Воловжа. Часть 8
- Не в ту сторону, как хотел!!!
Очнулся на земле, рядом что-то протопало тяжелое. Отрываю глаза - быка рядом нет, я опять на этой проклятой горе в ста пятидесяти метрах от озера. Опять без одежды. Впереди блестит озеро, а слева от меня сереют крыши уже знакомой деревни Воложье. Правда, деревья и очертания поля другие. Может не запомнил просто.
Опять слышу топот. По дороге движутся шесть всадников в незнакомой мне военной форме. У них старинные ружья. Сабли и ружья блестят на солнце. Без очков я плохо вижу, стою щурюсь. И тут соображаю, что меня могут заметить, и бегу к лесу.
Поздно, меня увидели. И на меня скачет всадник, сабля блестит в его руке. Мне стало страшно, голому и безоружному перед вооруженным всадником. Ноги меня перестали слушаться, я стоял и молча смотрел на приближающую смерть.
В 3-х метрах от меня он резко потянул уздечку и остановил коня. Наездник засмеялся, глядя на меня, и убрал саблю в ножны.
- A ete pris! - сказал он.
Я стоял оторопело. К нам приближались остальные всадники. Минуту они переговаривались между собой, оживленно споря о чем-то, как мне показалось на французском языке. Я понимал только отдельные слова и обрывки фраз. Затем один из них, по-видимому старший, сказал что-то коротко всаднику на светлой лошадке с рыжим хвостом. Тот молча развязал свой мешок и кинул мне какую-то синюю тряпку.
- Что за ерунда? Откуда здесь французы? Я читал, и хорошо помню, что Невельский уезд Витебской губернии, где я нахожусь, никогда оккупирован французами не был. Французские войска прошли рядом. Но это могли быть мародеры, которые были весьма распространенной болезнью в армии Наполеона. Впрочем, мне то какая разница, кто меня взял в плен. Нужно выбираться скорее отсюда.
Все это пронеслось в моем мозгу, пока я поднимал с земли, кинутую мне тряпку. Она оказалась коротким плащом или накидкой. Я накинул плащ и кивнув головой в знак благодарности. Но всадник не ждал моей благодарности, он ждал, когда я одену плащ, затем он спрыгнул с лошади и быстро скрутил мне чем-то руки за спиной. Он толкнул меня в сторону дороги.
А на дороге в пятидесяти метрах от нас стояли три подводы в окружении еще четырех всадников. Двумя подводами управляли мужики с черными бородами, а на третьей сидела женщина. Женщину я узнал сразу, как мы подошли, хотя она была в сером платке. Это была Валентина, которая плакала на горе сегодня утром.
Капрал подъехал к женщине и на ломанном русском сказал:
- Мы нашоль твой мужик. Он хотель обманут нас. Спряталь свой одежд. Ты идти домой. Женщина - нет война. Мужик сам везти нам провизию. Мы его одевать.
Мужики с соседних подвод смотрели на меня ошалело, а Валентина совсем очумела:
- Это не мой муж. Мой Прохор помер год назад. Как дать свою подводу чужаку? Поеду сама.
- Не ври, женщина. Получишь плетей. Иди домой. А то сейчас задирать юбка и бит по попа. Бистро домой.
- Иди Валентина от греха, мы присмотрим за твоим конем и за чужаком - сказал один бородач с первой подводы.
- Басурмане обещали, как доставим окаянным нашу пшеничку, отпустить назад.
- Ну, ты, мужик, цыц!! Молчи!
Мне развязали руки и вручили кнут. Подводы была загружены чем-то тяжелым и мужики пошли рядом с подводами, жалея лошадей. Я тоже зашагал по горячему песку босыми ногами. Мужики одобрительно улыбнулись.
Моя подвода оказалась в середине этого маленького обоза. Капрал и шестеро всадников ускакали вперед. Трое оставшихся сопровождали обоз сзади на расстоянии ста метров. Бородач с первой подводы спросил меня:
- Откуда ты барин? Хранцузы бестолковые, а мы чуем - по повадкам не наш ты, мужика строишь. Из армии ваше благородие? Разведка?
- Я промычал в ответ что-то невразумительное.
- Ладно не говори. Нешто мы не понимаем, что такое военная тайна. Не пасуй - помогём, коли бежать надобность.
- Эй Лука, совсем обнаглели хранцузы - в нашу глушь за провизией сунулись. Эх, Акулино объехали, там мужиков много - быстро бы их полонили бы.
Послышался топот копыт приближались трое, что были сзади. Один из них хлестнул веревкой по спине Луку и закричал:
- Silance!!!
Дорога вывела обоз к речке Хатимка с мельницей. Там нас ждали семеро французов. Жестами приказали разгружать мешки с зерном. Пока мы таскали зерно, французы развязали свои походные мешки и смеясь обедали. Я заметил хлеб, лук, огурцы. Запивали вином из фляг.
Когда подводы были разгружены, капрал показал нам мешки с мукой:
- Грузить, бистро, бистро.
Лука и Фрол сплюнули, посмотрели на французов с плохо скрытой неприязнью и пошли грузить подводы мукой, я присоединился. Мы таскали мешки, а французы весело смеялись.
Груженый обоз двинулся вперед по знакомой мне дороге в сторону Паниклей.
Мы вышли из леса, и опять я увидел ржаное поле с васильковыми вспышками по сторонам. Я уже не так сильно переживал, когда не увидел своего дома и своей деревни. Повторные переживания не такие сильные. В имении Паникли с непривычно молодыми липами к нам вышел французский младший офицер. К нему подскочил капрал, и что-то стал докладывать. Судя по привязанным лошадям, в имении стоял небольшой отряд.
Лука приблизился ко мне и протянул свои лапти:
- Обуй барин, ноги у тебя смотри какие нежные. А мы привышные.
Я стал переобуваться, позабавив своей неловкостью мужиков. Они разулыбались.
Капрал подошел к нам и сказал на ломанном русском:
- Маршал Удино скоро брат Санкт-Петербург. Его армия здесь недалеко. Вы не ходить домой! Вы повезет муку славной французской армий.
Мужики зароптали, что-то про уговор, но капрал взревел:
- Вы ехать с нами сейчас или тут умирать, как партизан!
Обоз вышел из Паниклей и направился по дороге мимо какой-то небольшой деревни. Фрол указал на нее кнутом - Уткино. Справа виднелось озеро Белое. Мы перешли небольшую, но быструю речушку. Она и сейчас есть на картах. Но только на картах и осталась.
Нас теперь сопровождало всего 5 всадников, остальные остались в Паниклях. Французы смеялись и то и дело прикладывались к своим фляжкам с вином.
Мы прошли полем, оставив в стороне справа деревню Чупрово. Спустились и перешли речку Тоболку . Обоз двинулся по лесной дороге, я не узнавал мест, только догадывался, что в двадцатом веке на месте этого густого леса - было огромное поле, которое все называли аэродром. Мы вышли из леса к деревне Бор, именно так ее назвал мне Фрол. Я сообразил, что это деревня знакома мне как Шишкин Бор, которую гугл на своей карте упорно рисует в другом месте - рядом с деревней Чернуха.
Мы прошли эту небольшую деревню, слева внизу виднелись два озера-глушака. Мы снова вошли в небольшой сосновый лес. Дальше дорога шла полем. Железная дорога еще была не построена (да ее еще в проекте не было, улыбнулся я), и деревни Красный поселок, и станции Изоча не наблюдалось. Мы перешли извилистую речку Изоча по старому, но еще добротному деревянному мосту.
Палило солнце, слепни доставали и людей и лошадей. Французов после сытного обеда и выпитого вина клонило в сон. У едущего рядом с моей подводой француза несколько раз падал вниз подбородок и слипались глаза. Мы снова въехали в сосновый лес, дорога сужалась и уходила круто влево.
Вдруг раздался свист, и на франзуцов налетели какие-то пешие люди с деревянными вилами или рогатинами. Сонные французы не успели даже выхватить оружие и были живо стащены с коней и связаны. Руководил нападающими высокий седой, но еще крепкий старик.
- Сынки - кричал он своим людям - вяжите покрепче этих супостатов, этих вояк - грабителей, этих пьяных лягушатников.
- А ты тоже из хранцузов будешь? - обратился он вдруг ко мне - ишь какой гладкий и усатый!
Подошел Лука:
- Мы воложенские, нас под ружом заставили подводы и зерно дать. А ентот - показал он сморщенным и волосатым пальцем на меня - был французами захвачен у озера, голым. Ён разведку у нас вел. Его надо к енералу скорей доставить.
- Разберемся, - сказал старик с косматыми бровями. С ним действительно были его сыновья и было их 11 человек.
- Пошли в деревню!
И обоз двинулся по лесной дороге. Лес был небольшой, и через 10 минут мы вышли в поле. Впереди на высокой горе виднелись крыши деревни.
Большие дома пятистенки стояли на огромных валунах вместо фундамента. У некоторых крыши были крыты тесом. Дома окружали яблоневые сады из больших яблонь, увешанных яблоками.
- Богато живут староверы, - сказал Фрол.
- Как место сие прозывается? - спросил витиевато Лука.
- Голяши, деревня наша. Двенадцать дворов будет.
На дорогу посмотреть на пленных французов выскочили женщины и ребятишки. Французы уже не улыбались и шли понурив голову. Мужики с гордостью хвастались, кто пистолем, кто ружьем, а кто заморской саблей.
Конечно, все это интересно, но оказавшись у своих, я задумался, как мне попасть назад в свое время. Надо срочно вернуться к озеру. Но как? Возьмут и отведут к "енералу".
И тут я, старательно молчавший до сих пор, решил заговорить. Я придумал, как мне вернуться к озеру.
Но заговорить я не успел, так как один из "сонных" французов сумел как-то развязать себе руки и мгновенно выхватил пистоль у оторопевшего молодого парня. Француз взвел курок и , наставив пистоль на грудь парня, что-то кричал. Я увидел краем глаза, как побелело лицо старика - отца. Все кругом замолчали. Стало очень тихо, замолчал и француз, но было видно, что он готов к любому даже безумному поступку. От отчаяния он готов был убить стоящего перед ним парня, как загнанная в угол крыса может броситься на человека.
И тут я вспомнил школу и свою учительницу французского. Хорошая была учительница, жалко, что в 1974 году из СССР эмигрировала. А еще больше жаль, что в вузе пришлось учить английский.
И я вспомнил, как наша француженка успокаивала класс после звонка:
- Силянс!!! - заорал я.
Француз вздрогнул от неожиданности и повернулся ко мне, наводя пистоль на меня. Все , пронеслось в голове - цель выбрана, и мне конец. С двух метров промахнуться трудно. И в этот момент парень резким ударом руки выбил у француза пистоль. Раздался выстрел и пуля просвистела совсем рядом со мной, продырявив выданный французами старый плащ. Француз, как сноп, сел на землю, слезы текли по его щекам, все лицо его поникло. Он затрясся в немых рыданиях и упал лицом в траву, закрыв руками голову. Но бить его никто и не собирался.
К парню подскочил старик:
- Васятка, сынок, живой!
Подбежали женщины , плакали и обнимали парня. А старик подошел ко мне, и сказал:
- Хоть на басурмана похож, спасибо тебе за сына! За Васятку.
- Отец, русский я, - ответил я. - И даже корни такие, как у тебя.
Про корни лучше осторожнее. Ведь понял я, в какую деревню попал.
Голяши - это родина моего отца и деда. Очень может быть, что этот старик, его сыновья и люди, которые сейчас собрались на улице - мои прямые предки. Отец рассказывал, что род наш из староверов.
Раскольники поселись здесь еще при Петре Первом. Они бежали от преследований из России на эту землю, принадлежавшую тогда Великому княжеству Литовскому. Селились прочно и надолго целыми деревнями родственников. Судьба деревни Голяши, что была расположена рядом с деревней Рудня, печальна, в 1939 году, в коллективизацию, ее расселили, а в Великую Отечественную , что осталось сожгли дотла фашисты.
Я пытался найти своих предков по записям в церковных книгах. Но церковь прихода в селе Ракитино (сейчас село называется Отрадное) сгорела в 20-е. Поджег один комсомолец,когда все люди были на колхозном собрании, а обвинили батюшку, и отправили его в Сибирь на лесоповал.
Мне было двенадцать лет, когда отец, еще в силе, привел меня сюда пешком за девять километров от бабушкиного дома, где я проводил лето, а отец отпуск. Я запомнил гору с большими валунами, но сейчас вряд ли вспомню камни, служившие фундаментом дедовского дома.
Я помню рассказ про быструю речку, текущую под горой. Очень рыбную речку, где отец в детстве ловил руками больших голавлей под корягами. После войны речку загнали в трубу, а раньше там был железнодорожный мост. Загнанная в трубу речка стала мелеть, и рыба ушла.
Отец был атеистом, но уважительно относился к чужой вере. Мой дед по отцу не любил попов как посредников. Попы-старообрядцы платили тем же. Когда родился мой отец, поп из вредности дал ему очень некрасивое имя. Тогда дед назвал моего отца по-своему.
Мои воспоминания прервал противный своей слащавостью вкрадчивый голос, принадлежащий небольшому мужичку с рыжей бороденкой:
- Русский ён, али хранцуз, проверить еще надоть. Чем докажет, что не шпиён?
Сзади за мной кто-то громко сказал:
- И говорить ён ,батя, не по-нашему! И что ён в Воложье вынюхивал? И уж больно сытый и гладкий! Надоть его передать начальству для допроса.
Я вспомнил детство летом в деревне и бабку Пахомиху - из староверов. Эта бабка очень любила меня, всегда привечала, конфетами угощала. Бабка была очень старая- больше 90 лет. А мне было 5 лет. Шамкая беззубым ртом говорила мне вслед:
- Наш парень. Старовер. И знак на нем особый, посвященным понятный.
Ну, бабка, помогай мне теперь. Посмотрим, правду ли говорила Пахомиха?
И приподняв край плаща я показал старику белое пятно с пол-ладони на загорелом бедре.
Старик изменился в лице, перекрестился двумя перстами. И все, кроме французов, перекрестились. А я атеист и креститься не умею, стоял и молчал. Хорошо, что все были в своих впечатлениях и не обратили на это внимание.
- Заветный, и печать при нем - пронесся шепоток.
Старик опустил высокий ворот рубашки и обнажил свою шею, показав мне такое же, как у меня, белое пятно неправильной формы.
- Отметка избранных, - сказал старик.
- Мне надо срочно вернуться к озеру, где меня захватили французы. У меня тайное задание, у меня приказ, - соврал я вроде убедительно.
- Ничего погостишь у нас немного. Корнет Никольский со своими драгунами обещал на днях прибыть. За стол сажайте гостя дорогого.
- Нельзя мне ждать! Никак нельзя! Опоздаю - беда будет! - честно сказал я.
И тут к старику подошла статная немолодая женщина с красивым добрым лицом:
- Отпусти его отец. Зачем ему хитрить с нами! Он такой же шпиён, как и я! Спаси тебя бог добрый человек - за сына мово.
- Добрая ты, Мария, а ведь вороги кругом! Ти знаешь, хто ён на самом деле? Не верю я ему, не нашенский он, а знаки и у басурман бывають! Вон креста на ем нет! Где его крест? - Рыжебородый не унимался.
Окружающие меня крестьяне заволновались, переговариваясь между собой.
И тут за меня неожиданно вступился Фрол:
- Вот у энтого (он показал рукой на одного из французов ) в кармане пошукайте. Энтот его в лесу захватил.
Карманы француза были проверены быстро, я даже не успел удивиться, когда и из внутреннего кармана был вынут серебрянный крест на белом шелковом шнуре. Старик подошел ко мне и повесил крест мне на шею. Глядя прямо в глаза, он сказал:
- Ну, ежели некода погостевать с нами, видать дело срочное.
Он кинул быстрый взгляд на Марию, и она куда-то быстро ушла.
- Возьми коня француза. Я дам тебе троих сынов в сопровождение. Губерния на военном положении. Мародеры всюду. Найдите ему порты, без них скакать невручно. Так быстрее будет, чем подводой.
Высокий старик улыбнулся мне и повернулся к французам:
- А этих вояк -лягушатников запереть в сарае и караулить, пока наши за ними не придут. Если рыпаться будут - бить гадов, не жалеть, не в гости приехали!
Я поблагодарил старика, его сыновей и попрощался с Лукой и Фролом. Наклонился, чтобы снять лапти, но Лука меня остановил:
- Забирай , мил человек, я собе новые справлю.
Появилась снова Мария. Принесла мне большой кусок хлеба и молока в глиняной кружке. Несмотря на жару молоко было очень холодное, а хлеб вкусный и пахучий.
И мы поскакали из деревни. На выходе из леса мы столкнулись прямо в лоб со всадниками в военной форме и касках. Это были русские драгуны. Их было десять. Конный разъезд.
- Ну что , старые знакомцы, партизаны деда Василия, опять мародера изловили?
- Да, не... , русский ён, задание у него от енерала, Васятку нашего ён спас от пули...
- А французов мы пятерых повязали, можете забирать в деревне у бати. Нам такого добра не надо!
- А у нас новости хорошие и радость у нас великая ! Победили наши супостата и не числом , а умением. Восемнадцатого июля разбили французского маршала Удино на голову!!! Баталия великая была под Клястицами и Якубово. Французов было сорок тыщ, а наших всего семнадцать тыщ войска! А 20-го июля наши договор с испанцами против Наполеона подписали в деревне Сеньково, что под Великими Луками.
- Слава богу. Радость то какая!
- Мы скачем в Ракитино, а вы куда?
- В Воложье. В Паниклях мародеры-хранцузы провизию собирают. Их там человек двадцать пять. Не более. Сообщите, чтоб отряд прислали туда.
- А как же вы пройдете?
- Через Чернуху, а за ней лесной тропой.
- Удачи!
- И вам хорошего похода!
Мы скакали друг за другом по лесной узкой дороге, уклоняясь от веток в лицо. Чернуху я не узнал. Совсем небольшая деревенька. Никто в ней нам на глаза не попался, только вышел на дорогу облезлый старый пес и гавкнул на нас один раз для приличия. То ли поздоровался, то ли хозяев предупредил.
За Чернухой свернули в лес и поехали медленнее по лесной неприметной тропинке. Лошади фыркали, били хвостом, их ели мухи и слепни. Солнце пробивалось через деревья. Скрипели сосны. Едущий впереди Иван вспугнул глухаря. Тропинка кончилась, и мы выехали на узкую лесную дорогу.
Местность была холмистая, дорога уходила то вверх, то вниз под гору. Песок был обильно усыпан сосновой хвоей. В придорожной траве краснели, маня своей спелостью и ароматом, ягодки земляники. Мужики разговаривали о высочайшем манифесте "амператора Ляксандра первого". О том , что царь о народе завсегда болеет и повелел бить нещадно супостатов и силы собирать военные. О том, что царь наш богаче Наполеона будет, вот тот и грабить нас пошел.
- А мы их храбителей возьмем и на вилы!
- Во- во!
- Пусть к себе в Хранцию валят лягушек жрать!
Я молча слушал, и ловя взгляды своих спутников, кивал головой.
А потом не выдержал и сказал:
- Мужики, Россия разобьет любого врага. Войной нас не победить. Чужих мы всегда разобьем. Но есть свои по виду, но хуже любого врага. С ними труднее!
- Был у нас один такой, барыга, за деньги, Иуда, товарища на смерть подвел. Так мы его в мешок и в болото. Хотели в речку, она ближе, но решили речку не поганить...
- Хороший способ, но не всегда применим, а жалко.
Дорога повернула влево, и мы увидели озеро Воловжа.
- Спасибо, мужики. Дальше я один. Конь мне без надобности, забирайте.
Мы расстались. Слева виднелась деревня Воложье. Я зашагал к озеру. До заветной поляны с камнями осталось двести метров.
Свидетельство о публикации №225092801842