полированная сталь. В одной футболке, под пение птиц, я предвкушал лето.

Но стоило пересечь границу Карелии, как мир перевернулся. Время отмоталось назад. Весна здесь только робко заглядывала в царство зимы. Ветви деревьев с липкими, еще не распустившимися почками замерли в напряженном ожидании. Ранняя весна только начинала отвоевывать пространство у зимы: на бурой, оттаявшей земле, словно заплатки, кое-где лежали небольшие пятна подтаявшего снега. Мой маршрут лежал через Пудож к деревне Каршево — отсюда открывался единственный надёжный путь к Онежским петроглифам по воде на моторной лодке.

Но первая попытка оказалась неудачной, обернувшись ледяным прозрением. Сезон навигации еще не открылся, а берега Онеги были скованы метровыми, громоздящимися валами льда. Всего несколько часов пути — и передо мной предстали две разные реальности: цветущая весна и неотступная, упрямая зима. Суровая мощь Севера, не желающая сдаваться без боя.

Возвращение домой затянулось на месяцы скитаний по Карелии, и на обратном пути я сознательно сделал трёхчасовой крюк, чтобы снова свернуть к Пудожу. На сей раз удача была на моей стороне. И вот он, Бесов мыс.

Подъём по скользким, отполированным дождями и временем скалам открывал передо мной всё тот же величественный пейзаж, что видели бесчисленные поколения до меня. Бескрайняя свинцовая гладь Онеги, подёрнутая рябью от норовистого ветра, сливалась на горизонте с бездонным лазурным небом. Скалистый берег, поросший вековыми соснами, сурово врезался в холодные воды, и где-то в вышине кружили крикливые чайки. И тут меня осенило: древний человек так же, как и я, смотрел на эту же скалу, на это же озеро, на это же небо, чувствуя тот же ветер на своем лице. И оставлял на камне рисунок — не для себя, а для нас, для вечности.

Петроглифы- это не просто рисунки. Это прямое послание, брошенное через гигантскую пропасть времени из эпохи, когда не было не только России, но и самих понятий «страна» или «государство» в современном смысле.

Стоя перед трёхметровым «Бесом» и плывущими в камне лебедями, я испытывал не просто любопытство, а глубочайшее чувство связи. Я — лишь одно звено в бесконечной цепи поколений, живших на этой суровой земле. Моя «большая и красивая страна» обрела для меня истинный масштаб не просто территорией на карте, но и колоссальным, непостижимым пластом времени. История этой земли не начинается с какой-то одной даты или народа; она невероятно глубока, многослойна и загадочна, и я стоял прямо на её страницах.

И это осознание рождало во мне не только трепет, но и острую, щемящую ответственность. Еле заметные линии на камне, пережившие пять тысяч лет льдов, бурь и солнца, современный вандал может уничтожить за несколько минут. Хрупкость этого наследия стала для меня метафорой хрупкости всей окружающей природы — такой же древней, величественной и беззащитной перед равнодушием. Сохранить это — значит беречь не просто рисунки на камнях, а душу России. Ту самую первозданную связь с прошлым, что делает нас частью чего-то вечного. Частью такой разной, древней и прекрасной Родины.

С творческим вдохновением, Ваш Сергей Бурыкин