Враг не дремлет
Дело было в середине девяностых годов. В Ташкенте тогда с улиц одна за другой исчезали стихийные мусорные свалки, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Стало значительно меньше крыс, мух и другой нечисти, которая долгие годы досаждала горожанам.
В каждом квартале появились огражденные площадки для бытовых отходов с контейнерами. Городские службы подключили их к энергосетям, водопроводу, канализации, построили помещение для диспетчеров…
На работу туда попасть было непросто, на каждое место претендентов было, как в престижный вуз, по пять-шесть человек. Получали диспетчеры, конечно, что кот наплакал, зато научились, говоря газетным языком, «изыскивать внутренние резервы», превращая общественные отходы в личные доходы. Правда работенка была то еще удовольствие, с запашком, но ведь, как известно, деньги не пахнут, а потому «мусорщики», кроме того, что следили за чистотой, сутки напролет охотно топтались возле контейнеров для отходов, выуживая тряпье, пластиковые бутылки, старую обувь, поломанную мебель, пищевые отходы… На все, оказывается, был большой спрос.
Сухой хлеб, арбузные корки, картофельная кожура шли на корм скоту, который держали горожане, проживающие «на земле».
Стоптанную обувь забирали сапожники, «на запчасти».
Мастеровые люди охотились за выброшенными колченогими стульями, продавленными креслами, поломанными диванами, которые затем превращали в ходовой товар.
Ну, а про макулатуру, ветошь, пластик, полагаю, и объяснять не надо, все знают, что на них всегда был большой спрос. Вспомните, как еще в советское время многие из нас пополняли свои библиотеки подписными изданиями за счет сдачи этого добра в пункты сбора утильсырья.
И вот, значит, выношу я мусор в пакете и вижу, как наш диспетчер получает от очередного покупателя всего этого «товара» нехилую пачку денег. Рядом стоит крытый грузовик, под завязку заполненный разным хламом, даже дверца не закрывается.
Мое дело - сторона, выбросил пакет в контейнер и собираюсь уходить, как вдруг старик, который заведует всем этим хозяйством, говорит, обращаясь ко мне: «Хороший, однако, денек выдался!», и трясет перед носом местной валютой, зажатой в кулак.
Его явно распирало от удачной сделки и захотелось с кем-то своей радостью поделиться. А тут я подвернулся.
Торопиться мне было некуда, остановился и из любопытства, и чтоб уважить пожилого человека. Люблю я, когда люди сами на контакт идут, тогда непременно что-то интересное услышишь.
- Сейчас для нас непростые времена наступили, - продолжил старик, – только утильсырьем и спасаемся. Пищевых отходов, как раньше, совсем нет. Прежде бывало за смену два мешка хлебных корок собирал. А сейчас хлебушек подорожал, люди съедают все до последней крошки.
Я слушал с интересом и это сделало собеседника еще более разговорчивым.
- Опять же, если возьмем обувь. Сегодня даже рванину несут не ко мне, а к сапожнику -починить. Посмотри какие цены в магазинах. Чтоб пару женских сапог местного производства купить, нужно двухмесячную зарплату отдать, а если импортные – то и квартальную. Не всем это по карману.
Дедок остановился, закурил, сделал глубокую затяжку, выпустил струю дыма и продолжил.
- Вот я собачонку приблудную пригрел, все веселее ночи коротать, да и кошек бродячих отпугивает. Она на мясных обрезках, жилы там или хрящи, раздобрела, что твой кабан. А сейчас нет в контейнерах тех обрезков, только обглоданные кости встречаются. Причем, замечу, кости эти отполированы до блеска. Чем прикажешь песика кормить? ...Прежде дня не было, чтоб кто-то из жителей не принес миску плова для моей Жульки. Соскребут с котла остатки, а мы с ней и рады-радешеньки. Сегодня разве что прокисший бульон в банке поставят возле контейнера. Такой едой животинку кормить - значит на погибель ее обречь.
Дедок вдруг замолчал. Смотрю, кадык у него заходил. Видимо сам себя разжалобил, да не на шутку. Ну, как тут уйдешь! Стою рядом, вздыхаю. Боюсь его своим вопросом с мысли сбить.
Старик оценил мою тактичность. Пожевав беззубым ртом, он продолжил делиться наблюдениями.
- А на счет мебели и говорить нечего! Хорошо, я свою келью успел обставить из того, что люди выбрасывали. Там у меня настоящий рабочий кабинет: и стол, и стулья, и топчан даже себе сколотил. Зайди, посмотри, как капитально обустроился. Сейчас бы у меня так не получилось, даже рейки паршивой в контейнерах не могу найти! Вот какая жизнь пошла!
Видимо спохватившись, что сказал лишнего незнакомому человеку, аксакал тут же «подстелил соломку».
- Наверное это хорошо, что люди бережливее стали, а то ведь до чего доходило – почти целые батоны белого хлеба выбрасывали. Разве так можно!
Я оказался благодарным слушателем, и мы расстались довольные друг другом. Старик - потому что выговорился, а я – потому что он подсказал мне тему.
Ведь мусорный контейнер, оказывается, тоже может служить зеркалом нашей жизни. Не кривым, как иные «причесанные» сводки центрального статистического управления, ссылаясь на которые, власть предержащие уверяли обывателей будто «жить стало лучше, жить стало веселее», а правдивым.
Весь наш разговор с доморощенным философом я «положил на бумагу» и даже… заслужил похвалу от начальства.
Но статья не понравилась цензору. Он усмотрел в ней «намек на дискредитацию экономической политики, проводимой руководством республики».
В те годы цензура в Узбекистане еще не была отменена и все редакции, расположенные в газетном корпусе, носили «на третий этаж, для согласования» оттиски полос каждого номера.
Через час, после того, как полоса с моим материалом легла на стол церберу, у редактора зазвонил телефон правительственной связи.
- Что, теперь по помойкам факты собираете? – язвительно спросил комитетчик.
Шеф «огрызнулся, но до кипения ситуацию решил не доводить, чтоб спасти статью». Расчет оказался верным. Сказав свое «фе», выпустив пар, бдящее око государево смилостивилось и собственноручно внесло нужные коррективы.
Цензор славно прошелся по моему материалу, перепахал так, что от него ничего не осталось.
Рассказ диспетчера про собачонку Жульку убрал.
Все, что касается обрезков и костей, которые были в пищевых отходах, вымарал начисто.
Абзац про обувь оставил, но зачеркнул слова про то, что новая стоит дороже, чем чиненная.
Ну, а с тем, что из поломанной мебели дед обустроил свои «апартаменты» почему-то выразил свое категорическое несогласие. Иными словами, съел этот абзац и не подавился.
Я уже дома видел седьмой сон, а бригада сотрудников, дежурившая по номеру, корячилась, придумывая, как из ошметков моей статьи скроить нечто эдакое, чтобы умный не догадался, а дурак не понял.
Цензор явно позавидовал лаврам великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева и, как мог, переделал его знаменитое произведение на свой лад.
Собачка Жулька разделила судьбу Муму, меня он превратил в слабослышащего, а старику- диспетчеру, прототипу Герасима, язык сильно укоротил. Спасибо еще что немым его не сделал!
Ну, да мне не привыкать, чай не впервой такое переживать пришлось, привык!
Деду, который со мной своими наблюдениями поделился, уверен, фиолетово, как лихо с ним боец невидимого фронта расправился.
А вот «Жульку» жалко. Псинка же не знала, что враг не дремлет и может использовать ее для осуществления своих преступных замыслов. Пришлось ликвидировать бедняжку.
Свидетельство о публикации №225092801516