8. Продолжение

***1
    Сегодня Ларик снимал показания приборов один. Начальник метеостанции с женой и гидрологом уехали на вездеходе для замеров на мыс, а это обычно занимало почти весь день. Выбирали день поспокойней в плане погоды, но после обеда все равно завьюжило. Не слишком сильно, с ног не сбивало, и то хорошо.
    Работа была привычной, главное соблюдать точность по времени и все аккуратно фиксировать не только в электронном виде, но и в журнале. И перепроверять автоматические данные. Автоматы редко, но, случалось, что подводили.
    Ларик умел делать на станции все. И технику ремонтировать, и еду готовить, и первую помощь оказывать. И к уединенности привык за семь месяцев, хотя являлся исконно городским. И когда-то его считали избалованным мальчиком. Он таким и был – модным, элегантным, брезгливым, любившим белоснежные рубашки и накрахмаленные воротнички. Ходил к известному барберу и к мастеру по уходу за руками – предпочитал ухоженные ногти. Душ утром и вечером принимал, питался только здоровой пищей. Стейк заказывал обязательно хорошо прожаренный, углеводы ограничивал, чай пил исключительно зелёный, настоянный по всем правилам.
    Сняв показания, Ларик взглянул на свои ногти, сейчас не отличавшиеся чистотой, и подумал, что нужно бы их подстричь. Но тут же забыл о них. Минут пятнадцать он заносил снятые показания в журнал и сохранял на жесткий диск, после чего забрался под одеяло и продолжил смотреть очередной фильм из тех, что привез гидролог. Правда, редко какой из фильмов после просмотра оставался у Ларика в памяти. Ему просто требовалось занять себя чем-то, чтобы основные мысли не мучили. А, вернее, чтобы не мучили воспоминания, которые были такими живыми и режущими как битое стекло, несмотря на 7 месяцев траура. Кто-то говорил ему, что через полгода отпустит. Но пока не отпустило.
    Ларик не заливал свою утрату алкоголем, потому что алкоголь не помогал. Ларик понял это почти сразу, когда чуть с моста не бросился в своем пьяном горе. Алкоголь только усиливал боль в душе, раздувал ее как огонь из тлеющих углей.
    Во сне Элла приходила к нему каждую ночь. Ложилась рядом, прижималась нежным телом, и они занимались любовью. Во сне он испытывал настоящие наслаждения и, просыпаясь, понимал, что нужно идти мыться. Поэтому он хотел подольше не просыпаться.
    Ларик знал, что родители очень переживают за него, особенно мать, но обрывал любое общение с ними, впрочем, как и со всеми остальными. С друзьями, например, которых у него было много. А с работы вообще уволился и завербовался на эту метеостанцию, потому что когда-то учился на метеоролога и как студент ездил в небольшие учебные экспедиции. Там их учили всему, что требуется для жизни и работы в отдаленных местностях. Правда, мало кто из его однокашников стал работать по специальности. Слишком маленькие зарплаты предлагал Гидромет специалистам.
    Уволился он с очень престижной должности и из очень солидной фирмы, куда устроился в свое время с подачи Эллы. Но несмотря на то, что являлся ее протеже, быстро доказал свою компетентность и деловые качества. Через пять лет никто уже и не вспоминал о ходатайстве Эллы за него. Она работала на телевидении в отделе новостей, но Ларика продвинула в большой бизнес, хотя его отец также имел свою процветающую фирму.
    Никто даже не предполагал, что Элла старше Ларика на 15 лет, считали, что лет на 5-6, не больше. Потому что выглядела она получше многих звезд. И вместе с Лариком они смотрелись вполне органично.
    После универа Ларик долго не работал, а тусил с такими же, как и он, молодыми оболтусами, сынками богатых родителей. Мать и отец не препятствовали ему, потому что считали, что сын имеет право отдохнуть и повеселиться. Отец хотел в будущем взять его в свою фирму, а пока позволял сыну жить свободно. После возвращения Ларика из армии родители ждали, что он женится, хотя и не торопили его. Они долго не могли смириться с тем, что сын влюбился в женщину намного старше себя, но постепенно приняли это. Тем более что Ларик почти сразу переехал из родительского дома к жене. К тому же они видели, как много Элла делала для него и никогда ничего не просила у них. В первые полгода, пока он не работал, она купила ему машину, переписала не него свою квартиру и открыла на его имя валютный счет. Хотя с доходами его отца этого совершенно не требовалось. Но ведь поначалу родители Ларика не могли смириться с ее возрастом, именно поэтому она действовала по своему разумению и в соответствии со своими чувствами. А Ларику ничего кроме нее самой не нужно было. В этом никто не сомневался, потому что все видели, насколько он опьянен любовью к своей жене. Он купался в счастье с ней все 10 лет их совместной жизни. Поэтому в момент, когда узнал, что Элла скончалась на месте от остановки сердца прямо на работе после какого-то телефонного звонка, чуть сам не умер. Она ведь никогда не жаловалась на здоровье, была жизнерадостна, спортивна, вела здоровый образ жизни, следила за внешностью…
    В траурный зал родители привезли Ларика из медцентра, где его все эти дни медики практически откачивали и возвращали к жизни. Он едва смог подойти к ее гробу, отец во всем помогал ему. В гробу Элла выглядела даже прекраснее, чем была в жизни. А рядом с ее гробом стояли еще два, где лежали ее сестра и муж сестры. Вокруг толпились какие-то родственники сестер, но Ларик видел все это смутно, ноги его не держали, уже через несколько минут он потерял сознание и находился в беспамятстве очень долго. Пришел в себя только в больничной палате.
    Элла с сестрой были однояйцевыми близнецами. Это оказалось для нее роковым, потому что сердце ее остановилось в момент, когда ей сообщили о гибели сестры и ее мужа в автокатастрофе. Сестрам накануне исполнилось по 50 лет, но Ларик не присутствовал на юбилее. Не считал возможным, потому что родственники Эллы смотрели на него косо и считали чуть ли не юнцом-жиголо, хотя к тому времени ему исполнилось уже 35 лет.
    Психолог, который работал с Лариком в медцентре, пытался внушить ему успокаивающую мысль о том, что Элла не мучилась, как другие люди, которые годами борются с тяжелыми болезнями. Смерть ее наступила почти мгновенно. Наверно поэтому Элла выглядела в гробу как чистый ангел. Но Ларику не помогли ни эта уловка, ни несколько сеансов гипноза.
    А после инцидента на мосту родители благодарили бога и прохожего, из-за которого Ларик остался жив. Поэтому очень радовались, что их сын завербовался и уехал работать на удаленную от мира метеостанцию.

***2
    Ларику исполнилось 25, когда он встретил Эллу. Он приехал к своему приятелю, который работал оператором в студии новостей.
-Кто это? – спросил он друга, увидев изумительно красивую молодую женщину.
-А, Элла? Да, наша красотка. Смотри, не влюбись, в нее все поголовно влюбляются. Дикторши черной завистью ей завидуют. Она готовит информационный новостной блок к 20 часам. Самый топовый.
-Одна?
-Ну что ты, конечно нет. Но она все перепроверяет перед тем, как отдать в работу. По времени скоро закончит, ее рабочий день до 18-ти.
-А кто же дальше занимается новостями?
-Полно народу – пара режиссеров и куча помощников. Элла редко задерживается и почти никогда не имеет проколов по подготовленным материалам. Рассказывали, что был один случай, но не в мою бытность.
-Сколько же ей лет, если ты тут уже почти 5 лет работаешь?
-Ей? 40. Ни за что не дашь, правда? Никто не верит. Но это реально. Она, кстати, сама не скрывает.
-40?! Не может быть! Я думал, ну, может, на год или на два меня старше. Она замужем?
-Что запал? Разведена. Он кстати тоже у нас работает. Сценарист.
-Ну, так что, познакомишь? – не отставал от друга Ларик. Но тут Элла сама подошла к ним и спросила:
-Костя, ты готов? Почему посторонние в студии?
-Это мой друг, Ларион. Я выписал ему пропуск. Познакомься, Элла.
-Очень приятно, Ларион, – взглянула она на него,– Но извините, нам нужно работать.
-Я буду ждать вас после работы, – сказал он ей. Она не ответила, но вечером, увидев его на крыльце здания, остановилась и спросила:
-Так что будем делать?
Он поймал такси, и они уехали. Чтобы больше не расставаться.
Ларчик с драгоценностями – так она называла его, подразумевая под драгоценностями его глаза, губы, волосы, плечи и все остальное.
    Первые пять лет совместной жизни они вели себя как молодожены, потому что, слепые от страсти, ничего и никого не воспринимали вокруг и наслаждались друг другом, не в силах надолго расстаться. Ларик видел и другие отношения между супругами, но совершенно не понимал, зачем жить вместе, если не любить так, как они с Эллой любили друг друга.
    Ему говорили, что после 45 у его жены все явственнее начнут проявляться возрастные признаки, и что природу не обмануть. Но, привыкнув к свежей красоте Эллы, к ее молодому лицу и стройному телу, он не замечал никаких перемен, даже когда ей исполнилось 50. Конечно, она очень следила за своей внешностью и уделяла этому много времени и средств. Но результат был налицо. Ей никто не давал больше 40 лет. Хотя вовсе не это делало ее самой красивой и желанной в глазах Ларика. Он просто безумно любил ее лицо, глаза, волосы, запах, ее голос. Она называла его своим мальчиком, а он звал ее принцессой. И эти банальности трогали его сердце до самой глубины, он чувствовал ее любовь, осязал всем телом и душой. Она многое ему рассказывала о своей работе, о студенческих годах, о каких-то своих потаенных мыслях и страхах. Все это являлось для него драгоценным, он помнил каждую деталь, потому что все они западали ему в душу и вызывали нежность и желание сохранить в памяти все до мельчайших подробностей. Ведь из этого и слагался ее многогранный образ в его голове.
    Ларик знал о ее взаимоотношениях с семьей. Родителей по поводу второго замужества она не слушала, так же как и он своих, когда женился на ней. Но помимо родителей у Эллы была сестра, которую Элла, как и многие близнецы, считала своей половинкой. Правда, ее сестра Мила с возрастом стала выглядеть несколько старше Эллы, но все равно моложе своих лет. Конечно, ей было не сравниться с Эллой, да она и не стремилась, поскольку обладала другим козырем – у нее имелась дочь. Элла после неудачного аборта родить не могла, поэтому без памяти обожала племяшку. И имя ей придумала именно Элла. Девочку назвали Хлоя. Тройное значение имени нравилось обеим сестрам – 1. Юная, 2. Цветущая, 3. Молодой побег. Элла проводила с маленькой Хлоей очень много времени. Так что первый муж ее страшно ревновал к ребенку. Он, кстати, также присутствовал на похоронах. Ларик мельком видел его. Он многих заметил в траурном зале, так же, мельком. И почти никого, кроме двух-трех человек, не знал. Единственно, кого он не нашел, так это племянницу Эллы. А может, просто не разглядел под черной накидкой. Тем более что он очень давно ее не видел, года три, потому что она все это время училась и жила за границей.

***3
    В отсутствие Ларика за квартирой следила его мать. Перед отъездом на метеостанцию он спрятал в сейф пару жестких дисков, а также альбомы фотографий, в том числе свадебный. Он знал, что родители всегда считали его брак с Эллой ошибкой. Они мечтали о молодой жене для него, потому что хотели внуков. Это было вполне естественно, и Ларик понимал их, но его чувства к Элле перевешивали все разумные доводы. Он физически не мог без нее обходиться.
    До нее он имел связи с девушками и даже считал, что вполне познал все премудрости секса и все возможные его виды. Но с Эллой понял, что значит жертвовать своими удовольствиями ради любимой женщины. Хотя, даже жертвуя какими-то чисто физическими моментами в сексе с ней, он, тем не менее, получал истинные наслаждения. И это без оральных ласк, которые для Эллы являлись неприемлемыми. Такого точно ни одна из его прежних пассий не могла ему дать, хотя многие из них буквально вылизывали Ларика с ног до головы. И раньше он иногда не мог кончить без оральных ласк партнерши. Но с Эллой все кардинально изменилось, потому что дело было вовсе не в сексе, а в совокупности страстных желаний и полного слияния с возлюбленной не только в физическом плане. Он не мог бы объяснить, что происходило между ними, и что он ощущал. Это являлось чем-то сродни взлетам и падениям в бездну с последующим полным растворением друг в друге в состоянии измененного сознания. Нечто подобное чувствуют люди, принимающие легкие наркотики. Ларик не пробовал не только наркотиков, он даже никогда не курил, пил лишь качественный дорогой алкоголь и ни разу не напивался в хлам. Но точно так же, как и наркоманы, вкусив однажды любовь Эллы, уже не мог без нее существовать. Его не интересовало, каким образом его удовольствия с Эллой каждый раз доходят до самого пика, при том, что ни она, ни он не применяли каких-то изощренных техник для удовлетворения партнера. Главным для него являлось то, что Элла испытывала яркие оргазмы и подолгу блаженствовала в его объятиях после этого, чем продляла и его собственные чувственные наслаждения.
    Но, несмотря на равнодушие Ларика к деталям, Элла перекопала интернет и даже консультировалась у сексолога и психолога. А потом подробно рассказала Ларику, что выяснила. Виной всему являлась синергия их взаимных желаний, подсознательных ожиданий, полной физиологической и психологической совместимости. Синергия эта оказалась очень и очень высокой степени. В просторечье такое сочетание именуется просто любовью.

    Начальника станции звали Петр Николаевич, его жену Лиза. Это была уже их 10-я зимовка. А гидролог работал здесь второй год. Петр Николаевич недавно отметил 50-тилетие, Лизе исполнилось 45. Выглядела она на свой возраст, косметикой не пользовалась, особой красотой не отличалась, но характер имела золотой. Сглаживала любые назревающие конфликтные ситуации. Именно поэтому никаких эксцессов на станции не случалось. Гидролога звали Феликс. С Лариком они были одногодками. Петр иногда, когда злился, называл его Железо. В смысле Железный Феликс. Тот отмалчивался и сидел над своими расчетами, на основании которых писал диссертацию. Но на выездах постоянно наезжал на начальника и требовал в первую очередь дать провести гидрологические замеры. Начальник ерепенился, но Феликс почти всегда продавливал свою линию. Ларик не встревал, хотя Феликс часто был неправ. Но Лиза не хотела раздоров в их маленьком коллективе, поэтому смиряла гнев своего мужа.               
    Ничего о себе Ларик никому на метеостанции не рассказывал. Про Феликса все всё знали – женат, основное место работы Институт гидрометеорологии, кафедра гидрологии и водных изысканий. По характеру именно Феликсу больше подходила роль начальника. Однако Феликс сдержанно проявлял нечто вроде сочувствия к Ларику. За стол обедать всегда садился с его стороны. Стол был длинный, и мест за ним имелось много. Станция могла принять до 20 человек. Но Феликс всегда садился рядом с Лариком, иногда подавал ему хлеб, чтобы тому не приходилось тянуться. Кроме этого он давал Ларику диски с фильмами и советовал, какие лучше, хотя видел, что тому все равно. Начальник к Ларику не лез, но все трое видели, как усердно, аккуратно и профессионально он работает, к нему и придраться не имелось причин. А то, что молчал он все время, так тут народ привык к такому. В душу друг другу никто не лез.
    Супруги имели сына и дочь, оба учились и жили с родителями Лизы. Феликс детей пока не имел, но как-то обронил, что жена очень хочет родить, поэтому этот год для него на станции последний. Он хотел получить со всеми полярками и надбавками оплату за отпуск, а также компенсацию за дорогу, которая полагалась один раз в два года, а потом уволиться и вернуться на основное место работы.
    Вечерами иногда Феликс садился с Лариком рядом в самодельное плетеное кресло перед печкой-камином, которую привез из Питера, и они молча смотрели на огонь.
-Хочешь музыку, – спрашивал он Ларика.   
-Давай, – отвечал Ларик.
Феликс протягивал ему второй наушник. Лиза иногда просила включить музыку для всех. Но тогда Ларик через короткое время почти всегда уходил. Феликс при этом укоризненно смотрел на Лизу, а она разводила руками.      
    Лиза каким-то образом узнала, что Ларик совсем недавно овдовел, и рассказала об этом Феликсу. Все трое они теперь по-другому смотрели на Ларика, но он ничего не замечал и продолжал жить в своём коконе.

***4
    Этой ночью Ларика скрутила боль в душе, такой странный, почти реальный сон ему приснился. Когда, весь в поту и с сумасшедшим сердцебиением, он открыл глаза и понял, что ничего из увиденного во сне на самом деле не существует, то встал и раздетый вышел на мороз. Феликс перед этим только уснул, поэтому тут же проснулся от звука закрывшейся входной двери. Он поднялся и осторожно прошел к комнате Ларика, которого не обнаружил в кровати. Тогда Феликс выскочил на крыльцо. Ларик стоял с закрытыми глазами и отрешенным лицом.
-Ларион, пошли в дом! Ты замерзнешь и заболеешь! – закричал Феликс, но Ларик не шевельнулся. Слышал ли он его? Феликс не был в этом уверен, поэтому, схватив Ларика в охапку, просто затащил его в дом и запер дверь на тяжелый засов. Пока он возился с засовом, Ларик как куль безвольно осел на пол и распластался на нем без сознания. Подбежала Лиза, за ней Петр, общими усилиями они уложили его в кровать и дали понюхать нашатырь. Ларик вроде бы пришел в себя, но смотрел куда-то мимо них и что-то невнятно, едва шевеля губами, шептал.
-Что будем делать? – спросил Феликс, глядя на начальника.
-По инструкции мы должны вызвать военную сан авиацию и транспортировать его в ближайший город.
-Давайте подождем, – сказал Феликс. 
Лиза смотрела на Ларика с сомнением, он явно никого рядом просто не видел.
-Он жену не так давно похоронил, каждый бы страдал,– произнесла она.
-Но он не в себе сейчас. Ты видишь? По инструкции… – Петр не успел договорить, Феликс рявкнул на него:
-Инструкции, инструкции… Здесь живой человек со своей раненой душой! Будь же и ты человеком! Ему сон приснился, он просто не вполне проснулся после него. И во сне произошло что-то из ряда вон. От сильного потрясения любой на время в прострацию может впасть.
-Вдруг ему требуется специализированная помощь, – попытался оправдаться Петр.
-Я подежурю рядом с ним до утра. Идите. Если что, позову, – сказал резко Феликс, очень злой на начальника.
Через два часа Феликс позвал Лизу.
-Он все это время стонал, а потом стал бредить. Зовет – Элла, Элла. Жена наверно.
  Лиза принесла электронный термометр, и он показал 39,5.
-У него жар. Сейчас уколю ему жаропонижающее.
    Сделав Ларику укол, она осталась сидеть рядом с Феликсом. Вышедший Петр стоял возле спальни и молчал. Лиза взглянула на него и сказала:
-Свяжись по рации с диспетчером, объясни ситуацию. Пусть решат, что делать. Военный вертолет вызвать вроде пока нет оснований. Дыхание в норме, сердечный ритм тоже. Сейчас жаропонижающее подействует, и ему станет лучше.
-Но ведь он бредит. Значит, находится без сознания. Или я не прав? – спросил Петр.
-Да, прав. Но это, скорее всего, защитная реакция организма от душевной травмы.      
-А температура?
-И температура так же. В человеке все связано.
    Диспетчер передал их информацию дежурному, а тот связался с врачами скорой. Но те лишь подтвердили, что необходимо снизить температуру пациента и наблюдать за его состоянием. Феликс отправил Лизу спать, а сам продолжил бодрствовать рядом с Лариком. Петра это очень удивляло, поскольку Феликс вроде бы никогда не был полуночником.
    Примерно через час Ларик вдруг открыл глаза, схватил Феликса за руку и спросил:
-Я не умер? Я точно на станции, или мне это снится?
-Ты жив и точно на метеостанции. Просто немного приболел, – ответил Феликс. Но Ларик не отпускал его руку:
-Не уходи, побудь рядом.
-Конечно, побуду, никуда не уйду. Не волнуйся. Поспи еще, – говорил Феликс и удивлялся какому-то детскому страху Ларика.
    В отличие от сухощавого, но мускулистого и физически сильного Феликса, Ларион всегда выглядел обычным клерком. Даже здесь, на станции, он следил за своим внешним видом и не позволял себе находиться в несвежей футболке или рубашке. И конечно, никаких треников не носил, а надевал стильные домашние брюки х/б. И обувь предпочитал спортивную. После его появления на станции Феликс также стал выглядеть более опрятным, потому что не хотел ударить лицом в грязь. Следить за собой ему волей-неволей приходилось, поскольку он интенсивно тренировался и соответственно потел от нагрузок. Ларик поглядывал на гидролога, когда тот отжимался от пола или подтягивался на перекладине, но сам не занимался. Хотя раньше они ходили в спортзал вместе с Эллой – она на фитнесс, а он в тренажерку.
    Феликс внимательно смотрел на лежащего Ларика, который вроде бы успокоился и закрыл глаза.
-Не бойся, я буду рядом, – сказал Феликс негромко, на случай, если Ларик уже задремал. Но Ларик тут же открыл глаза и сказал:
-Спасибо. С тобой мне спокойнее.
    Феликс никогда не был сентиментальным или добреньким, часто ругался с Петром, даже с Лизой иногда огрызался. Только с молчаливым Лариком пока еще ни разу не сталкивался. В свои 35 лет он выглядел старше Ларика. Старше и решительнее. А с этого момента взял на себя негласное шефство над ним. Приготовил на всех завтрак, а Ларику отдельно сварил овсянку, потому что помнил, что тот ее любит, но никогда сам не сварит. Ларику они трое вообще многое прощали в бытовом плане как новичку. 
    Когда все сели за стол, Ларик внимательно следил за Феликсом и успокоился только, когда тот по своему обыкновению сел рядом с ним.
-Накинь вот это, здесь кое-где сквозняки, – сказал Феликс и дал Ларику теплый худи, который взял у него на вешалке в комнате.
    Весь день все работали как обычно, Петр выходил, чтобы напилить дров и достать замороженное мясо из ледника, Лиза готовила обед, а Феликс бегал снимать показания приборов по часам. Ларику они пока не разрешали выходить из дома. С этого дня Феликс придвинул рабочий стол Ларика к своему и теперь, работая за компьютерами, они сидели друг напротив друга.
-Можешь мне рассказывать все, что тебя мучает. Ты уже знаешь, я не болтун, – сказал Феликс.
-Спасибо, – ответил Ларик.
-Тебе легче будет, поверь, если сможешь поделиться с кем-то. Например, со мной. Я пойму, правда. Я знаю, что ты не так давно овдовел.
Ларик молча кивнул. Но потом сказал, глядя в глаза Феликсу:
-Я не могу ни с кем говорить о своих чувствах. Не потому, что скрытный, а потому, что часто просто не способен подобрать нужных слов для их описания. Меня только жена по-настоящему понимала. Ни друзья, ни родители…
-Чувства? – произнес задумчиво Феликс, – Тебе не обязательно о них рассказывать. Ты можешь говорить мне, что думаешь по любому поводу. Например, о нашей общей жизни здесь. О том, что тебе не нравится. Почему-то мне хочется стать твоим другом. Сам удивляюсь, я плохо и трудно схожусь с людьми, но с тобой мне легко и комфортно.

***5 
    Ларик принимал опеку Феликса спокойно. Сдержанно благодарил, но во всем остальном вел себя, как и раньше. Хотя мысли, остро мучившие его и скручивавшие его мозг, стали несколько иными, они как бы вошли в некое философское русло. Однажды Феликс случайно увидел на мобильнике Ларика фото Эллы. Он молча посмотрел на Ларика, опасаясь задеть его своим вопросом, но Ларик сам сказал ему:
-Это моя жена. Снимок позапрошлого года.
Феликс не удержался:
-Никогда не видел таких красивых женщин. Она была немного старше тебя?
-На 15 лет.
Феликс крайне удивился, а потом сказал:
-Браки, где жена старше мужа бывают основаны либо на корысти, либо на очень большой любви.
-Да, ты прав. Все 10 лет нашей совместной жизни я был с ней безумно счастлив. Это не объяснить словами.
-Понимаю тебя. И ее понимаю, такого как ты трудно не полюбить.
-Почему ты так думаешь? Некоторые мои друзья всегда критиковали меня за недостаточную мужественность. Но не Элла. Она всегда говорила, что я для нее настоящий мужчина во всех смыслах. И я верил ей. Хотя напрасно. Конечно, она идеализировала меня.
-Да нет, не думаю. Ты и сейчас настоящий, – сказал Феликс, а потом добавил:   
-Что толку, что я на безмозглой малолетке женился, которая ничего в жизни не знает. Пять лет прожили, только-только начала хоть что-то понимать. Сейчас родить хочет. Искать другую? Так никакой уверенности, что найду ту самую. Да и свою бросить, значит, разбить ей жизнь.
Ларик посмотрел на Феликса, на его сердито сведенные брови и сказал:
-У меня были женщины до Эллы. Всякие. Но с ней я понял, что все это ничего не стоит. А еще теперь я абсолютно убежден, что преступление против себя отказываться от любви и соблюдать какие-то приличия или исполнять какой-то там долг. Жизнь одна и неразумно тратить ее на что-то другое. Ты ведь женился, потому что влюбился? Или нет?
-Она влюбилась, истерики устраивала, вены обещала вскрыть. Ей 17 лет тогда даже не исполнилось. Потом расписались, когда 18 стукнуло. Мне нравилось наблюдать, как она радуется.
-Значит, ты был счастлив.
-Не знаю. Даже не понимаю, как это быть счастливым, и что люди вкладывают в это слово. Я видел, что некоторые радуются как дети, глупеют, начинают сюсюкать друг с другом и т.п. Мне не понять этого. И любовь… не знаю.
-Но ты заботишься о своей жене?
-Забочусь. Я и о тебе забочусь. И о родителях своих. При чем здесь любовь?
-Это и есть проявление любви. Не обязательно чувственной. Есть ведь и общечеловеческие ценности.
-Смотрю, ты философ. Я не такой, у меня все проще и грубее. Секс, быт, обязанности.
-Понимаешь, заботиться можно по-разному. Почему ты всю ночь сидел рядом со мной?
-Не знаю. Хотел защитить. Не мог по-другому.
    Ночью Феликс снова не спал. Сидел перед печкой и смотрел на огонь. Ларик видел его в приоткрытую дверь. Вдруг, часа в 2 ночи, Феликс вошел к нему и застыл рядом. Ларик открыл глаза и встретился с ним взглядом в слабом свете ночника.
-Ты что-то хотел? – спросил Ларик.
-Можно я обниму тебя крепко? – спросил Феликс, – Ничего не подумай, я даже близко не гей. Мне кроме баб для секса никто не нужен. Просто хочу ощутить, крепкий ли ты как настоящий мужик. Это не дает мне покоя с самого твоего приезда сюда.
-Хорошо, обними, если так желаешь. Мы же хотим друзьями стать.
    Феликс сделал шаг к Ларику и очень крепко сжал его в объятии. Потом отпустил и сказал:
-Ничего не хрустнуло.
-А ты думал, я хрупкий как хворост?
Феликс улыбнулся:
-Ну, типа того. Заешь, парень, кажется, я что-то начинаю понимать. Ну… как это радоваться, когда кто-то рядом, близкий тебе по духу. Даже сердце забилось.
-Ты пойман на месте, это точно любофф, – засмеялся Ларик. Феликс засмеялся вместе с ним, отметив про себя, что первый раз за все время видит, как Ларик смеется.
    Утром после завтрака Петр принес напиленные дрова, сложил их у печи и сказал жене, готовившей обед:
-Вчера ночью два наших парня втихаря обжимались. Я видел, когда из туалета выходил.
    Феликс с Лариком услышали его слова и захохотали.
-Еще и ржут, как жеребцы.
-Ты что, не слышишь? Ларион смеется! Это первый раз! – воскликнула Лиза и с поварешкой в руках заглянула к Ларику в комнату, где за одним из столов сидел перед компом Феликс.
-Я так и знал, что нас неправильно поймут, – смеясь, говорил Ларик.
Лиза посмотрела на них с улыбкой и сказала:
-Я очень рада. Ты молодец, Феликс!
-Это Ларион молодец, – усмехнулся Феликс, – Ты хоть помнишь, чтобы я так смеялся?
-Не помню, – согласилась Лиза, и теперь они рассмеялись все втроем.
А Петр, появившийся за спиной жены, спросил:
-Я что-то пропустил?
-Давайте сегодня пир устроим? – воскликнула Лиза, – У нас ведь вино имеется и шампанское, а я пирог с палтусом испеку!
-Ого! Ларион, ты еще такой не ел. Пальцы проглотишь! – весело произнес Феликс.
Петр помолчал, а потом спросил под общий хохот:
-Нет, а все-таки, чего это вы обжимались ночью? Это то, что я думаю?
-Да братались они, понимаешь, братались! – смеялась Лиза.
    Ларик, тщательно вымыв руки с щеткой, чтобы под ногтями не осталось даже намека на грязь, помогал Лизе месить тесто.
-Ух ты, ловко у тебя получается, – удивлялась она, поглядывая на Феликса, который безотрывно смотрел на Ларика. На лицах обоих теперь постоянно блуждали улыбки. А Петр ходил туда-сюда и пожимал плечами, бурча что-то себе под нос.
    Пирог удался, Лиза использовала целую рыбину немалого размера, так что все блаженствовали и пили дорогое белое вино. Даже Ларик.

***6 
    Ларик с момента, когда Феликс обнял его тогда ночью, ожил. Однако улыбался он и даже иногда шутил только, если Феликс находился непосредственно рядом с ним. Без поддержки своего нового друга из Ларика словно воздух выкачивали. Он снова замолкал и проводил время, уткнувшись в свой ноутбук. Молча ходил снимать показатели, молча помогал в кухне. Поэтому Феликс старался не оставлять его надолго. Однако пришел срок очередных гидрологических замеров на мысе, и ему пришлось уехать туда с Петром. Совсем одного Ларика оставлять они побоялись. Лиза для прикрытия решила заняться генеральной стиркой постельного белья для всей группы. Все ее попытки разговорить и развеселить Ларика проваливались еще вначале. Он не улыбался ей в ответ и даже не смотрел на нее, когда она обращалась к нему. Отвечал на вопросы кратко и сразу закрывался в своем коконе.
    Стояла хорошая погода, поэтому они быстро развесили постиранные простыни и пододеяльники под навесом. Но одетый по-зимнему Ларик захотел подышать морозным воздухом, потому что в доме пока стоял гул стиральной машины и сушильного барабана, крутившего мелкие детали одежды, трусы и носки. Лиза в этот момент отвлеклась, услышала только, как Ларик крикнул ей в дверь:
-Я погуляю немного.
-Хорошо, – ответила она.
Никто из них никогда не покидал в одиночку дом более чем на час, а прошло уже два часа, как Ларик ушел. И его нигде не было видно, хотя местность хорошо просматривалась почти до самой каменистой гряды, за которой начинались предгорья, постепенно переходящие в горы. Встревоженная Лиза сообщила об этом Петру по рации. Он сказал, что они уже и так возвращаются и прибудут примерно через полчаса. В ожидании их Лиза решила проверить, взял ли Ларик с собой ракетницу, как требовалось по инструкции, если участник зимовки покидал дом более чем на час или в плохую погоду. Слава богу, погода стояла отличная. Но ракетница Ларика и его переговорное устройство, действующее в радиусе 100 метров, остались в доме, что привело Лизу в крайнее волнение.
    Она вышла, стала ходить и кричать Ларику, но он не отзывался. Она несколько раз обошла дом и прилегающие к нему сарайчики для хранения топлива, продуктов и дров, даже отошла от границы лагеря за пределы очень высоких ограждающих бетонных стоек с маяками. Эти стойки из-за их высоты никогда не заметал полностью снег, поэтому здешние обитатели называли их Стоунхеджем. А яркие маяки на них были видны даже в метель. Лиза в бинокль шарила по всему пространству вокруг, по миллиметру вглядываясь в каждое темное пятно в снегу. Но нет, Ларика нигде не было. Но ведь он не мог далеко уйти, не мог!
    Первым из вездехода выпрыгнул Феликс. Заскочил в дом, схватил на складе пару бухт веревок, шест, салазки, ракетницу и крикнул Лизе:
-Думаю, он провалился в расселину! Он ведь не знает о ней, мы не рассказали ему. Приехал на станцию он по зиме, так что не мог увидеть ее под снегом и не знал ее расположения относительно каменной гряды.
-Я с тобой, – закричала Лиза, но ее остановил муж:
-Будь здесь. Я следом за Феликсом поеду. Если что, свяжемся по рации.             
А снегоход Феликса исчез как молния.
    Ларика они действительно обнаружили в расселине. Когда он провалился, одна нога у него попала в так называемый каменный зажим. Феликсу пришлось спуститься и, протиснувшись, разрезать у Ларика один пим, чтобы обнажить его ступню. Только так нога Ларика выскользнула из плена. Потом Петр по очереди вытащил их оттуда. Ларику было очень жаль пимы, потому что и второй тоже пришлось выбросить, его сильно ободрало о камни при падении. Точно так же, как и пуховик, и утепленные штаны. С них сейчас то там, то тут свисали клочья. Усадив Ларика, Феликс обмотал его ноги старым ватным одеялом, которое валялось под ногами Петра, рулившего вездеходом. Он закрепил свой небольшой "Буран" сзади на багажнике вездехода и сел рядом с Лариком.
-Почему ушел так далеко? Почему ракетницу не взял, как по инструкции положено? – ругал он его, обнимая за плечи,– Почему меня не предупредил, я ж себя не пощажу, чтобы тебя спасти, Ларчик!
Он воскликнул это с большим чувством, но Ларион вдруг зажал ему рот рукой и сказал:
-Пожалуйста, не произноси это слово…. Только она могла так меня называть.
Феликс замолчал, только еще сильнее прижал к себе Ларика. Но потом увидел, что тот вновь как потерянный:
-Ну чего ты опять раскис? Сейчас согреешься. Ты мне племянника моего напоминаешь. Мы его Малыш называем, ему пять лет. Так вот ты почти такой же.
-Я взрослый, – серьезно ответил Ларик, на что Феликс улыбнулся:
-Знаю. Но все равно хочу тебя защищать, хочу обнимать вот так, по-дружески.
-Почему? – взглянул на него Ларик.
-Понятия не имею! Люблю тебя как ребенка, как младшего братишку.
-Мы с тобой ровесники, между прочим.
-Знаю, все знаю. Прости, не хотел тебя обидеть.

***7
    Нога Ларика, застрявшая при его падении в расселину между узкими каменными стенками, воспалилась в трех местах и даже опухла. Как ни старалась Лиза, ее медицинские знания не помогли, поэтому Петр вызвал вертолет сан авиации для Ларика. Феликс до последней минуты был с ним, донес на руках и уложил на носилки. Ларика все время знобило.
-Вот одеяло, укройте его, он мерзнет! – наезжал он на двоих дюжих мужиков в фирменных синих пуховиках с лейблами, поднимавших носилки в вертолет.
-Не переживай, парень. Мы и не таких в порядок приводили. Все будет нормально, – ответил один из них, – Сейчас пару уколов ему сделаем, и отек спадет. Чего кипишуешь? Это брат твой?
-Это друг, – зло ответил Феликс и вытер замерзающую на ветру мокроту на щеках и под носом.
-А вы хотя бы врачи или просто санитары?
-В сан авиацию санитаров не берут, мы обязаны полный набор экстренной помощи оказывать до прибытия в пункт назначения, – ответил один из двоих мужиков и натянул на лицо медицинскую маску. Петр принес и передал ему собранный Лизой баул с вещами Ларика. Феликс заметил под пуховиком мужика белый халат, заправленный в утепленные штаны. Ну, хотя бы, подумал он, да и то сказать, слишком уверенно и умело они действуют. В это время пилот помахал, чтобы Феликс с Петром отошли подальше от вертолета.
    Феликс смотрел, как он улетает, и вспоминал слова Ларика, которые тот сказал на прощанье:
-Я пришлю тебе адрес. Когда в Питер вернешься, придешь в гости. Придешь?
-Ты еще спрашиваешь? Лечись хорошенько и врачей слушайся. За тобой глаз да глаз нужен. И чтобы никаких мрачных мыслей. Обещай! – бурчал ему Феликс в ответ, а сам то и дело сжимал до боли его руку, так ему не хотелось отпускать Ларика.
    Ларик сообщил родителям о своем приезде только, когда уже выписался из больницы, где пролежал почти две недели. Родители и так в Питере шагу ему не давали ступить, а он хотел пройти лечение без их постоянных охов и ахов. Мать, если бы узнала о его травме, истерзала бы себя, обвиняя, что радовалась, когда он завербовался на зимовку. Они приехали к нему домой почти сразу после его звонка, привезли кучу еды и без умолку расспрашивали обо всем, а также рассказывали новости о знакомых. Ларик их почти не слушал, а про жизнь на станции сказал очень кратко и продемонстрировав несколько фото, сделанных на смартфон. Звонить со станции в Питер не получалось, сигнал не проходил. Оттуда Ларик только писал им в интернете, да и то лишь по ночам, когда спутниковая связь была более устойчивой.
    Родители про травму не догадались, хотя Ларик до сих пор едва заметно прихрамывал. Мать хотела остаться у него, но он настоял, чтобы они уехали:
-Я отвык от шума и гама, мне нужно время, чтобы постепенно вернуться к прежнему режиму. А сейчас у меня даже голова разболелась, – соврал он родителям, которые послушно покинули его квартиру.
    Оставшись наедине, он сел и стал думать. Родителей Эллы и Милы Ларик видел только, когда они приехали на их с Эллой свадьбу. Они очень давно жили в Австрии, куда в свое время уехала учиться Хлоя. К удивлению Ларика австрийские родственники жены поддерживали связь с его родителями, и его мать с отцом по их просьбе все это время присматривали за квартирой Милы. Родители сестер давно продали бы эту квартиру, но Хлоя наотрез отказалась получать австрийское гражданство и после учебы твердо решила вернуться в Россию. На сегодняшний день ей исполнилось 25 лет.
    Никого другого, кроме матери Ларика, попросить следить за квартирой Милы, родители сестер не могли, потому что Элла и Мила доверяли полностью только Ларику и его семье. Хотя у сестер в России имелись еще родная тетя и два ее сына, и у отца Хлои остались родители, то есть еще одни ее бабушка и дедушка. Сыновья тетки давно обзавелись семьями, поэтому родственников у Хлои имелось с избытком. Правда, все эти родственники жили по разным городам – в Москве, Смоленске и Твери, и как, оказалось, имели корыстные интересы в отношении их недвижимости. Элла почти сразу переоформила свою квартиру на Ларика, а вот на квартиру Милы родственники попытались претендовать наравне с Хлоей. Но родители Милы защитили юридические права своей осиротевшей внучки.   
    Всех этих родственников и видел Ларик в траурном зале. А еще там присутствовали коллеги с работы, а также подруги и знакомые сестер.
    Сейчас Ларик размышлял над тем, что же ему делать, встретиться ли с Хлоей, о приезде которой ему сообщили его родители. Она вернулась в Питер месяц назад. Он не знал, как вести себя с ней. Когда он женился на Элле, Хлое исполнилось 15 лет, он нечасто ее видел, хотя Элла и обожала свою племяшку. Однако общалась с ней она преимущественно дома у сестры. В отличие от Милы, ее муж относился к Ларику неодобрительно, поэтому Элла старалась, чтобы они не пересекались. В гости к Элле отец Хлои запретил ей ходить. Хотя пару-тройку раз Ларик заставал ее у них дома, но Элла тут же спроваживала племяшку, зная о запрете ее отца. Василия она считала ретроградом, но держала это мнение при себе, хотя сестра соглашалась с ней. Однако, смеясь, Мила часто говорила:
-Зато работящий и любит меня.
    Василий противился тому, чтобы назвать дочку каким-то странным именем, но спорить с женой и ее сестрой не имел никакой возможности. Слишком умными они для него были. 
    Ларик пока так ничего и не решил, проверил чат метеостанции и увидел приватное сообщение от Феликса. Тот сообщал ему, что выбил себе отпуск на две недели и объявится со дня на день. Он писал, что обязательно приедет к Ларику.
    Ларик много размышлял о том, почему Феликс так проникся к нему дружескими чувствами. Настолько, что Ларик никак не мог отвергнуть его дружбу. И не мог отрицать, что именно Феликс отогрел его и вернул к жизни. Странно все это было. Женатый мужик, очень ершистый, волк-одиночка по натуре и вдруг настолько прикипел к Ларику, который первое время избегал его, так же как и других. Ведь поначалу Ларик ни с кем на станции особо не общался. Даже с добрейшей Лизой. Но сейчас воспоминание о Феликсе грело ему душу.
    Своим многочисленным знакомым и друзьям, включая самых близких, Ларик пока не хотел сообщать о своем возвращении. Сразу после похорон трое или четверо из них пытались звонить и приходили, но родители Ларика всем говорили, что он пока не может ни с кем общаться. Со станции Ларик написал некоторым из своих хороших друзей, но, получая ответные письма, он понимал, как далеки все они от него. Все они старались его подбодрить, находили самые проникновенные слова, звали после возвращения общаться, поехать вместе куда-нибудь на Бали,  что говорило о полном непонимании с их стороны его душевного состояния. Поэтому, написав один раз, он не отвечал на их письма. 
      В прежней жизни Ларик не был таким уж открытым для всех, но окружающие воспринимали его как доброжелательного и искреннего человека. Поэтому он имел много знакомых, некоторые из которых считали себя его друзьями. Близкие друзья остались у него только из универа, однако связь с ними держалась лишь на общих пирушках в честь дней рождения, свадеб и совместных поездок, которые закончились для Ларика после женитьбы на Элле. Круг ее знакомых состоял почти полностью из телевизионщиков. И только пара старых друзей юности занимались бизнесом и имели процветающую фирму. Именно к ним она в свое время и трудоустроила Ларика на солидную должность и приличный оклад. Кроме того она везде на людях появлялась именно с ним, так что он также влился в ее окружение. Кстати, там его хорошо приняли, и никого не напрягала разница в возрасте у него с Эллой, поскольку в этом кругу имелись и более экзотические брачные союзы.
    Ларика устраивало то, что в этой среде никто никому не набивался в друзья, потому что, женившись на Элле, он почти полностью разочаровался в дружбе. Никто из его друзей никогда серьезно его не выручил, хотя у него случались некоторые моменты, когда он рассчитывал на помощь друзей. Только родители и Элла являлись для него гарантами безопасного существования. Только они могли спасти его в случае опасности.

***8
    После полудня Ларику вдруг позвонили с незнакомого номера. Это оказалась Хлоя. Сердце у Ларика заколотилось словно сумасшедшее.
-Мне нужно забрать три альбома, где я маленькая на фото. Бабушка и дедушка очень просили, – сказала Хлоя.   
-Конечно, ты можешь прийти в любое время.
-Тогда я поднимусь? Я стою перед твоим подъездом.
    Ларик огляделся, в гостиной был небольшой беспорядок – на столике перед диваном осталась недопитая кружка с чаем, а на спинке дивана лежала его домашняя вязанная кофта, он все еще мерз после приезда.
Открыв дверь Хлое, он на мгновенье замер и не мог пошевелиться. Ему показалось, что перед ним стоит Элла, но такая, какой он никогда ее не видел – юная и изумительно свежая. Сестры были очень красивы, хотя Элла отличалась особой утонченной красотой, которую всячески сохраняла и подчеркивала уходом. Он видел ее фотографии в молодости, старые, еще полароидные. Но те изображения не отличались хорошим качеством. А Хлоя была живая и полностью подтверждала значение своего имени – юная, цветущая, молодой побег.
    Он все-таки смог сделать шаг назад и пропустил ее в квартиру. Она прошла и села на диван. А, увидев его кофту, взяла и накинула себе на плечи:
-Что-то я замерзла. На улице сегодня ветрено.
    Опешивший Ларик постарался не подать виду, что изумлен:
-Хочешь горячего чая, чтобы согреться?
-Да,– ответила она, – Хочу.
    Ларик успел взять себя в руки, пока заваривал чай для нее. А потом, когда поставил его перед ней, сказал:
-Сейчас принесу альбомы. Перед своим отъездом я запер их все в сейфе.
-Ты что, ничего не понимаешь?! – воскликнула Хлоя,– Я могла попросить твоих родителей забрать и принести мне эти дурацкие альбомы. Но я сама пришла. К тебе!
Ларик молчал и думал. Мысли его, сделав несколько витков, остановились на одном – имею ли я право.
-Сначала я тебя не воспринимала, – начала Хлоя, – Не могла понять тетю, хотя мама пыталась ее защищать перед отцом и передо мною. Мне тогда 15 исполнилось, поэтому я сразу причислила тебя к разряду жиголо. По большому счету мне было все равно, меня в то время интересовала лишь наша тусовка. А потом родители отправили меня учиться в Австрию, где я открывала для себя совсем иную жизнь. Но со временем эта жизнь перестала привлекать меня, потянуло домой. Поэтому последние каникулы перед выпускным курсом я провела в Питере. Ты помнишь? Нет? А ведь именно тогда я впервые и обратила на тебя пристальное внимание. Но потом дедушка и бабушка вновь увезли меня в Австрию, где я продолжила дополнительное образование, которое закончилось для меня, ты знаешь когда. Приехав на похороны, я решила, что вернусь в Россию, потому что полностью потеряла интерес к жизни в Австрии.   
    Я помню, как твои родители привели тебя в траурный зал. Ты наверняка не видел меня, я надела черную вуаль. У тебя было такое лицо… я даже не сомневалась, что ты попытаешься лишить себя жизни. Но я хотела жить! И не собиралась мириться со всем произошедшим. Неужели ты ничего не видишь и не чувствуешь? Неужели не понимаешь, что я больше не могу без тебя!
-Нас никто не поймет. Близкие и знакомые осудят нас за безнравственность, наши чувства растопчут. Меня назовут растлителем, а тебя неблагодарной дочерью погибших родителей.
-Каким еще растлителем? Я не подросток, мне 25 лет! И мне все равно, кто и что будет говорить! Я хочу быть счастливой, с тобой, только с тобой!
-Тогда… обещай, что бы ни случилось, и что бы ни говорили окружающие, ты не будешь плакать. Ты должна улыбаться мне.
-Обещаю, что тебе я буду улыбаться всегда, до конца своих дней!

    Встретиться с Феликсом Ларик договорился в кафе.
-Прости, что пока не приглашаю домой. Сейчас расскажу, почему. Как же я рад тебя видеть!
Феликс, обняв его, отвечал:
-Ты бы знал, как я рад. Еле выбил этот отпуск и все ради тебя.
    Они не могли наговориться. Конечно, жена Феликса очень радовалась его приезду. Это его растрогало, чему сам он крайне удивлялся.
-Это все твое влияние, – смеялся Феликс,– Ты сделал меня сентиментальным.
Когда Ларик рассказал ему про Хлою, Феликс сказал:
-Ты знаешь, что я поддержу тебя во всем. Даже если ты соберешься кого-нибудь замочить. Мне все равно, ты мне любой дорог. Единственное, от чего я хочу предостеречь тебя – не слишком ли она молода? Я сам женился на малолетке и много раз клял себя за это последними словами. Мы, мужики, можем соблазниться молодым нетронутым телом. Но потом порой приходится стать почти нянькой.
-Да, – сказал Ларик, – Я знаю эту тему, когда мужчина подсознательно как бы играет роль "папочки" с молодой женой. Но у нас все не так. Это для Эллы я был "папочкой", а Хлоя сама для меня "мамочка" во всем. И главное, она – не замена Эллы, не ее повторение. Она – продолжение, знающее все, что было до этого, но представляющая собой нечто совершенно новое и неизведанное. 
    Понимаешь, Элла была очень женственной, всегда следила за фигурой и лицом. И они были у нее совершенны. А Хлоя – да, она молода и свежа, но грудь у нее пока не слишком большая и бедра узкие, вполне по современной моде. Тело ее еще как бы не дозрело, но не это важно. С Эллой я растворялся в любви и уплывал, а с Хлоей… совсем другое. Да, я наслаждаюсь, но оттого, что она отдается мне целиком, без остатка. Элла никогда так не отдавалась, она дарила мне себя, полностью обволакивая меня своей любовью. С ней я каждый раз после нашей близости пребывал в каком-то замкнутом пространстве-нирване. А с Хлоей именно я стараюсь замкнуть ее в такое пространство, чтобы она узнала и почувствовала мою любовь.
                *
  Через несколько месяцев с интервалом в две недели счастливые Феликс и Ларик забирали своих жён из роддомов. У Феликса родилась дочь, а у Ларика – сын. Теперь они дружат семьями.

                ***      


   Основано на реальности.
© Copyright: Марк Шувалов,
     июнь 2023