Воловжа. Часть 3

Пройдя километр по сосновому лесу я вышел на большое ржаное поле, которое люди называли аэродром. Перед войной здесь был военный аэродром.  На обочине дороги синели васильки. Поле закончилось спуском к небольшой речке Тоболке. Второе ее название — Каевка.

Я с удовольствием поставил на мостик тяжелую сумку, спустился к речке, умылся и напился холодной воды. Идти оставалось немногим больше километра, дорога поднималась от речки, изгибаясь направо. А слева виднелись крыши небольшой деревни Чупрово, бывшей вотчины князей Татищевых и когда-то центра этой волости. Я широко зашагал по полевой дороге и через 15 минут подошел к деревне Паникли, вспугнув зайца на небольшом засеянном горохом участке поля.

Широкая и главная улица деревни была покрыта асфальтом, стояло утро, и никого на улице не было. Через огороды блестело водой озеро Белое. Я свернул в переулок в тень старой липы, слева были видны остатки старинного барского парка, раскинувшегося на берегу речки Паниколицы.

Жужжали пчелы, летали синие стрекозы, легкий ветерок доносил пронзительный, знакомый с детства, запах лета. Забыв об усталости, я буквально взлетел на горку и увидел яблоневый сад. Старый развесистый клен частично закрывал от меня дом-пятистенок с резными белыми наличниками.

И из окна комнаты через стекло  смотрели на меня родные глаза отца. Приехал я без предупреждения, но отец и мать меня ждали, постоянно смотря на дорогу. Я услышал голос отца:

- Мать, посмотри, кто приехал!

  Меня встретили радостно на крыльце, лица родителей сияли, мама суетилась и спросила, что ее больше всего беспокоило - надолго ли я.

 - На неделю, мама.

 - Очень хорошо, я боялась, что только на выходные.

Отец сидел на скамеечке, сутулясь, курил, не спеша спрашивал о моих делах, о брате, о внуках. Мама стояла рядом со мной, держала мою руку и говорила, как они ждут наших с братом писем. Почтальонка приходила в деревню 2 раза в неделю, и отец посылал маму узнать, нет ли письма.
         Я писал каждую неделю, и зная, что брат очень занят, всякий раз посылал от него приветы. С болью в сердце я смотрел на отца, постаревшего и осунувшегося. Отец много курил и кашлял. Ему выпала очень тяжелая жизнь, но он никогда не унывал, и умудрялся с юмором относиться к деньгам и человеческим слабостям. Он рано остался сиротой. Ему было 4 года, когда от туберкулеза умер мой дед в возрасте 24 года. Я видел деда на фото: высокий, широкоплечий блондин с красивым русским лицом. Умерла и маленькая сестренка отца, туберкулез не пощадил. Отец рос хулиганом, ему приходилось часто драться, у него не было защиты, не было  отца, не было брата. Чтобы купить карандаши и тетради для школы, он работал все лето и много читал. Я всегда восхищался его умом, памятью и трезвым взглядом на жизнь и политику.  Армейскую службу он прошел на Дальнем востоке и сразу после нее попал на войну. Он был участником парада на Красной площади в ноябре 1941 года, с которого наши войска направлялись прямо на фронт. Воевал на бронепоезде машинистом. Был контужен в 1943 году. После госпиталя он приехал домой в отпуск. Его дом был сожжен  фашистами, а мать умерла.

В отличие от дяди Саши, мужа маминой старшей сестры Вари, дед и отец никогда не рассказывали нам о своих подвигах, и не любили вообще вспоминать о войне. А когда выпивали вместе, то всегда по-доброму посмеивались над рассказами дяди Саши:

- Сашка, расскажи, за что у тебя орден Красной Звезды?

И дядя Саша , не замечая их тона, в очередной раз излагал, как сидели они как-то в штабе и пили водку. И вдруг крики:

- Немцы прорвались!

Ну все и разбежались, а дядя Саша, убегая, схватил полковое знамя и спас его.

        Только недавно мы прочитали на сайте podvignaroda.mil.ru , что дядя Саша кроме ордена Красной Звезды, был награжден медалью "За отвагу" (вывел из строя пушку противника) и орденом Славы III степени. Из фронтового приказа " С 23.12.1944 г. по 27.12.1944 г. орудие мл. сержанта Ермаченко А.В., стоя на прямой наводке, уничтожило четыре пулеметных точки противника, разбило 3 немецких ДЗОТа. Был подавлен огонь орудий противника и расчищен проход в проволочном заграждении обороны немцев... Кроме того, тов. Ермаченко из своего орудия уничтожил до 20 немецких солдат". Не помню, чтобы дядя Саша про это рассказывал, а вот про полковое знамя запомнилось.

        От дедушки мы тоже никогда не слышали, что он , "находясь в боевых порядках пехоты, сбил самолет противника Хенкель-126". На сайте почему-то указано, что дед за это награжден медалью "За боевые заслуги". Однако, в приведенном на сайте наградном листе мл. сержанта Симоненко З.С., командира орудия 39-й отдельной роты охраны полевого управления 60-й армии говорится о награждении медалью "За отвагу" и о том, что ранее он был награжден медалью "За оборону Москвы".

Отец вежливо и решительно отказался от подарка деда, охотничьего двухствольного ружья 12-го калибра. Сказал, что он не может стрелять по живому, уж лучше рыбу ловить будет.

После войны отец женился , у него родилась дочь, но трагедия повторилась - туберкулез убил и жену и дочь.  Тогда отец уехал в Ленинград. Получить там прописку человеку из деревни или даже другого города было практически невозможно. Отец нашел там однофамильца, а фамилия у нас малораспространенная, и купил у него 11- метровую комнатку в коммуналке на набережной канала Грибоедова.  А спустя год отец женился на моей маме. И мы с братом первые свои годы провели в этой комнатенке и ее окрестностях, пока родители не получили двухкомнатную отдельную квартиру в хрущевке.

Деревенский дом стоит на горе, а внизу в 120 метрах от него проточное озеро. Я спросил отца , ходит ли он на рыбалку? Его ответ меня порадовал и огорчил одновременно:

- Ходил в этом месяце раза три. Туда еще ничего под гору, а назад по несколько раз останавливаюсь, одышка мучает.

Я решил сходить на рыбалку, половить окуней и щук, так,  как здесь никто не ловил, на малька. Отец отнесся к моей задумке скептически, но с интересом. Дело в том, что я так ловил окуней и судаков в Тверской области. А здесь ловили на живца - на пойманную взрослую плотвичку.  На малька не ловили. Удивительно было, что самое трудное  в Тверской поймать малька, с мальком улов был обеспечен.  Чтобы сделать ловушку для мальков я полез на чердак сарая за старым велосипедным колесом. Мама принесла мне старую тюлевую занавеску с  сеткой отверстий прямо под нужный размер.

Отец пошел со мной на рыбалку,  под гору шел легко, правда червяков взял на всякий случай. Дюралевая лодка стояла у березы. Отец сделал ее сам, листы привез из Ленинграда на поезде. Отец не имел привычки ее замыкать. Лодку мог взять любой житель деревни. Если лодка была занята, а отец приходил на рыбалку, ему сразу ее возвращали.

Отъехав от берега, лодка зависла над огромной стаей мальков. Зачерпнув своим тюлевым колесом только один раз, я вытащил достаточное для рыбалки количество, в ведре просто кишело от черных спинок. Я закинул насаженного малька прямо под нос проплывающего в прозрачной воде окуня. Хищник остановился, поднял колючий плавник и попятился назад от наживки. Мы сидели уже полчаса, окуни плавали, но ни один не хотел брать мальков, насаженных на крючки. Отец сказал, что никто так здесь не ловит,  и , наверное, не случайно. Все ловят на живца - на взрослую плотву.  Что ему это надоело.

        Я высадил его на берег, и он пересел в деревянную лодку-дубицу, представляющую собой выдолбленное из толстого бревна корыто с двумя досками (крыльями) по бокам для устойчивости на воде. Я сидел и упорно пытался, хоть что-нибудь выловить. А у отца на червя клевало здорово,  и через полтора часа он ушел, унося тяжелый целлофановый мешочек с мелочью - и на сковородку и на суп хватит.

        Я стал менять места, объехал почти все озеро - ни одной поклевки, хотя крупная рыба играла рядом. Вечерело. Было пора домой. И я решил в последний раз закинуть удочку в яме в 20 метрах от берега, совсем рядом со стоянкой лодки. Была ли это интуиция или последняя стадия упрямства - не  знаю. Но после первого же заброса последовал удар. Подсечка. Леска натянулась, как струна, и стала описывать дугу вокруг лодки. На окуня с его манерой мелкого дерганья не похоже. На щуку  - тоже, щука обычно резвее.

Из воды показался верхний плавник и широкая спина очень большого окуня. И вот он в лодке. Размер чешуи с ноготь большого пальца. На вид не меньше 3-х килограммов. Да они и больше 3-х  кг. в нашей полосе не встречаются. Я закинул еще и вытащил потихоньку все семейство, причем по старшинству. Как потом выяснилось при взвешивании: 3 кг - один, 2,5 кг - два, 2 кг - один, 1,5 кг - 2 шт, 1кг -1 шт. и 3 шт. по 600 гр.

        Теперь можно и домой.  Причалив к берегу, я срезал ветку и продел ее через жабры пойманных окуней. И весело зашагал по тропинке к дому. Рядом соседи метали стог. Мужики побросали вилы и грабли, и побежали посмотреть мой улов. Один из них, заядлый рыбак, матерясь, побежал в гору за удочками. Напрасно кричала его жена ему вслед, что я мол все уже выловил. Нет, он верил, что день такой удачный, и рыбацкую удачу пропустить нельзя никак.

Приходили посмотреть соседи, удивлялись. Забавно, что когда прошло больше двадцати лет, один дедок, встретив меня, вспоминал об моем богатом улове.  Отец сфотографировал меня с самым большим окунем. Фото получилось не очень качественное, но оно мне дорого.