Завещание 23

Несколько мгновений, но недолго, доктор Уотсон и его гость в безмолвии созерцали мёртвое тело. Молчание нарушил Холмс:
-  Тут нам без полиции никак нельзя, Уотсон. Однако, я намереваюсь осмотреть тело прежде, чем они появятся. С места нам, однако, сдвигать его не следует. Так что придётся вам, мой дорогой доктор, натрудить руку, давая мне свет.
-  Ничего, - отозвался Уотсон.- Я - хирург, и руки у меня сильные.
Он принялся жать на пружинную ручку, а Холмс склонился над телом, осматривая его.
- Удар нанесён сзади, прямо в сердце. Нож с узким и длинным лезвием – надеюсь, это не очередной кинжал из вашей коллекции.
-  Что же, -  немного обиженно проговорил Уотсон.-  У этих убийц оружия своего нет, что ли, что  они мою коллекцию растаскивают? Потом, после исчезновения подарка Дана и его таком драматическом появлении вновь я запер оружейную на ключ. И ключ у меня.
-  Чужим ножом убивать безопаснее, -  пожал плечами Холмс.-  Свой и опознать могут. Так что вы правильно сделали, что заперли оружейную. Не то, чтобы в таком виде она сделалась неприступна, но вторжение через запор проследить проще. Не знаю, чем был вооружён убийца - мне тип понятен, но не сама единица холодного оружия. Однако, впечатление такое, что к убийству о не готовился, нож имел при себе и просто, увидев или услышав мальчишку, в какой-то момент затаился в темноте, а  когда Дож опрометчиво повернулся к нему спиной, напал.
-  Остаётся самое существенное, - прокомментировал Уотсон.-  Кто напал и зачем.
- Для ответа на этот вопрос мы должны сначала узнать, зачем сам Дож пришёл сюда, в это место.
- И что он искал в овраге…
- Вероятнее всего, искал он там или нож, которым убили вашу гувернантку, или ту записку, которую нашла глухонемая дочка Роксуэллов.
- Но ведь нож оставался под телом, мы его нашли, и полицейские его забрали.
-  Дож Лабор об этом мог и  не знать, при подъёме тела из оврага он не присутствовал, и я не помню, чтобы мы вслух обсуждали при нём судьбу ножа.
- Равно, как и при его отце.
- Равно как и при самом убийце, если это, конечно, не одно и то же лицо.
-Вы полагаете, что это он зарезал мальчика?
- Во всяком случае, поверить в это проще, чем в то, что вокруг вашей усадьбы разгулялась целая шайка убийц-головорезов...
- Но тогда как раз с садовника Лабора и можно снять подозрения.  Не будет же он резать собственного сына!
- Я не знаю, насколько теплые отношения между ними. Но, в любом случае, с вашим садовником следует поговорить. Мы доставим ему печальное известие, и его реакция на оное может нам о многом сказать.
- Холмс, вы -  чудовище!
-  А вы - отец, - хладнокровно ответил тесть.-  Вас мой цинизм  радовать должен. Он избавляет от предвзятости. Окажись я нежным, сострадательным и тактичным, мы едва ли что-то узнаем. Сыск, мой дорогой, требует определённой грубости, бестактности, даже, пожалуй, жестокости. Кстати, как бы ни были теплы наши чувства к присутствующим, - вдруг проговорил Холмс, помолчав. - Я сейчас допустил опрометчивость, сказав, что мы не обсуждали судьбу ножа при убийце. Достаточно того, что мы её обсуждали. Ведь убийцы мы пока не знаем.
- Полагаете, это мог быть Вернер или Дан? – с ядовитой иронией уточнил  доктор Уотсон.
Холмс улыбнулся:
- Или вы, или я. Но мы были друг у друга на глазах – какое-никакое алиби. Но ладно,  не будем углубляться в такую философию. Качайте ручку фонарика, Уотсон, я ещё не всё увидел.
Доктор Уотсон возобновил сжатия пружины, и лампочка, погасшая было, снова загорелась.
- А вот и место, где он прятался, -  сказал Холмс, внимательно приглядываясь к  напластованиям пыли в углу. - Следы довольно обыкновенные - я заметил вам это, ещё  говоря о следах в овраге. Но не исключено,  что те же самые. Особых примет нет, но форма подошвы и  размер вполне подходят.
- Вы, кажется, говорили, что в овраге во время убийства мисс Долли могло быть больше одного человека, - с сомнением в голосе напомнил Уотсон.
- И сейчас от своих слов не отказываюсь. Причём, эти двое, скорее всего, и друзьями-то не были. Так... значит, он здесь стоял и ждал. Возможно, поначалу- то и не ждал, а занимался какими-то своими делами, но услышал шаги мальчишки, отступил в темноту и взял нож на изготовку.
- Ну, и кто он? Кадуро Бардо?
-  Господи!  Дался вам этот Бардо!
- Но не хотите же вы сказать, что он здесь вовсе ни при чём?
-  Не хочу. Он "при чём", и сумей мы найти и хорошенько расспросить его – при условии, конечно, что он стал бы нам отвечать -  возможно, мы узнали бы что-нибудь  ещё какое интересное. Потом, как вы совершенно справедливо заметили, очень похоже, что он -  отец Данхилла, и что он навещал вашу покойную гувернантку. Я вам больше скажу, я  подозреваю, что именно к нему она вела Сони, когда её убили.
 -  Но тогда выходит, что он её и  убил!
-  Нет, Уотсон, не выходит.  Наоборот. Так что то, что он совсем не ни при чём, и то, что он -  убийца, совершенно разные посылы. Но мы опять отвлеклись. Светите же!
- Постойте!  Вы только что сказали, что видели в овраге похожие следы,- спохватился Уотсон, не торопясь снова браться за пружинную ручку динамки.- Что, при свете спички?
- Нет, - всё ещё терпеливо, но уже теряя терпение, отозвался Холмс. -  Я спускался туда утром, и дети - ваша Мэри и Дэн Вернера -  показали мне обрывок удавки, оброненной там кем-то из действующих лиц. Судя по состоянию обрывка, удавка прямо с шеи девочки Сэвиш.
- Удавка с шеи девочки Сэвиш была на шее девочки Сэвиш -  её забрала полиция, - снова возразил Уотсон, которым, похоже, овладел дух противоречия.
- Вероятно, на шее осталась просто большая часть.  Она так впилась в плоть, что без вмешательства прозектора её целостность и не определишь. Ну, вот. А ещё там были следы подростка - Данхилла или Дожа, они носят похожую обувь, и нога примерно одинакового размера, к тому же они оба были в овраге утром, так что кто из них оставил след, не так уж и важно, и я не стал заниматься этой идентификацией неотложно. Но там был не единственный след - я увидел и отпечатки ног взрослого мужчины, обутого практически в такие же сапоги, разве что количество гвоздей я не пересчитал. И те следы были оставлены до росы, значит, ночью. Кем-то, кто спускался в овраг. Они не мои - на мне, как вы сами видите, узконосые сапоги для верховой езды; и не полицейских - обувь обоих ваших «насекомых» я успел разглядеть. У Лауса башмаки амуничные. У Флая – штиблеты. И никого из ваших гостей. Таких грубых сапог джентльмены в гостях вообще не носят.  А кто ещё спускался в овраг? Да никто. Значит, отпечатки оставил или убийца, или...
- Кадуро Бардо? – снова спросил Уотсон, готовый к насмешке и уже придумавший ответную резкость. Но Холмс серьёзно кивнул:
- Вот теперь мне кажется, вы более близки к истине. Светите!
На этот раз Уотсон послушно возобновил деятельность осветителя. Он исполнял свою миссию старательно, но огонёк фонарика всё равно был слабый и прерывистый, и Холмс напрягал глаза и наклонялся очень низко над телом, боясь упустить важное в таком неверном свете.
Он осмотрел ладони мертвеца, оттянул ему губы, ощупал карманы и застёжки, наконец, обратил внимание и на подошвы сапог.
- Ну вот. Следы в овраге были точно его, -  сказал он Уотсону. -  А ещё примечательно то, что труп обыскали.
-  Откуда это видно? Карманы не вывернуты...  Я вообще не заметил никакого беспорядка в его одежде.
-  Не вывернуты, но пусты, - сказал Холмс.-  Можете себе представить мальчишку его лет, да ещё с его хобби - я торговлю мелочёвкой с цыганами имею в виду - в чьих карманах ни мелкой монетки, ни  стёклышка,  ни леденца, ни карандашика, ни хоть обрывка верёвки?
Но не из-за леденцов или карандашиков же он его зарезал! -  сказал Уотсон.
- С верёвкой я бы не был так категоричен. Памятуя об удавке. Но больше я склоняюсь к мысли, что этот человек просто очень не хотел, чтобы кто-то узнал о нём или его убежище.
- Какой «этот»? -  тихо спросил Уотсон.-  Какой человек?
-  Вероятнее всего, тот, который убил девочку Сэвиш и гувернантку Долли, Уотсон. Потому что окажись здесь ещё и третий, в нашей таинственной истории станет так же тесно как на Спиттафилде в базарный день.
- Ваши объяснения водят меня кругами. Кто, по-вашему, этот второй? Почему мне кажется, будто вы знаете, о ком идёт речь?
- Пока что не знаю. Но, может быть, буду знать, когда получу ответ на свою телеграмму.
- Одну из тех, что вы отправили на почту с Даном,  и содержанием которой не хотите делиться ни за что?
-  Вы же знаете, -  снова с преувеличенным терпением объяснил Холмс.- Делиться догадками и предположениями -  означает только сбивать своего партнёра по сыску с толка. Одна голова хорошо, а две лучше, это так. Но лишь в том случае, когда мысли во второй не индуцируются неосновательными предположениями первой... Довольно, Уотсон, жать на эту ручку, вы можете отдохнуть - думаю, я увидел всё, что хотел.
-  О, вы увидели всё что хотели! - воскликнул Уотсон с  плохо скрываемым раздражением. -  Вы увидели!  А я? Вы знаете, что ваш дар  наблюдательности и аналитический склад ума -  врождённые, сами мне об этом говорили. Так что теперь с вашей стороны беззастенчиво ими пользоваться в моём присутствии, но  игнорируя меня - человека всё-таки чрезвычайно заинтересованного в разрешении всей этой чертовщины - не слишком-то красиво, Холмс!
Вопреки его ожиданию, в голосе Холмса, когда он заговорил, прозвучало не отражённое раздражение, а неподдельное смущение:
- Простите, Бога ради,  доктор, если вы почувствовали себя игнорируемым мною. Ничего похожего. Просто здесь не так много можно увидеть, а поделиться, так и вовсе нечем... Ну, извольте... Я уже сказал, что следы в овраге оставлены, скорее всего, именно этими сапогами. На них налипла  грязь, идентифицируемая по довольно характерной почве оврага – там эта почва заболоченная с ростом плесени, илистая. Теперь дальше: никаких следов, которые оставляет сопротивление, на трупе нет - ни на кистях, нигде. Значит, мальчик не ждал немедленной смерти, даже когда убийца схватил его. Или не успел понять, что сейчас умрёт. Стало быть, всё произошло очень быстро. Дети, подростки, жизнелюбивы, биться и кричать им никакой страх не помешает. Вы помните, как я попросил вашу дочь крикнуть здесь неподалёку? Она боялась меня и стеснялась, но крик был громким.
- Вот только услышать его некому. Так что мог и Дож кричать.
- Кричать и отбиваться. И неизменно оставил бы под ногтями кровь своего убийцы, а на себе – синяки, но этого, как я уже сказал, нет. Значит, убийца напал внезапно, значит, прятался. Пустые карманы я уже объяснил. Убийца мальчика обыскал и забрал то, что нашёл.
- Зачем же ему леденцы и стёклышки?
- Он взял всё, чтобы не пропустить важного. Надо полагать, здесь всё то время, пока происходила трагедия, было темно, как сейчас, и он позже осмотрел содержимое карманов Дожа, когда вышел на свет. Его следы я тоже видел – здесь и у входа, и они вполне соответствуют тем, что попались мне в овраге. Но там слишком сыро для восстановления событий по отпечаткам ног, а здесь чрезмерно твёрдо. Если этот человек пребывал здесь достаточно долго, он оставил и другие следы своего присутствия, но не при этом свете нам их изучать. Так что подождём полицейских с мощными лампами. То, что я щупал и обыскивал труп, им могло не понравиться, поэтому я поторопился с этим до их здесь появления, но смотреть вокруг они мне не запретят. Так что самое время их и позвать.
- Хотите, чтобы это сделал я?
Они тем временем вышли на свет, и оба щурились от перепада освещённости.
- Да, Уотсон. Я на всякий случай останусь здесь. Но что вы им скажете? Зачем нас понесло в тоннель?
Уотсон с удивлением развёл руками:
- Вы – детектив, Холмс. Там, где произошло убийство, вы вполне можете осматривать все укромные места.
- Пожалуй, я детектив в прошлом, но… да. Этого достаточно. Об обитателе тоннеля говорить им пока не стоит. Мы просто гуляли верхом, осматривались, заглянули – и увидели. Поезжайте, дорогой доктор, и позовите их.
Уотсон направился было к своей лошади, но, уже взявшись за повод, остановился в нерешительности:
- А если он вернётся? Это не будет опасно для вас, Холмс? Человек, хладнокровно наносящий удар ребёнку, едва ли склонен долго мучиться нравственными терзаниями, прежде чем убить взрослого.
Холмс показал маленький браунинг.
- Я буду помнить об этом, Уотсон, - пообещал он.