Глава 36. Бумеранг

                Жизнь летит под откос, снова этот вопрос
                "Что со мной происходит, родная?"
                Это бумеранг,
                С ним нельзя шутить,
                Набирай, не набирай
                Умирай, не умирай
                Получите, распишитесь,
                Это бумеранг,
                И нельзя спастись,
                Убегай, не убегай
                Забывай, не забывай
                Предал, значит расплатись,
                („Бумеранг“ — К.Кашкаров.)

1. Борьба с депрессией.

Стремясь уйти от депрессии Татьяна с головой ушла в трудотерапию, решив навести порядок  на своём небольшом участке в 60 м» перед домом, где у неё росли цветы и кусты смородины, которые ужасно разрослись забивая все остальные посадки.
С задней стороны дома, после того как сгорел дом Суровцевых, освободился небольшой участок земли, куда Татьяна и решила пересадить кусты смородины и несколько кустиков крыжовника. Взялась с таким азартом и усердием, что почувствовала — это уже через край. После пересадки смородины освободилось место возле забора, куда она пересадила розы, ранее разбросанные по всему участку. Работала до изнеможения, забывая обо всём, и о себе в первую очередь. Это и приблизило удар судьбы, который она посчитала некоторое время спустя вполне заслуженным: отправил бумеранг с недобрыми помыслами и делами — жди его возвращения с ответом.
Соседка справа — та самая — сердобольная обратила внимания на то, что Татьяна перестала появляться на улице, хотя до этого почти ежедневно заходила к ним в магазин что то прикупить из продуктов. Пошла к к Татьяне постучала — ответа нет, попыталась открыть двери — закрыто на ключ, а  открыть двери ей нечем хотя многие соседи оставляют ей свои ключи на всякий случай, но не Татьяна. Походила мимо окон заглядывая внутрь — темно и тихо.

2. Итог — инсульт.

Только 10 ноября появился старший сын Татьяны, у которого были ключи от дома матери и тогда смогли попасть внутрь.
Татьяна лежала без сознания на полу, прислонившись головой к дивану. Сколько она так - пролежала не понятно. Рафаэль звал её:
-Мама, мама, не молчи — скажи хоть слово!
Татьяна всё слышала,  понимала, что сын очень испугался за неё, но ответить не могла.
Вызвали скорую помощь и увезли в Первую советскую больницу.
Приговор врачей: геморрагический инсульт, по простому: кровоизлияние в мозг — такой же,  как был у её бабушки.
Поместили в реанимацию.
Из лап смерти врачи её вытащили — в отличие от узбекистанских врачей, в чьи лапы в своё время попала бабушка, которым было всё равно — умрёшь ты или будешь жить - как говорят следователи: нет тела — нет дела, у узбекских врачей получается был тот же девиз, поэтому они всех отправляли домой умирать и умывали, со спокойной душой, руки.
Хорошо это была уже Россия, а не Узбекистан, поэтому Татьяна, пролежав три недели в реанимации, осталась жить, хотя и получила парализацию левой стороны тела.
Это означало что она дома пролежала без сознания гораздо больше трёх часов, в течение которых можно было остановить процесс, а значит и гораздо раньше привести в сознание  и тогда восстановление дальнейшее прошло бы с меньшими потерями и здоровья и времени.
В течение трёх недель, что Таня лежала в реанимации она находилась в каком то бреду: ей почему то казалось, что она почему то находится в Канаде и лежит в промёрзшем  подвале — ей ужасно холодно и она никак не может согреться.
В её сознании, где то очень глубоко присутствует старший сын Рафаэль, и именно он соединяет её с жизнью.
Потом в полу сознании возникла палата и злой мужской голос требует убрать отсюда эту вонючку — её убрать.
Три недели лежания в реанимации без туалета сделали своё скверное дело, и когда ей дали слабительное, то понятно какой это был запах. И понятно почему кричал мужик, что он платит деньги не за то, чтобы нюхать эту вонь.
И её перевели в другое помещение, больше похожее на большой, разветвлённый коридор, в котором было много кроватей и много больных. Здесь уже она и сама не чувствовала такого запаха, который исходил от неё буквально день-два назад — выветрился наверное.
Каждый день возле её кровати стояла капельница с полулитровым флаконом какой то жидкости синего цвета, и Таня мысленно смеялась над собой, что скоро она станет, как английские лорды, с голубой кровью.
И каждое утро медсестра долго копалась иголкой чтобы наконец попасть ей в вену, пока наконец не пришли два мужика в форменной одежде и не начали копаться в левой яремной ямке, что то упорно безрезультатно разыскивая, сменяя один другого. Как потом оказалось они ставили приспособление для того, чтобы подключаться к яремной вене и не копаться ежедневно в вене на руке. Было больно, но Таня терпела — наконец мучителям удалась их операция, и они ушли, но зато теперь медсестра не мучилась каждое утро и не мучила Татьяну, когда ставила капельницу.
На кровать рядом положили женщину, и Татьяне казалось, что это была жена Руслана — Ольга — понятно что  в этом видении было виновато полу бредовое состояние Татьяны. Ночью соседка упала с кровати, создавая настоящий грохот, который должна была слышать вся больница, но услышали почему то только больные. После этого соседку перевели в другое место — возможно в нормальную палату, а не в коридор.
Из этого инцидента Татьяна поняла что сознание у неё ещё не полностью восстановилось и она воспринимала происходящее с искажением. Но вот появление сыновей она прекрасно осознавала и слышала их голос едва только они появлялись в этом странном помещении, где лежали больные — слышала их голос звавших её:
-Мама, мама! — и не путала их ни с чьими голосами.

Время от времени сознание раздваивалось: то возвращаясь в настоящее время, то уходя в промежуточный полу бред и тогда ей казалось, что за стеной слева находится её дом, и она хотела из этого Ада, в котором находилась туда, за эту стену, где был покой, где было облегчение, где была свобода.

Наконец пришёл день, когда лечащий врач объявил Рафаэлю, что их мать пора выписывать. Рафаэль растерялся, не понимая, что он будет делать с парализованной матерью, и куда её перевозить.
Повезло, что открыли отделение реабилитации, и Татьяну перевели туда.
Теперь она лежала во второй палате прямо напротив дверей. В палате четыре кровати три из которых заняты. В стене слева большое окно, которое для Татьяны заменяет телевизор: спать ночью она не могла и поэтому наблюдала за тем, что делается за окном, за котором росло большое дерево и на него садились, пролетающие мимо птицы, начиная от маленьких и заканчивая огромными.
Кровать справа занимала женщина которую перевели из другой больницы, но у неё был не инсульт, а какая то операция — однако она была в очень тяжёлом состоянии — ещё более худшем, чем Татьяна, хотя та тоже считалась тяжёлой больной, и за ней теперь ухаживала сиделка, которую нанял Рафаэль и оплачивал ежедневно 1300 рублей.
Женщину тоже звали Татьяной, но была она по национальности казашка —  Таня много лет прожила в Казахстане, но казашку с таким именем встретила впервые.
Хотя дело тут не в форме, а в содержании, так сказать: с самого начала своей работы сиделка начала внушать Татьяне, что после инсульта она стала дурой и её надо отправить в дурдом.
В первый же день во время обхода лечащий врач сказал, чтобы она как можно больше говорила, и Таня начала вспоминать стихи, которые знала и читать их наизусть и начала с Евгения Онегина — вспомнила почти всю первую главу. Когда сиделка называла её дурой, Тане так хотелось предложить ей прочесть наизусть хоть одно стихотворение из школьной программы, если она такая умная — не решилась — была уверена что та не помнит ни одного: боялась что после такого позора, сиделка станет ещё хуже относиться к ней, а ей сейчас без посторонней помощи никак не обойтись. 
Сиделка начала с того что начала учить Татьяну, как надо правильно дышать, чтобы жидкая пища проходила через специальную трубку проходящую через нос и пищевод в желудок.
Правда эту трубку вскоре убрали, как и трубку из мочевого пузыря. И теперь Татьяна могла хотя бы поворачиваться на правый бок, когда меняли подгузник, хотя сначала и не без помощи сиделки или санитарок, переодевающих больных ночью: увы она дошла до такого безобразия — подгузников, и теперь была в полной зависимости от посторонних, чужих людей — сиделки и санитарок, меняющих подгузники больным ночью. Это её и смущало и удручало одновременно.

3. Бумеранг возвращается всегда.
Бумеранг что она послала с негативом матери вернулся к ней  и со всего размаха ударил её в голову, уложив в кровать на неопределённое время, в результате чего  она получила парализацию левой стороны тела и не могла обходиться без посторонней помощи.
После того как убрали трубку из пищевода она теперь могла питаться как обычный человек.
Когда пришёл младший сын её проведать уже в новой палате он сказал: -“Мама, я принёс тебе вкусняшки!“ Это сказало Тане о том что младший сын думает о ней, хотя конечно так помогать, как старший не может, но всё же старается хоть чем то порадовать мать.
Но теперь она могла есть самостоятельно ведь правая рука у неё работала. Но возникла другая проблема: она давилась любой крошкой — поэтому сразу перестала есть хлеб, ибо чаще давилась именно им: крошки попадали в дыхательное горло и она стала бояться есть. И снова сиделка учила её есть — жевать правой стороной так как левая сторона не рабочая. Потом просто в приказном тоне заставляла: - Жуй!... Глотай!… Жуй!… Глотай!…
И Татьяна подчинялась диктату, понимая что она права в этом случае. А вот, что она стала дурой — это не правда. И старший сын подтвердил это: сразу же после перевода во вторую палату он учинил ей целый допрос: спрашивал как её зовут, как фамилия, сколько лет, где родилась, как его зовут,  кто он ей, и есть ли у неё ещё кто то, и Татьяна ответила на все вопросы без единой ошибки.
Рафаэль сказал, что  у дурака полностью отсутствуют аналитические способности, а у неё с этим всё в порядке.

Итак: Татьяна осталась жить после тяжелейшего геморрагического инсульта — 3 недели в реанимации — это что то значит.
Небеса оставили её жить, видимо, не ради спортивного интереса. Это и было главное испытание в её жизни. И дальнейшая её жизнь зависела теперь только от неё самой — сможет ли она победить себя, свою слабость, свою нетерпимость к людям, преодолеть свою лень. Сможешь перебороть всё это — встанешь — сможешь изменить свою жизнь потому что так как жила до этого жить нельзя: счастливой стать не поздно никогда — так уверяет даже песня а она — отражение нашей жизни.

За то что Татьяна  обижала мать, судьба ей вернула бумеранг, который  с такой силой обрушился на её голову, что выбил её из седла на долгие шесть лет.
Правильно говорят люди, что бумеранг возвращается всегда: с чем ты его послал — с тем он к тебе и вернётся: послал с добром — он вернёт тебе добро, хотя возможно и в меньшем  размере — послал со злом — зло вернётся к тебе, усиленное многократно: таков уж закон бумеранга — не обессудь: зло почему то усиливается в отличие от добра.

Врачи выполнили свою работу: вырвали Татьяну из лап смерти, преодолели болезнь — теперь очередь настала Татьяны преодолеть себя.
А вот это как раз оказалось самым сложным, так же сложно, как и простить себя.
Борьба с собой оказалась намного труднее борьбы с неусидчивостью, которой Татьяна была подвержена с самого детства. Но здесь вполне хватило одного увлечения: Татьяна занялась вышивкой и заставляла себя сидеть за этим интересным делом по несколько часов в день, выполняя задание 400 крестиков ежедневно. Сначала через не могу и не хочу — потом вошло в привычку, и так вошло, что в конце концов старший сын её заявил, что так делать нельзя —  нужно двигаться - купил ей браслет, который подсчитывал шаги и обязал каждый день делать не менее 6000 шагов, а вышивке посвящать чуть меньше времени. Протестовать было бесполезно да и глупо — он был прав — и Таня пошла. Однако, как показало время, гиподинамия сделала уже своё злое дело… Всё сошлось в одной точке — и долгое сидение за пяльцами, и посланный бумеранг — результат прямо скажем плачевный: инвалидность первой группы. Испытание для Татьяны слишком невыносимое — хуже смерти, как ей казалось от безнадёги и почти полной бездеятельности.

Жизнь сама подводит Татьяну к исправлению её недостатков: сначала неусидчивость потом — гиподинамией и вот сейчас с самым главным недостатком -отсутствием терпения которым она страдает с самого детства и этот недостаток причинил ей не только неприятности, но и беды. Учит её  жестоко, беспощадно. От этой учёбы Татьяне порой хочется выть — но ничего не поделаешь: пока не научишься, жизнь не изменится в лучшую сторону, и ты останешься лежать прикованной к постели. Поэтому и молит она всевышнего помочь: дать сил, дать терпения. И когда совсем становится невмоготу сама себя уговаривает:
-Ну потерпи, Таня- ещё немного потерпи. Господь — он добрый, он поможет. Если он тебе оставил жизнь, значит ещё верит, что ты способна измениться, способна начать новую жизнь. Иначе тогда ничего не имеет смысла.
А это уже моё поэтическое мнение  том что есть бумеранг:
            Бойся, друг,  зло вперёд отправляя -
            Он вернётся обратно к тебе.
            Потому вот сейчас и страдаю -
            И молюсь о несчастной судьбе.

            -Господь тебя поправил кирпичом! -
             соседка мне вчера сказала.
             Но небеса здесь ни причём -
             Сама себя я наказала.

             Нет,небеса не бьют тебя дуром -
             добро добром там отзовётся:
             но коль послал свой бумеранг со злом -
             он с ним же и назад вернётся.

             Он возвращается всегда -
             об этом даже малый знает.
             Не в том ли взрослого беда,
             что он об этом забывает?

             Вернётся он — не сомневайся -
             он возвращается всегда.
             И убегать ты не пытайся -
             он не промажет никогда.
            („Бумеранг“ — З.Т.В.)

4. Возвращение домой.
Закончился ноябрь месяц потом декабрь за ним и январь ушёл в небытие, вступил в свои права февраль, а Татьяна всё ещё лежала в больнице.
Заведующий отделением уже в открытую „намекал“ ей, что пора и честь, как говорится, знать. Каждое утро во время обхода, входя в их палату, он во всеуслышание объявлял её фамилию, словно каждый раз удивляясь, что она всё ещё не убралась восвояси.
А старший сын уговаривал её потерпеть и полежать о конца февраля, будто от этого что то измениться. А что может измениться: лечение ей никакое не проводится: ни уколов, ни таблеток, ни каких других процедур не было — с таким же успехом она могла лежать и дома.
Просто Рафаэль не знал, что с ней делать дальше и не понимал, как можно выписывать домой парализованную женщину, хотя Татьяна просила увезти её домой: дома и стены, как говорят, помогают -здесь ей не помогает ничего.
Татьяна думала, что сын просто боится брать на себя ответственность за неё. Можно понять почему: чтобы поддерживать жизнь такому больному нужна большая сумма, а у них на работе в связи с неблагоприятной обстановкой и санкциями урезали в половину зарплату, и у жены тоже такая история — вот и живи с больной матерью как хочешь: пенсия то у наших пенсионеров сами знаете какая — и даже с поправкой на  первую группу инвалидности - далеко не уедешь.

Рафаэль начал избегать  лечащего врача а матери говорил:
-Пусть Руслан идёт разговаривать — он такой же сын, как и я.

Сиделка принялась за Татьяну с новой силой: если раньше внушала, что после болезни она стара дурой и её нужно отправить в дурдом, то теперь говорила, что она никому не нужна — даже дети не хотят её забирать, и поэтому заведующий наверное вызовет скорую помощь и отправит её в доим инвалидов и престарелых.
И Татьяна решила: если зайдёт разговор об этом, то она ночью выползет из больницы ,доползёт до остановки, заберётся на скамейку и замёрзнет, чтобы её никуда не отправили.

Всё решилось, когда Рафаэль уехал в командировку, и бразды правления в свои руки взял младший сын — Руслан.
Он купил специальную кровать для лежачих больных, заказал специальную машину для перевозки таких больных и привёз Татьяну домой.  А дальше что делать?
Хотя, ещё когда она была в больнице, её сиделка напрашивалась к ней домой, но Татьяна отказалась категорически: если уж на людях та грозила отправить Татьяну в дурдом, то без постороннего глаза специально спровоцирует какой нибудь инцидент, вызовет скорую из психбольницы и точно упрячет её туда.
И только уже дома Руслан начал думать: что же делать дальше? Оставлять мать одну нельзя: она даже воды себе не сможет набрать а оставаться с ней у неё нет возможности. Он только сейчас понял почему старший брать не сделал то что сделал он и не привёз мать домой — торопливость всегда была отличительной чертой младшего сына Татьяны — в этом он был её копией.
Хорошо Рафаэль вернулся из командировки и сразу созвонился с женщиной Натальей, которую посоветовала бывшая сиделка в качестве новой сиделки, и та согласилась на оплату в 1000 рублей в сутки, и приступить согласилась немедленно — так что Татьяна снова была под присмотром.
Наталья конечно не сказала ни одного грубого или нелицеприятного слова, ни разу не грозила отправить её куда подальше, но как оказалось эта женщина была не чиста на руку: как видно её бывшая сиделка таким образом отомстила Татьяне за то, что она не согласилась взять её к себе домой, и даже отказалась, когда казашка Татьяна предлагала вместо себя свою сестру — Надежду. Татьяна сказала, что не хочет чтобы в её доме были чужие люди — вот Татьяна-сиделка и подсунула ей Наталью, хотя наверняка знала, что из себя представляет эта женщина: сиделок в городе не так много и все они прекрасно знают друг друга.
Уже  первые же сутки Наталья без спроса перемеряла всю одежду Татьяны и, демонстрируя одежду перед ней, начала уверять что она идёт ей гораздо больше чем Татьяне с явным желанием заполучить эту вещь себе. И начала с летнего пиджака с короткими рукавами насыщенного красного цвета, уверяя что он именно для неё. И Татьяна не смогла устоять перед этой невероятной наглостью и бессовестностью — она всегда терялась перед такими людьми и просто подарила новой сиделке свою любимую вещь.
Потом пришла очередь лёгких летних кофточек, которые она носила с брюками — отделалась только тем, что сказала — это подарок старшего сына, а подарки не раздаривают. И только имя Рафаэля остановило наглую женщину: всё же именно он ей платил ежедневно деньги — боялась что он начнёт вычитывать из ежедневной оплаты стоимость вещей, которые она клянчила у прикованной к постели женщины и зависящей от неё.
В силу своей болезни Татьяна не могла следить за Натальей — что та делала за её спиной было не понятно, понятно только одно, как ей дарили вещи в других семьях, где она тоже работала сиделкой. А ей там „дарили“ целыми костюмами, как она хвалилась, куртками, сапожками и прочими крупными вещами.
Видимо, подарив себе всё, что ей понравилось, Наталья перешла на продукты: готовила на Таниной кухне еду кастрюлями и носила своим  четверым мужикам,  не особенно утруждающим себя работой: бывшему и теперешнему мужу получавших минимальные зарплаты, пасынку вообще нигде не работающему и сыну, работающему в колбасном цеху объединения Дубки и вечно жалующемуся, что у него очень тяжёлая, непосильная работа.
Зато Наталья работала за четверых: оплата сиделки — 1000 рублей ежедневно, пенсия 1300 рублей и плата за её квартиру, что она сдавала квартирантам — Таня даже интересоваться не стала сколько она берёт с этих несчастных людей — понятно, что своего она не упустит.
Везде по своим мужчинам она ездила на такси, а потом пыталась взять с Рафаэля за эти поездки, но он категорически отказался платить, предложив ездить на общественном транспорте, что Наталье ужасно не понравилось, и она, и без того не слишком усердно исполняющая свои обязанности, начала поговаривать что её такая работа не очень устраивает.
А когда Рафаэль признался, что у него, после того как наполовину урезали зарплату, трудности с деньгами, и он пожалуй не сможет и 1000 рублей платить, засобиралась уходить.
Хорошо что соседка, жившая рядом и заменявшая порой Наталью, когда та отдыхала с мужем на рыбалке, согласилась ухаживать за Татьяной и за меньшую сумму — 600 рублей, но не целый день:  утром - завтрак и переодевание обед, как положено  -  вечером -ужин и переодевание — остальное время Татьяна оставалась одна и была только рада одиночеству и тишине — у неё было время обдумывать свои повести, которые она продолжала писать даже в таком состояние — именно работа отвлекала её от болезни.
Ещё в больнице она начала писать повесть „Последнее задание Саламандры“ — полу детективный полу шпионский рассказ, взяв в качестве прототипов для главных героинь повествования — свою мать на роль Саламандры, а на роль заведующей курсов, где проходили обучение девушки, которых потом забросили в Иран, чтобы выявить двойного агента иностранной разведки — недавно поступившую в их палату новую больную Альбину — женщину своенравную, упорную и властную, очень подходившую на роль Альбины Бабенко.
Уже дома она дописала повесть и поместила её на свою страничку в Прозе.
Старалась работать каждый день,  обдумывая каждую деталь повести сначала в голове, затем записывала всё на бумаге, а во время обеда набирала текст на компьютере и размещала главы на страничке. Долго сидеть не могла поэтому работала чуть больше часа если не успевала и перебирала срок, то получала от новой сиделки нагоняй. Понимала, что та волнуется за её организм, но это было так унизительно и нудно, что не просто расстраивало — доставало: вообще соседка оказалась не просто разговорчивой — болтливой и требовала слушать её, глядя ей в глаза, упрекая что Татьяна равнодушная и  ей, как она говорила,  всё — нулём.
И любое слово Татьяны любой протест с её стороны, вызывало просто поток красноречия, а точнее — занудство, поэтому она просто старалась молчать, что тоже Люсе ужасно не нравилось - она считала что так Татьяна выказывает ей не просто неуважение, а пренебрежение к ней.
Усталость от постоянного лежания, от зависимости от чужого человека всё больше и больше
раздражало, лишая сил и последнего терпения, которое и без того было на исходе. Татьяна молилась каждую ночь и просила высшие силы помочь ей подняться, но как видно одной молитвы было мало: нужно было проведение реабилитации, но она стоила, как чугунный мост, а денег едва хватало на лекарства  на подсобные материалы- подгузники, пелёнки,  на еду и оплату сиделки, даже не смотря на то что пенсию добавили на некоторую сумму, как инвалиду первой группы.
Татьяна думала: - Ну вот — дожила что называется до до инвалидности и до подгузников. Уж лучше бы умерла: похоронили, погоревали немного и успокоились, а теперь и сыновьям
 проблема — точнее старшему сыну — младший всеми правдами и неправдами отбрыкался от помощи — сам, как говориться, в долгах, как в шелках — того гляди загребут... За всё приходится отдуваться старшему сыну — хорошо он не оставил Татьяну иначе один выход — дом престарелых или инвалидов куда обещала отправить её первая сиделка — казашка Татьяна.
Да, смерть теперь ей казалась самым лёгким выходом.
Только, увы, смерть ничего не спишет: отвечать придётся всё равно.
Не ответил на этом свете — придётся отвечать на том, и ответ этот будет намного жёстче.
Пока же ты жив, то что то можешь исправить в своей жизни.
-Если высшие силы оставили тебе жизнь, значит они ещё надеются, что ты способна изменить свою жизнь в лучшую сторону- убеждала себя Татьяна. — Борись! С болезнью. С собой борись. Жизнь — не только дорога, но и борьба. Борьба и дорога!
Вставай и иди, не можешь идти — ползи.
-А если и ползти не можешь — что тогда? — спрашивала неизвестно кого Татьяна.
Ответом ей была тишина.






                Продолжение следует: