Глава 8. Заговор

Зима спустилась на деревню тяжёлым покрывалом. Снег лежал на крышах, укутывал дороги, и лишь редкий лай собак нарушал тишину ночей. Луна висела высоко, холодная и строгая, её свет превращал белый снег в зеркало, где каждая тень казалась живой.
В тот вечер Сигрид зажгла свечу у изголовья. Ирдар был на охоте вместе с Асгейром, и в доме царила тишина. Она сидела у окна, глядя на сугробы, и ждала его возвращения. Её руки вязали нить, но мысли блуждали далеко — о будущем, о доме, о детях, которых они ещё не успели подарить миру.
Собаки вдруг завыли. Тревожно, протяжно. Сигрид поднялась, сердце её сжалось. Она подошла к двери, но не открыла — лишь прислушалась. За домом скрипел снег под шагами.
Тем временем Харальд, охваченный тьмой, крался по улице. В его руках был нож, в глазах — тень. Он не помнил, как оказался здесь: словно чужая сила вела его. В ушах звучал голос Лорна:
— Когда свеча погаснет сама, когда молоко станет чёрным — это будет твоим часом. Тогда ты поймёшь, как разорвать цепи судьбы.
Он подошёл к дому Ирдара. Изнутри лился мягкий свет свечи. Харальд поднял руку, толкнул дверь и вошёл. В тот же миг свеча затрещала и погасла, будто сама ночь втянула её пламя.
— Кто здесь? — голос Сигрид прозвучал дрожью, но без страха.
Тьма была густой. Харальд шагнул вперёд. В её силуэте он увидел другую — материнский облик Ирдис, который Лорн вселил в его сознание. В глазах его смешались ненависть и туман.
— Судьба… — прошептал он и ударил.
Нож вошёл в грудь Сигрид. Её крик разорвал ночь, собаки взвыли громче, а в сердце Харальда на миг просветлело. Он увидел, кого поразил, и кровь застыла в жилах.
— Сигрид… — выдохнул он, отступая, руки его дрожали, нож выпал на пол.
Она упала к двери, глаза её расширились, дыхание рвалось, но слова не успели сорваться с губ. Кровь растекалась по доскам, темнея в свете луны, пробившейся через щель.
Харальд бросился прочь. Снег глотал его шаги, а в ушах звенел голос Лорна:
— Ты сделал выбор. Теперь твой путь начат.

Снег хрустел под ногами, когда Ирдар возвращался с Асгейром. За плечами у него висела добыча — олень, убитый метким копьём. Мороз кусал лицо, дыхание превращалось в белый пар, но сердце его было лёгким: он спешил домой, к Сигрид. Ему виделось её лицо, свет её глаз, когда она встречает его у двери.
Когда они подошли к деревне, собаки завыли. Это был не обычный лай — в нём было что-то тревожное, тянущееся. Асгейр нахмурился, остановился.
— Что-то неладное, — сказал он. — Слышишь?
Ирдар не ответил, но ускорил шаг. Он бросил добычу к ногам Асгейра и побежал. Его ноги тонули в снегу, сердце билось, как молот.
Он распахнул дверь дома и увидел: свеча потухла, в углу лежала Сигрид. На груди её темнела рана, кровь залила пол. Глаза её были открыты, но уже тускнели, дыхание было рваным и редким.
— Сигрид! — крикнул Ирдар, бросившись к ней. Он поднял её голову, прижал к себе. — Слышишь меня? Я здесь!
Она попыталась улыбнуться. Губы её дрогнули, но слова не родились. Лишь взгляд — полный любви и боли — впился в его глаза. И этот взгляд был последним. В следующее мгновение дыхание её оборвалось, и тело обмякло в его руках.
Крик Ирдара пронёсся над деревней. Это был крик, который рвал душу, крик, в котором смешались ярость, горе и бессилие. Люди выбежали из домов, сбежались к его избе. Женщины закрывали глаза, мужчины молча склоняли головы. Асгейр вошёл следом и застыл, видя то, что случилось.
— Кто это сделал? — голос Ирдара был хриплым, словно из глубины могилы. — Кто лишил меня её?
Ответа не было. Но в душе его уже горел огонь. Он клялся — найдёт виновного. И кровь ответит за кровь.
Так пал свет его жизни. Любовь, что согревала его сердце, была вырвана из мира рукой того, кого он знал с детства. И ночь, что началась со снегопада, обернулась началом тьмы.

Ночь, полная крика и горя, медленно угасала. Утро застало деревню в тишине. Снег вокруг дома Ирдара был затоптан — мужчины приходили помочь, женщины приносили ткани, чтобы укрыть тело Сигрид. Но никто не смел заговорить с Ирдаром. Он сидел на пороге, обхватив голову руками, и глаза его горели так, что каждый встречавшийся взгляд опускался к земле.
Асгейр встал рядом, молчал долго, потом сказал:
— Это не зверь. Это не случайность. Здесь чья-то рука.
Ирдар поднял голову. Его лицо было бледным, как снег, но голос звучал твёрдо:
— Я найду её. Во имя Одина, я найду убийцу. И не останется на этой земле семени его. Я положу конец всему роду его.

В ту же ночь Харальд не спал. Он сидел в своём доме, глядя в тёмный угол. Кровь Сигрид всё ещё стояла у него перед глазами, и руки дрожали. Он слышал её крик, видел её лицо в последний миг. Но в ушах звучал другой голос — шипящий, тянущий:
— Ты избран. Это был путь судьбы. Не бойся.
Он пытался убедить себя, что это не он, что всё было иллюзией, что нож сам скользнул. Но в глубине души знал: кровь на его руках реальна. Он прятался от людей, от их взглядов, не смел выйти днём, только ночью вышел к лесу, где его ждал Лорн.
— Ты сделал то, что должно, — сказал Лорн, и глаза его блеснули в темноте. — Теперь Ирдар лишён силы. Теперь он уязвим.
— Но… это была не Ирдис, — прошептал Харальд. — Это была Сигрид…
Лорн усмехнулся, и в его усмешке не было ни сожаления, ни удивления.
— Какая разница? Все пути ведут к одному. Её смерть — искра. Скоро пламя охватит всё.
Харальд закрыл лицо руками. Внутри него боролись боль и отчаяние, но сеть уже сомкнулась. Лорн держал его за горло невидимой рукой.
В деревне же начали рождаться первые шёпоты. Старухи говорили у очага:
— Не зверь был в доме Ирдара. Человеческая рука оставила рану.
Мужчины молчали, но глаза их искали виновного. И среди них уже витало имя Харальда — шёпотом, с сомнением, но всё же витало.