Воловжа. Часть 6

Дорога была вполне приличная, не прошло и двадцать минут, как я был на берегу озера.  Я съехал с дороги и прямо по поляне с  молодыми сосенками подъехал  к берегу. По радио диктор сообщил московское время - 09.00.

Оставив машину в тени, я решил осмотреть окрестности и поискать  камни древнего святилища. Слева от меня и берега озера виднелись поросшие лесом возвышенности. Одна из них наиболее высокая желтела песчаным разрытым боком.
 
- «Раскопки», - подумал я.

Поднялся на верх горы и с удовольствием увидел вытянутое озеро и проходящую рядом с ним грунтовую дорогу. Камней на этой горе я не обнаружил. Спустившись с нее я двинулся вправо и поднялся на небольшую возвышенность, в траве виднелись большие камни. Возвышенность  была плоской и на ней росли  сосны.

Один из больших камней привлек мое внимание. Я наклонился и стал рассматривать его ровную, словно стесанную временем  поверхность с пятнами зеленого мха. Камень своей формой напоминал мне медвежью голову.

И в этот момент я услышал будто кто-то рядом тихонечко всхлипнул. Я оглянулся -  никого рядом не было. Я снова стал рассматривать поверхность камня и снова услышал, что кто-то рядом тихо плачет.

Я тихонько прошел вперед между редких сосен и мимо еще двух валунов и на спуске с  горы увидел плачущую молодую женщину, стоящую ко мне спиной в 10 метрах от меня.

Удивительно, что мы находились в 150 метрах от озера на лесистой горе, а женщина была совсем без одежды, если не считать длинную русую косу, которая  лежала, словно приклеенная, между двух округлых белых половинок высокой и на вид упругой попы.  Женщина была среднего роста и в меру полная. Странным мне показался армейский загар у молодой женщины - у нее были загорелые кисти рук, ноги до щиколоток, шея и абсолютно белое все остальное без каких либо следов купальника.

Я кашлянул. Женщина обернулась, вскрикнула , и побежала от меня, полунагнувшись, и прикрыв руками сокровенные места. Я стоял на месте. И смотрел, как она добежала до  дороги в пятидесяти метрах от меня, остановилась, оглянулась  и присела между двух молодых сосенок, глядя в мою сторону.

Вдруг, издалека прорезался шум мотоциклетного мотора, и через десяток секунд по дороге промчался на мопеде какой-то парень. Я видел, как женщина испуганно вскочила и побежала в сторону озера. Но бежала она недолго, споткнулась и упала в траву.  Она попыталась встать, охнула, схватилась за ногу и опустилась на траву.

Я спустился с горы и подходил к дороге, чтобы предложить свою помощь, и в случае необходимости, отвезти ее в волостной центр на машине. Женщина с тревогой смотрела на меня, прикрывая одной рукой свою большую грудь, а  другой держась за ушибленную ногу. Я подошел, и смотря из вежливости в сторону, поздоровался и спросил, что случилось.

Ответ ее меня удивил. Я подумал, что тетка не в себе.
 
- Будь здрав и ты, барин, - сказала она и заплакала.

Ее лицо без следов косметики было красно-коричневым от загара, который словно обрывался небольшим круглым вырезом на шее. Я  снял свою рубашку и протянул ей прикрыться.
 
- Спаси тя бог, барин, - взяла с поклоном головы.

Говорила она как-то  странно, но я ее понимал:

- Я за козой шла. Она оторвалась от привязи и по пашне к озеру поскакала. И тут, братки мои, коза меж двух камней скакнула и пропала окаянная. Я за ней, и тут голова у меня заглумилась, упала я, а, когда очнулась - смотрю одежи моей на мне нет, лежу я на горе, а не у озера. Вскочила я и по сторонам смотрю. Где я - не понимаю. Озеро на месте, а дома мово и огорода нет, деревни нет, и ни кого кругом нет, кроме сосен и дороги. Потом тя спужалась, а внизу этот как страшно заревет и как побегёт по дороге. Че это было?  Ногу вот зашибла.

Было ей на вид лет 30.

- Как деревня твоя зовется?

- Воложье, барин.

-  А тебя как звать?

-  Валентина, я, Прохора вдова.

И опять, заплакала.

- Домой хочу , барин.

-  Идти можешь?

Она кивнула:

- Уж слегчало.

- Покажи мне, где коза твоя пропала.

- Так вроде, здесь, только сосен здесь не было.

И она показала рукой в сторону двух больших камней, расположенных в метре друг от друга.

- Покажи мне, как ты меж двух камней ходила?

Она встала и, прихрамывая, прошла между камней.

Моя короткая рубашка чуть-чуть прикрывала высокую белую попу. Она обернулась:

- Вот так барин. Только прыгать теперь не могу.

Я прошел между камнями, посмотрел на них с другой стороны - такие же валуны, как тот , что я видел на горе. Не знаю, что меня дернуло, какое-то предчувствие, или навязчивое желание проверить еще не оформившуюся мысль - я  повернулся к Валентине спиной, разбежался и прыгнул между камней.

Приземлился не особенно мягко.  Падая, я инстинктивно зажмурился.  А когда я открыл глаза, я им не поверил: я был в 150 метрах от места своего прыжка на макушке горы.

Внизу виднелось озеро, мимо него проходила грунтовая дорога, с одной стороны которой стояли избы, с серыми крышами. Пейзаж был вроде не совсем такой, он имел только одно совпадение - очертания озера. Мне отчего-то стало неуютно. Не сразу я опустил глаза и  увидел, что на мне нет никакой одежды.

А внизу в 50 метрах проходил мужчина с большой черной бородой и в картузе. Я присел. Он меня не заметил. Прямо под горой  находился чей-то огород с пугалом на шесте. Я позавидовал пугалу, одетому, как заправский мужик,  в разорванную шляпу, синие штаны с заплатами и серую рубаху из мешковины.

Через 10 минут, я был одет в эту рубаху, которая трещала у меня под мышками, и штаны, которые норовили упасть, их приходилось, то и дело подтягивать и придерживать руками.Веревка от пугала, которой подпоясался, постоянно сползала.
 
Ладно, решил я, довольно на сегодня странностей. И пошел на поляну, где оставил машину.  На поляне машины не было, и трава не было примята.  Я поискал еще и понял, что искать больше негде. Надо позвонить, теперь в каждой деревне есть телефоны.  И я уверенно  направился к деревне. Надо сказать, что я близорук, и очки мои пропали куда-то при падении. Поэтому  я постоянно щурился.
 
Вдруг навстречу мне вышел мужик лет сорока пяти в рубахе косоворотке в фуражке с козырьком в широких штанах и кирзовых сапогах, с косой-литовкой на плече.

- «Наверное, кино снимают», - подумал я.
 
А  мой  наряд был еще более странен, выглядел я чуть лучше пугала, которого я ограбил. Настоящий оборванец. А если учесть, что я в деревне решил не бриться, видок у меня был впечатляющий, не для слабо нервных.

Мужик остановился, глядя на меня удивленно.  Я поздоровался первым, и спросил:

- Подскажите, где в деревне можно позвонить? У меня пропала машина и одежда.

Мужик оторопело ответил:

- Уважаемый, церкви у нас  в деревне нет!

- А мне храм без надобности, мне нужен телефонный аппарат, которые согласно федеральной программе установили теперь во всех деревнях!

Мужик посмотрел на меня удивленно и спросил:

- Какой такой аперат?

- Простой, телефонный. Мне надо с городом поговорить.

Мужик перекрестился, посмотрел на меня с жалостью и сказал:

- Некогда мне разговоры разговаривать. Иди своей дорогой мил человек.

И торопливо зашагал прочь по тропинке, пробурчав себе под нос:

- Таких блаженных  под присмотром держать надо. И ведь тоже живой человек, а на голову больной.
 
Я постоял, ничего не понимая, и свернул к деревне. Деревня была совсем небольшая - три двора всего. И увидел, что серыми крыши были от того, что были крыты соломой, посеревшей от дождей и времени.  Еще меня смутило полное отсутствие линий электропередач.
 
На улице  другой мужик с черной бородой лошадь запрягал. По дороге гнала гусей хворостиной девочка-подросток в длинном сарафане и платке.

- «Кино  снимают», -  опять подумал я.

- «Нет, на кино не похоже! Не могли они так шустро деревню построить, да и видно, что все основательно - не новодел».
 
Я подошел к мужику, поздоровался. Он смотрел на меня обалдело, мой вид его смущал. Мужик  приподнял рогожку, постеленную на телеге, и вынул узелок.

- Сичас, сичас милай! - сказал он, и развязал узелок. Там лежала краюха круглого хлеба и несколько луковиц и огурцов. Он отломил мне кусок хлеба, и протянул его вместе с луковицей:

- На , поешь.

Я взял и поблагодарил. Машинально отщипнул кусок хлеба и сунул  в рот.  Хлеба такого я никогда не ел раньше.  Был он очень пахучий и на вкус кисло-сладкий. Я зачем-то спросил:

- А какой нынче год?

Мужик посмотрел на меня сочувственно и ответил:

- Одна тысяча девятьсот седьмой. Ступай  с богом, божий человек.

Я оторопело двинулся по дороге  по направлению к  своей деревне.  На первом повороте свернул с дороги и пошел напрямик лесом  и вышел на другую дорогу.

Эта дорога была мне знакома. По ней мы ездили на телеге на покос с дедушкой и бабушкой. Косить для себя на колхозных полях было нельзя, но если поставишь 4 стога, четвертый можно забрать для своей коровы, а остальные три шли в колхоз.

Справа впереди от меня должна быть  большая поляна на возвышенности. Здесь, рассказывала бабушка, была раньше деревня Акулино.
 
Я вспомнил жаркое лето в детстве. Я в берете сижу возле родника на горе, в воду опущена литровая бутылка с молоком, заткнутая пробкой из газеты. Сижу на постеленном ватнике, рядом на газете лежат огурцы и краюха хлеба. Дед с отцом косят размашисто, отец по пояс черный, загорелый , дед в белой майке. Старший  брат тоже с косой , не отстает от отца.

Ах какой вкусный хлеб был с огурцами!  И сейчас в одной моей руке зажат кусок хлеба, которого в магазине не купишь, а в другой луковица. Я откусил кусок луковицы -  обыкновенный вкус. И тут я увидел такое, что забыл проглотить.

Поляны не было, была большая деревня с соломенными крышами. И, лая, на меня летел большой лохматый пес. Он ткнулся носом в мою ногу и завилял хвостом. Пришлось отдать ему остатки хлеба. Пожилая женщина прикрикнула на собаку.  Я поздоровался, она ответила. Улыбнулась на мой наряд и спросила, куда я иду.

- В Паникли.

Она посмотрела на меня серьезно и спросила:

- Уж не к барыне за милостынею? Она очень уж к нищим и паломникам добрая.

Я промолчал, не зная, что сказать.

- Погоди, мил человек, я сичас.

Она вышла из избы, держа в руках чистую льняную рубаху и синие штаны.

- На возьми, от мужа-покойника остались, а то срам на тя смотреть.

Я поблагодарил.

- Спаси тя бог, - сказала она и перекрестила на дорогу.

Я отошел от деревни и быстро переоделся. Штаны и рубаха оказались в пору, чуть коротковаты правда, и хорошо пахли какой-то лесной травой. А подпоясался я веревочкой, доставшейся от пугала. Непривычно было идти босиком, но я старался не зацикливаться на этом.

Дорога уходила в гору. Поднявшись на нее, я удивился второй раз. Передо мной вместо мелкого ручейка была  река, разлившаяся широко вправо. У реки стояла новая мельница  рядом с широким мостом.  Вода шумела за плотиной, мост был новый, с перилами.

Я глянул вниз  с моста: на желтом песке вода шевелила водоросли, из-за водорослей торчала клешня крупного рака, стайка окуней грелась на солнышке.
А впереди  за рекой стояли новые деревянные дома с крышами, крытыми тесом. Под окном ближнего дома был палисадник с цветами и скамейка, на которой сидел старый дед с огромной белой бородой.

Я поздоровался. Дед уставился на меня , не сразу ответил на приветствие. Помолчал, пожевал губами, и строго спросил:

- Откуда вы, прохожий человек? По какому делу здесь?

Я подумал и сказал:

- Из Санкт-Петербурга, иду в Паникли.
 
Дед сказал:

- То-то говорите, не как наши.
 
Я спросил:

- Чья это мельница?

Дед рассказал мне, что мельница принадлежит помещице Рыжевич из Паниклей. А землю эту купили у Рыжевич его сыновья.  Сыновья построили крепкие хорошие дома, не хуже барского, и назвали это место Хатимка.

Интересно, подумал я, наверное, мне все снится. Надо скорее добраться до дома. Я попрощался с дедом и заспешил в Паникли. Лесная дорога была довольно накатанная колесами телег. Я шел по мягкому и теплому от солнца песку и старался обходить больших рыжих муравьев, считавших эту дорогу своей. Вдоль дороги росла земляника, очень вкусная и пахучая. Скрипели, качаясь сосны, где-то рядом стучал дятел.

Я вышел из леса и поднялся на горку. А где же деревня? Дорога шла полем, справа внизу блестело Ермаковское озеро. На другом берегу виднелись домики деревни Ермаки.  А вдоль моей дороги никаких домов вообще не было, тянулось ржаное поле. Я зашагал быстрее.

Там, где должен  был быть дом и сад моего деда, где я часа два назад оставил спящих жену и сына, лежал большой камень и  синели васильки. Я остановился и почувствовал, будто кто-то ползет по моей спине под рубашкой...