2. Вышел из лесу медведь

Часть 1. Start

***
    Никольский разругался с матерью. Ну как разругался, просто не ответил на ее вопрос. Ей надоело, что вся квартира по углам и вдоль стен завалена мольбертами, этюдниками и огромными папками-переносками для картонов. Мать хотела сделать ремонт и купить новую мебель. А отец молча ей во всем потакал. Он, в отличие от нее, с сыном не ругался. Он вообще никогда ни с кем не ругался.
-Миша, – сказал он сыну,– я понимаю, у тебя сейчас творческий кризис, но мама права. Квартира нужна для проживания. В этом году у нас с ней юбилей, 30 лет совместной жизни. Она собирается пригласить гостей. Если хочешь, я сниму тебе помещение под мастерскую.
    Никольский промолчал, взял ключи от загородного коттеджа и стал паковать свои вещи.
-Миша! – закричала мать, увидев это, – Сейчас зима, куда ты собрался?! Там же все снегом заметено, зимой там не проехать, не пройти. Магазин далеко, до райцентра вообще пять километров. Как ты туда добираться будешь? Снег расчищать станешь? А если заболеешь? Из соседей там никто не зимует, помочь тебе никто не сможет. Что ты надумал? Отец ведь предлагает тебе дело – будешь спокойно работать в своей мастерской, тебе ж слова никто поперек не скажет.
-Поеду, – ответил ей Никольский.
    И поехал. Загрузил все в свой джип, даже верхний багажник поставил. Не забыл лопату для снега, откапываться по дороге, и еще много чего. Однажды он зимовал на метеостанции с другом, поэтому знал, что это такое. Да и надоело ему с матерью препираться. Он, конечно, слова ей не сказал ни разу. Это она все высказывала ему на каждом шагу – то не так, это не так. Что с нее возьмешь, домохозяйка, вся при делах. Блогерша на тему кулинарных рецептов моей бабушки. И подписчиков у нее более трех тысяч уже. Пусть отдохнет от него, а он – от нее. А то ведь никакой работы с ней – то на обед зовет, то на ужин. Невозможно сосредоточиться.
    В дороге он всё думал. Последние три месяца Никольский работал исключительно дома, потому что больше не хотел приходить в студию Алексы, которую она предоставляла ему совершено бесплатно. Однако он знал, что она хочет от него взамен. Так что плата всё-таки требовалась, хоть и не материальная. У нее имелись и другие протеже, но не художники, а молодые мальчики-натурщики. Она удачно пристраивала их в модельные агентства, за что они и благодарили ее. Никольский знал одного, который послал Алексу подальше, а потом она увидела, что его взяли в очень известный модельный дом безо всякой ее протекции. Мальчишка и правда был очень хорош – артистичен и безумно красив. Он не собирался надолго оставаться моделью, поскольку готовился поступать на актерский факультет.   
    Никольский вполне мог согласиться на предложение отца снять ему помещение под мастерскую, но Алекса достала бы его и там. Начала бы выкатывать обиды на то, что он отделяется, и раздеваться начала бы, якобы потому что пьяная и раскованная. Именно так она и затаскивала к себе в постель молодых мальчиков и мужиков постарше. Никольский был единственным изо всей их арт-тусовки, кого она до сих пор не совратила. Некоторые находили ее тело безупречным, а лицо утонченным. Многие признавали, что она умеет вести светские беседы и прекрасно взаимодействует с театралами, модельщиками, раскрученными и не очень художниками и владельцами галерей. Никольскому она не нравилась. От слова совсем. Когда-то один фотограф уговорил его на съемку и сделал несколько его фотопортретов. Алекса имела их исходники, поскольку фотосессия проходила в ее студии. К сожалению, Никольский потерял контакты этого фотографа, а то бы давно настоял, чтобы оба они – и фотограф, и Алекса удалили все файлы той фотосессии и не имели бы права их нигде использовать. Теперь же было поздно, несколько фото Никольского с оголенным до пояса торсом засветились на обложках известных глянцевых журналов. Правда, с того времени прошло уже несколько месяцев, и Никольский очень надеялся, что о его фото все уже забыли. Спрашивать у Алексы про того фотографа Никольский не хотел. Он вообще ничего от нее не хотел, и проклинал себя за глупость трехлетней давности, когда с восторгом принял ее предложение работать в студии, принадлежавшей ее отцу.      
    Когда он подъехал к коттеджному поселку, то увидел, что расчищена только главная дорога. Ну и то хлеб, подумал он и стал медленно двигаться по ней к своему дому. Быстрее не получалось, снег расчистили не до асфальта, и машина постоянно проседала то тут, то там в уже успевшем вновь нападать снегу.
    Почти приблизившись к отворотке, ведущей к его дому, Никольский увидел Алексеича, избранного добровольца-старосту их поселка. Алексеич жил неподалеку и, как выяснилось, зимовал тут. Следил за расчисткой дорог, за подачей электричества, вызывал в случае надобности аварийку при обрыве или обледенении проводов. Кроме него в поселке на зиму осталось всего трое или четверо жителей, тогда как общее количество участков с жилыми и строящимися домами приближалось к 40-ка.
-Оооо, Миша! Как я рад! – воскликнул Алексеич,– Ты надолго?
-Да, хочу пожить тут зимой и поработать.
-Отлично! Тогда мы сможем автолавку заказывать хотя бы раз в три дня. Нас теперь уже 5 домов будет, аккурат минимальный норматив для приезда автолавки.
-Хорошо если так. Я тут продуктов привез, может, что нужно? Могу поделиться.
-Нет-нет, спасибо! Я запасливый, у меня есть. А вот Катюха Круглова наверняка без хлеба сидит.
-А какой номер дома у нее? Я бы занес ей, у меня несколько буханок.
-Так 8-й. Ты разве не знаешь ее? Она давненько тут обитает. И недалеко это совсем, от тебя считай всего четвертый участок. Так я позвоню ей? Чтобы не испугалась тебя. Ты на брови свои погляди, инеем покрылись – на Деда Мороза похож. Только молодой.
    Подъехав к своим воротам, Никольский прикинул, что просто въехать на участок не получится, придется снег расчищать. Поэтому заглушил джип, достал пакет с продуктами из багажника, отложил кое-что и пошел искать Катю Круглову, оставшуюся без хлеба.
    Катя, которую он искал, уже стояла на пороге своего небольшого домика. В валенках, тулупчике и пуховом платке. Ни дать ни взять деревенская молодка с румяными от мороза щеками. Рядом с ней сидел поджарый короткошёрстый пёс.
-Здравствуйте, Катя. Я вам хлеб принес, – улыбаясь, сказал Никольский.
-Здравствуйте, – сказала Катя и заглянула в пакет, который он ей протянул, – Большое спасибо за хлеб. Ой, тут еще сыр и масло. Не нужно было… Вы ведь с дороги, проходите, чаю выпейте у меня. Свой-то не скоро согреете.
    Никольский взглянул на пса.
-Не бойтесь, Анубис вас уже принял.
-Анубис, значит? – усмехнулся Никольский и шагнул на крыльцо. Катя открыла дверь и пригласила гостя войти. Анубис подвинулся, но когда Никольский сравнялся с ним, ткнулся ему в руку влажным носом.
-Это он так знакомится. Он у нас редкой породы – тайский риджбек. Видите, вот отличительная черта породы – на спине шерсть растет в противоположную сторону и образует гребень "ридж", – сказала Катя, – Проходите, здесь можно куртку оставить, если под ней вы тепло одеты. А обувь не снимайте, полы у меня ледяные. Я отапливаю обогревателем только комнату, где живу. Иначе очень дорого выходит за свет платить.
-Странный окрас у пса,– сказал Никольский, заметив, что при разной освещенности цвет шерсти Анубиса немного изменялся.
-Окрас называется голубым. Хотя… он как бы голубой муар.
    Она налила чай и поставила конфеты и мёд. Никольский с удовольствием стал пить, и попутно разглядывать кухню-гостиную и хозяйку. Катя сняла платок и тулуп, оставшись в длинном теплом свитере крупной вязки. Никольский обратил на него особое внимание, поскольку это был практически артхаусный предмет ручной работы. Основой его являлись скрученные пучки множества цветных шерстяных нитей, но преобладал в них все-таки ультрамарин, который словно отражался в глазах владелицы свитера.
-Красивый у вас свитер. Вы случайно не сами его связали?
-Да, сама. Я шью и вяжу одежду для театральных актеров. Сейчас как раз над большим заказом для спектакля работаю.
-А почему здесь в это время года?
Она помолчала, потом сказала:
-Так получилось.
    После этого они обменялись номерами телефонов, и Никольский отправился к себе, где почти два часа расчищал снег на въездной площадке, чтобы загнать машину на участок и закрыть ворота.
    Когда он уже включил отопление и присел, то подумал, как же она добирается сюда и отсюда? Ничего, даже захудалого жигулёнка у нее на участке он не видел. Он решил позвонить Алексеичу, но тот сам заявился и позвонил в калитку.
-Ооо, хорошо тут у тебя, и уже тепло. Ну что, сходил к Катюхе?
-Да, сходил. У нее никакого транспорта нет?
-Аа, это? Ей привозят все из города. Кажется, актеры. Один так особенно старается. Видать, нравится она ему сильно. Но теперь, если автолавка будет нас снабжать, им реже придется сюда ездить. Не ближний свет. Ну, так вот, подпиши заявление на обслуживание, это все для автолавки. Они нам график составят. Им заранее можно заявки подавать, ну там, если курево нужно или пиво. Или еще что, мне вот, к примеру, мука нужна, я хлеб сам в хлебопечке делаю. Ты-то умеешь готовить? Гречку сварить или рис?
-Да, умею. А давно Катя здесь находится?
-Давно. Месяц уже. Говорит, работает, большой заказ отшивает для театра. Но, знаешь, лукавит она. Никакого заказа у нее нет. Что-то произошло там у нее в театре том. Приехала сюда на такси, ночью, пешком добиралась через весь поселок, я еще бульдозер не успел заказать, первый раз тогда снегу намело. Так она еле дошла, упала в сугроб и сидела там долго, отдыхала.
-А собака? Она как же?
-Собаку недавно привезли ей. До этого я спрашивал у нее, что в сельмаге купить, и привозил, когда сам туда ездил. Но если автолавка будет…
    Никольский уже не слушал, а думал о своей соседке. Зачем бы ей сюда было приезжать? Странно все это. На бегство похоже. Он решил вечером пойти к ней, приготовил бутылку вина и коробку конфет, которые любил, с ромовой вишней внутри. Но перед выходом положил в сумку еще паштет и нарезку колбасы. Звонить он не стал, решил, что наберет ее по мобильнику перед самой калиткой.
    Еще издалека он увидел свет в одном окне ее небольшого домика. Но потом, когда подошел ближе, почти уткнулся в огромный джип, перегородивший проход к калитке. Никольский остановился и уже хотел повернуть назад, но вдруг из домика вышел молодой мужчина, который крикнул в открытую дверь:
-Тебе всё не так! Будешь и дальше здесь сидеть и дуться как мышь на крупу? Я не смогу привозить тебе все необходимое, у меня длительная загранкомандировка! Это можно понять? Даю тебе три дня, решай. 
    Никольский отступил в тень за дерево и дождался, когда джип уехал. Дверь домика так и осталась открытой. Из нее осторожно выглядывал Анубис. Он зарычал, но потом видно узнал Никольского и завилял хвостом. Никольский вошел, закрыл за собой дверь и покашлял:
-Катя, вы дома?
    Ему никто не ответил. Он сказал громче, тогда хозяйка вышла из комнаты. С опухшим от слёз лицом.
-Я не ждала гостей… – смущенно пролепетала она.
-Давайте выпьем вина. Вам, как я понимаю, нужно успокоиться. Значит, я как раз вовремя.
-Здесь очень холодно. Проходите ко мне, тут, конечно, тесновато, зато тепло.
    Он снял куртку и переобулся в какие-то шлепанцы у двери, а потом выложил из сумки на маленький столик все, что принес.
-Ого, целый пир,– улыбнулась Катя.
-Этот парень обидел вас чем-то? – спросил Никольский, но не из интереса, а только чтобы сориентироваться в том, как вести себя с ней.
-Нет, не обидел. Это мой брат. Я из дома сбежала, и ему приходилось все это время привозить мне еду и вещи.
-Простите, может, лезу не туда. Но вы плакали…
-Да, на работе неприятности были. Меня обвинили.
-Понятно. Вы не виноваты, поэтому обижены и поэтому всё бросили и сбежали.
-Виновата, в том то и дело. Брату пришлось возмещать убытки, которые театр понес по моей вине. Я сбежала, иначе родители вынудили бы меня уехать с ними в Москву, если бы узнали о случившемся в театре. Я сказала им, что как костюмер еду с труппой на гастроли. Поэтому приехала сюда. Если бы не брат… Он настаивает, чтобы я вернулась и жила пока у него. Но… его девушка… они хотят пожениться. Я не должна ему мешать. Он все свадебные деньги, которые копил целый год, истратил на всю эту историю.
-Давайте выпьем вина, чтобы вы немного повеселели, – сказал Никольский.
Они выпили, Катя включила телевизор.
-А чем занимаетесь вы? – спросила она.
-Я художник. Приехал сюда поработать. Хочу рисовать зимний лес.
-Здорово.
Катя опустила голову, и Никольский увидел, что она беззвучно плачет.
-Катя, расскажите все, только тогда вам станет легче.
-Понимаете, мой бывший парень… это он сжег все костюмы, которые я приготовила для спектакля. Поэтому спектакль отменили на длительное время. Наняли другого костюмера. Хотя мои эскизы были признаны лучшими.
-Сжёг?
-Да. Мы поссорились, я сказала, что не люблю его и никогда не любила, и он словно обезумел тогда, душить меня начал, а потом короб с упакованными костюмами, который я уже приготовила для отправки, выволок на улицу к мусорным бакам и там поджёг. Брат не знает, что он пытался душить меня. Иначе… Брату и так досталось, столько денег заплатил, потому что адвокат сказал, что доказать вину моего бывшего невозможно. Нет ни свидетелей, ни записи с камер.
-И где сейчас ваш бывший парень?
-Новую девушку завел, не парится ни о чём. Мне в контакте написал, что никогда меня не любил, но издеваться над собой никому не позволит.   
-Как случилось, что вы были с ним?
-Это трудно объяснить. Встречалась раньше сначала с одним, потом с другим. Но оба какие-то… как бы сказать, инфантильные что ли. Ни прижать толком, ни поцеловать. А сама я никогда не смогла бы проявить активность. Подруги у меня бойкие, не то что я… А тут Егор, горячий и эмоциональный. Обнимает, так чуть ребра не ломает, целует так, что потом губы опухшие. Страстный и злой в любви.
-Злой в любви?
-Ну… в отношениях. Ревнивый до ужаса, взглянуть ни на кого не давал. Мне казалось, что вот оно – настоящее.
-А вы любили его? Или, может, и сейчас любите?
-Не любила и не люблю. Уже разобралась в себе. Если бы хоть ненавидела после всего, а то и этого нет. Просто равнодушие и презрение к его махровому эгоизму. Он ведь ни разу даже моего согласия не спрашивал, ну… когда мы с ним…
-Понимаю. Брал то, что хотел.
-Да, именно так. Мои чувства и ощущения его совершенно не интересовали, он был уверен, что я должна быть счастлива от любви такого парня, как он.
-Вы сказали, если бы брат узнал, что ваш парень душил вас…
-Да, он бы избил его. Даже покалечить мог, у него разряд по боксу. Но это могло повредить карьере брата, он ведь c недавнего времени топ-менеджер в процветающей компании. Поэтому я молчала об этом. Знаете, Миша, мне так страшно тут.
-Страшно? Вы боитесь находиться в доме одна?
-Если честно, то да. Очень. Ночью тут такие звуки… Весь домишко скрипит от ветра. Попросила привезти Анубиса, но это ж городской интеллигентный пёс, привыкший к комфорту. Он ужасный трус, хуже меня.
-Понятно. Собирайте самое необходимое и пойдем ко мне. У меня есть целых две свободных комнаты помимо той, где располагаюсь я. И голого Анубиса забирайте.
-Но… удобно ли это?
-Мы же соседи. Должны помогать друг другу и держаться вместе, тем более в таких суровых условиях – безлюдье, снег и холод вокруг. Только тёмный-тёмный лес, где медведи в берлогах спят. Как в сказке.
Катя улыбнулась и пошла собирать сумку. Никольский засмотрелся, так улыбка осветила ее лицо. 

    В его доме она уснула прямо на пушистом ковре возле камина, который привел ее в полный восторг. Анубис прижался к ней короткошерстным телом и тоже задремал. Не проснулся даже, когда Никольский взял его хозяйку на руки и перенес в комнату, которую предложил ей. И пёс, и его хозяйка разомлели от тепла, которого так не хватало в их домике.
    А Никольский не спал до 4 утра. Он привык бодрствовать по полночи. Сейчас он ловил момент – рисовал свою уснувшую гостью, пока она спала. Слишком живописной была картинка – розовощекая спящая девочка с опухшими от слёз губами. Она напоминала ему детство.
    Утром позвонил Алексеич. Сказал, что нужно подать заявку и указал номер телефона.
-Миша, а Катюха, наверно, уехала. Ни собаки, ни ее. Телефон вне зоны, домик закрыт, света нет.
-Не волнуйтесь, Алексеич, Катя и ее пёс у меня. Я комнату ей предоставил. Они там мерзли сильно, и страшно ей было по ночам.
-Отлично! Наконец-то я переживать не буду. А то ведь приезжал какой-то, в наколках. Искал ее. Я не стал говорить, испугать не хотел. А ему сказал, что не проживает здесь такая.
    Никольский обернулся и увидел, что Катя стоит в дверях. Она слышала слова Алексеича.
-Это Егор, – сказала она,– Миша, я боюсь.
-Не бойся, я ведь рядом. Я не буду его калечить, как твой брат, твой Егор у меня сам убежит, поджав хвост. Поэтому расслабься. Давай завтракать, а потом заявку оформим на продукты в автолавку.
-Ему наверно Танюха сказала, где я могу прятаться. Подруга моя. Никто ведь не знает, что мы расстались.
-Даже подруги?
-Да. Им я особенно не хотела рассказывать. Это ведь Танюха меня и познакомила с Егором. Он приятель ее парня. Странно, что Егор сам до сих пор не сказал им. И мой знакомый его с другой девушкой уже видел.
-Такие парни бывают страшными собственниками. Ему трудно отпустить тебя так сразу.
-Может его совесть мучает? Со мной же контракт разорвали и большую сумму возмещения выставили.
-Вряд ли совесть. Хотя все возможно. Слишком горячие быстро остывают. Позвони ему.
-Я?!
-Любой конфликт лучше решать мирно, переговорами. И ничего не бойся. Я защищу тебя. А сейчас давай поедим и кофе выпьем.
    Когда они передали заказ в автолавку, Катя села и включила свой мобильник.
-Звони, – сказал ей Никольский, который сел рядом.
    Егор не давал ей даже слова сказать, просил прощения, уверял, что любит и готов на все. Сказал, что все возместит, не сразу, частями. И в театре расскажет, что Катя не виновата. Просил только встретиться.
    Никольский кивнул ей и шепнул:
-Соглашайся.
    Но Катя боялась. Тогда Никольский взял ее телефон и сам сказал:
-Хотите встретиться, приезжайте. Поговорим как мужчины.
-Вы кто?! – крикнул парень.
-Я сосед Кати по даче.
-Точно? У вас с ней ничего?
-Ничего. Успокойтесь. В ее домике просто очень холодно, я предоставил ей свободную комнату. Ну, так что? Вы приедете?

    Егор приехал после обеда. Увидев Никольского, встретившего его на пороге дома, он немного замешкался. Никольский явно выигрывал по физическим данным и ростом был выше. 
-А где Катя? – спросил Егор, пытаясь скрыть то, что внешность Никольского произвела на него впечатление.
-Она в доме. Проходите, поговорим, – спокойно сказал Никольский.
Встречал он таких, как Егор, и понимал, что быстро тот не успокоится, натура не та. Требовалось найти железобетонный аргумент для того, чтобы этот тип понял раз и навсегда, что Катя не принадлежит ему. Для этого Никольский постарался вспомнить все, что изучал по психологии характеров. Такому нужно сразу показать, кто здесь хозяин положения, так сказать, кто главный самец. Никольский даже едва скрыл усмешку, потому что никогда еще не был в роли самца.
  Они поговорили. Егор сказал, что погорячился и хочет попросить у Кати прощения. Хочет все возместить. Правда, сразу всю сумму не осилит, но готов частями. И про свою любовь к Кате сказал.
-Об этом вы не мне, а ей скажите. Но даже не пытайтесь к ней прикасаться, если она сама вам это не позволит, – сказал ему Никольский и позвал Катю.
    Когда она вышла, он внимательно смотрел, ему требовалась ее первая реакция, чтобы понимать истинное положение вещей. Но Катя была напугана и просто прижалась к нему сбоку, ухватившись за его локоть.
-Вы же говорили, что у вас с ней ничего нет! – удивленно воскликнул Егор.
-У нас ничего нет,– сказала Катя, – но разве ты можешь понять, что существуют и просто человеческие отношения.
-Да разуй глаза! Ты не видишь, как он смотрит на тебя? Уже облизывается заранее.
-Вы хотели что-то спросить у Кати, – спокойно напомнил ему Никольский.
-Так ты хочешь с ним остаться? Так просто забыла нашу любовь? – почти закричал Егор.
-Никакой любви не было. Я больше не хочу быть с тобой. Вот и всё, – ответила Катя.
Никольский отвел ее к двери комнаты:
-Пожалуйста, не волнуйся. Всё будет хорошо.
-Миша, но ты же не станешь его бить?
-Не переживай. Я ведь обещал тебе, что он сам убежит. Я его пальцем не трону.
-А я вспомнил, где тебя видел! – вдруг снова выкрикнул Егор, – Катюха, он же из тех!
-Из каких это тех? – спросила Катя.
-Сейчас, погоди, я найду в интернете … я видел его в журнале Men's Health, он точно гей! Там же только таких на обложку вешают. Вот, июльский номер – сама посмотри!
    Он протянул ей свой мобильник, где на экран вывел обложку журнала с тем самым фото полуобнаженного торса Никольского. Катя застыла, глядя на картинку. Никольский молча и спокойно поглядывал на нее. Она подняла на него глаза и едва слышно произнесла:
-Какой красивый….
-Ах, красивый?! Вот значит как! Я все понял, никогда тебе этого не прощу! Даже не вздумай возвращаться ко мне! – кричал Егор.
-Я никогда к тебе не вернусь, – сказала Катя и ушла в комнату.
-Надеюсь, вы все поняли, – спокойно произнес Никольский,– Прошу, покиньте мой дом и больше не докучайте Кате. Иначе я найду доказательства того, что вы сделали, и засужу вас. Просто возмещением денег не отделаетесь. Я подведу вас под статью за насилие и попытку удушения. Поверьте, я смогу. Так что не испытывайте судьбу.
-Вы ничего не докажете!
-Хотите попробовать потягаться со мной? Я уже нашел запись с дальней камеры, где вы поджигаете короб с костюмами. Можете проверить. Эта камера установлена на новом доме, достаточно далеко от мусорных баков, однако при сильном приближении вас на той записи отлично можно разглядеть. А синяки на шее у Кати до сих пор остались. Я сфотографировал их. Свидетелями того, что вы к ней приходили тем вечером, выступят соседи. 
    После этих слов Егор как ужаленный выскочил из дома, а потом и за ворота.
    Когда они остались одни, Никольский налил маленькую стопку коньяка и протянул Кате:
-Выпей, это поможет тебе успокоиться.
-Ты, правда, мог бы что-то доказать?
-С синяками вряд ли получится, хотя я выясню у знакомого юриста. Пока ты спала, я сфотографировал их у тебя. А по поводу камеры наблюдения… понимаешь, я давно хакерствую понемногу. Так, хулиганство конечно, подростком еще увлекался. Эту камеру я легко нашел. А запись с нее мне прислал товарищ, такой же полуночник, как и я.
-Полуночник?
-Да, не ложусь раньше 4 утра. Вот, рисовал тебя сегодня.
-Это ты меня? Так ты и, правда, художник?
-Правда. А ты не поверила сначала?
-Если честно, не поверила. Ни мольбертов не увидела, ничего такого.
-Все до сих пор в багажнике.
-Понимаешь, художники так не выглядят.
Никольский улыбнулся:
-Так, это как?
Она смутилась:
-Ну… Тебя самого нужно с натуры рисовать.
-Понравился? – посмотрел он на нее, продолжая улыбаться. Она отвернулась и приложила ладони к щекам:
-Не смущай меня.
-Не буду. Прости, дурацкая привычка. Я этим обычно малолетних липучек доводил, тем и отваживал.
-Представляю, каким ты был подростком, если сейчас такой…
-Какой?
Она покраснела и отвернулась.
-Хочешь, покажу тебе свои работы, чтобы ты не сомневалась в том, что я настоящий художник? Вот на ноутбуке – это то, что в двух галереях висит. Остальное я пока забрал, готовлю персональную выставку.
    Катя внимательно разглядывала файлы, а потом вдруг сказала:
-А вот это я видела. У нас в театре. Эту работу худрук приобрел для одного спектакля. Я когда костюмы моделировала, смотрела на нее. Это же просто фантастично хорошо.
-Не буду скромничать. Ценник на нее достаточно высокий – 10 тысяч евро. Так значит, это ты делала костюмы для "Сентиментального вояжа"?
-Да. Теперь их не увидеть. Остались только эскизы и выкройки. Хотя… есть и фото, Лёнчик делал, когда примерки были. Это осветитель наш. Он на все руки мастер и фотографирует очень хорошо.
-Лукьянов? Осветителем там?
-Ты знаешь его?
-Мы вместе учились. Он же большой талант, фотохудожник от бога. Поверить не могу, простым осветителем работает? У тебя есть его телефон?
-Конечно. Я ведь по контракту там… работала.
Тут глаза ее снова наполнились слезами. Никольский обнял ее и сказал:
-Не плачь, я постараюсь убедить их в том, что это была не твоя вина.
Он слышал стук ее сердца и ощущал, что предательски возбуждается, поэтому встал и пошел в кухню:
-Давай поедим чего-нибудь. Что-то я проголодался, – сказал он, а про себя подумал, как там у Евгения Шварца – если принцесса меня поцелует, я превращусь в медведя. По-моему я уже в него превращаюсь.
Катя вошла в кухню следом:
-Давай, я что-нибудь сварю или пожарю. Я хорошо готовлю, умею много чего вкусного делать.
-Да. Я много разных продуктов привез. Разберешься? Что-то в холодильнике, что-то в навесных шкафах.
    Он поскорее убрался подальше, ушел в свою комнату, потому что его тянуло к ней. Нужно успокоиться, приказал он себе. Но она вдруг вошла следом, держа в руках упаковку мяса:
-Миша, хотела спросить, это мясо можно?...
-Катя,– постарался говорить спокойно Никольский,– Выйди, пожалуйста. Я не могу…
-А как же мясо?
-Бери все, что нужно. И мясо в том числе,– сказал он и закрыл дверь на защелку перед самым ее носом.
    Он не мог припомнить, чтобы последние десять лет такое случалось с ним. Бывало в 20 лет, но потом он стал намного спокойней и рассудительней. А с женщинами так и вовсе был очень осмотрителен. Однако сейчас никак не мог справиться с собой. Сердце просто ухало у него в груди. Он быстро вышел и стал одеваться. А Кате сказал:
-Я скоро.
Пёс увязался за ним.
-Ты еще куда? – прикрикнул на него Никольский, но тот снова всунул свой влажный нос ему в ладонь.
-Ладно, пошли. Ты же голый, быстро замерзнешь.
Нужно пробежаться, что угодно, любую физическую нагрузку, думал Никольский, и бежал, потом шёл, вращая руками и делая махи ногами. Анубис радостно прыгал рядом и все время норовил лизнуть его в лицо.
-Я ведь чужой. Почему ты целоваться лезешь? – отталкивал он пса, но тот все же сумел его рассмешить, и постепенно напряжение Никольского сошло на-нет. Так что через сорок минут они вернулись с Анубисом домой уже к готовому обеду и накрытому столу.
    Еда выглядела очень аппетитно, но Никольскому кусок в горло не лез. Он едва поел, сказал, что очень вкусно и тут же исчез в своей комнате. Катя понять не могла, чем не угодила ему. Ей так хотелось понравиться, так хотелось предстать хорошей хозяйкой. Наверно, ему неприятно представлять то, как я была с Егором, думала она, и слёзы сами опять навернулись на глаза. Ведь Никольский ей очень нравился, ей хотелось лишний раз коснуться его, потому что это сильно волновало ее. Правда, она с подросткового возраста привыкла сдерживать любые волнения, потому что легко смущалась и краснела, чего очень стеснялась. В школе ее даже ранеткой прозвали за постоянно румяные щёки.
    Пока она мыла посуду, Никольский проскочил в ванную. Катя услышала, что он включил душ. Вытерев слёзы, она решила взять себя в руки. Что это я все время плачу, он подумает, что я такая по жизни. А я не такая, я веселая, люблю свою работу и обожаю театр. За стеной кухни слышался шум воды в душе. А потом он смолк. Интересно, подумала Катя, у него и правда такие мышцы как в журнале? Или это фотошоп? Она прошла на цыпочках к двери ванной и хотела заглянуть в щелочку. Но прямо ей навстречу вышел Никольский с полотенцем на обнаженном плече. Катя зажмурилась и пролепетала:
-Я только хотела убедиться, что ты, правда, такой как на обложке.
-Почему же не убедишься?
Она открыла глаза и чуть в обморок не упала, Никольский смотрел прямо на нее. Но искушение оказалось сильнее, она скользнула взглядом на его обнаженный торс и ахнула. Да, он был такой, как и на фото. Но сердце ее почти остановилось вовсе не от этого, а от того, что Никольский одним движением притянул ее к себе и стал целовать.
-Прости, больше не могу, держался изо всех сил, – говорил он между поцелуями. На какое-то мгновенье он остановился и посмотрел ей в глаза, но она обняла его и сама прильнула к его губам.
-Катя… я ведь не мальчик, ты же понимаешь?
-Понимаю, – шепнула она.
-Так значит, ты согласна?
-Зачем спрашиваешь, если и так знаешь?
-Помнишь, как у Шварца… принцесса, медведь…
-Помню, после поцелуя. Я так ждала тебя, так хотела понравиться тебе. Ты мой самый лучший медведь на свете.
             
                ***

Часть 2. Next

***
    Никольский и Катя теперь часто ходили гулять в зимний лес. Даже тропинку протоптали. Хотя Никольский каждый раз брал с собой лопату для снега. Ему хотелось найти натуру, а Кате – увидеть снегирей, синиц, белок и сфотать их для своей страницы в контакте. Она фотографировала и просто пейзажи, которые сейчас завораживали, словно сказочные замки.
-Давай тебе какую-нибудь шапку меховую купим и шарф, чтобы ты на мишку был похож,– говорила Катя, а Никольский только смеялся:
-Тебе в постели медведя мало?
-Никакой ты в постели не медведь, а очень даже нежный котик.
-Я? Котик? – начинал он хохотать, – Ну ладно, котик, так котик.
-Да, накаченный, красивый и ласкучий котище.
-А ты хочешь, чтобы я больше на медведя походил? Для этого шапку покупать?
-Я бы сфотала, как из лесу медведь Никольский выходит – весь в снегу и брови в инее.
-Ладно, купим. Лишь бы моя девочка была довольна.
    Он не оценил ее школьного прозвища Ранетка и сказал, что ей больше Пинк леди подходит.
-Ну… в школе я все-таки наверно ранеткой была, – сказала Катя, – А Пинк леди меня только художник мог назвать.
    Никольский много рисовал, но лишь карандашом. Красок он даже не привез, хотя готовил персональную выставку.
-Понимаешь, когда я работаю красками, то полностью погружаюсь в работу. И постоянно перепачкан ими. А сейчас я хочу быть только с тобой,– сказал он Кате.
Она не знала, радоваться или нет. Конечно, ее радовали его слова, но она опасалась, что долго он так не выдержит. И тогда все кончится. На его чувства может повлиять страсть художника, а Катя отойдет на второй план, потом на третий, а потом... Пока Никольский был совершенно счастлив, она не решалась заводить такой разговор. Однако готовила себя к худшему. Однажды он даже сказал ей:
-Ты как в последний раз меня целуешь. Что такое? Почему столько отчаяния?
Но Катя молчала, боясь сказать ему про свои страхи. Однако на душе у нее было тяжело. И конечно Никольский замечал это.
-Я хочу съездить за этюдниками и красками. Поедешь со мной? Познакомишься с моими родителями, – сказал Никольский утром в понедельник.
Катя молчала и смотрела в окно.
-Почему не отвечаешь? – спросил он.
-Я не думала, что так быстро все завершится. Надеялась хоть еще чуть-чуть побыть счастливой, – ответила она.
-Так вот что ты себе накрутила. А я-то голову сломал, решая, что же тебя гложет. Я не такой.
-Не такой?
-Понимаю, ты уверена, что я отдамся вдохновению, отрешусь от мира и тому подобный бред. Но ты не учитываешь, что не бывает вдохновения оторванного от жизни. Оно должно ею подпитываться ежечасно, ежеминутно. И теперь ты – мое вдохновение. Поначалу я даже не планировал работать здесь красками. Но взгляни в зеркало! Посмотри на себя! Какие синие глаза, какие розовые щечки, какие нежные губы! Это просто просится быть запечатленным именно в красках. Почему ты плачешь? Вот же глупая, любимая глупая девочка!

    Они поехали вместе, даже Анубиса взяли с собой, и он радостно повизгивал в дороге. В квартире уже начался ремонт, так что знакомство произошло в кухне-столовой. Родители Никольского улыбались и задавали обычные вопросы Кате: где работает, кем, есть ли родители и кто они. Никольский тем временем собирал все необходимое. Но, заглянув в кухню, сказал:
-Хватит ее мучить. Она моя девушка. Этого недостаточно? Много ли раз я знакомил вас с кем-то? Ни разу!
-Разве мы мучаем? – возразила мать. Никольский поморщился. Ей Катюха, по всему, не слишком понравилась. Он позвал мать под видом того, что не знает, где лежат его художественные принадлежности. И она зашептала ему:
-Миша, она ж молоденькая простушка. Разве такая девушка тебе нужна? Вспомни, с какими ты встречался…
-Тааак, мы уезжаем. Я уже все собрал. Ты, видно, решила надолго меня из дому выжить. Ну, так я нескоро теперь приеду, можешь сама встречаться с девушками, которых считаешь достойными меня.
    Когда они уходили, Катя дрожала, хотя в квартире стояла жара. Никольский поцеловал ее и шепнул:
-Я очень тебя люблю. Мою мать в расчет не бери. Я именно от нее и удрал на дачу.
Но Катя была очень расстроена и всю дорогу молчала. Сказала только:
-Мои родители тоже сложные люди.
-Моя мать не сложная, а примитивная. Блогерша-повариха, вот все ее интересы. Она никогда не понимала моего творчества, ей бы берёзки, да ягодки, а тут я со своей мазнёй. Когда она узнала, сколько платят за такую "мазню", чуть с ума не сошла. Сказала, что этот мир окончательно обезумел. Импрессионистов не понимает, абстракционистов считает умалишенными. Даже мастера Возрождения ей не угодили, потому что обнаженных баб рисовали. Вот Васнецов, Айвазовский и Шишкин совсем другое дело. Модельеров она вообще шарлатанами называет. Как-то увидела мотивы 60-х в коллекции одного и час вещала, что все они просто повторяют то, что уже тысячу раз было до них, потому что ничего нового не могут придумать. У нее мозгов не хватит такое понять и принять.
-Миша… но я и, правда, простушка.
-Услышала всё-таки?! Не смей принижать себя! Поверь мне как художнику и как мужчине, за таких, как ты, драться нужно.
-Наверно, прическу нужно было сделать, накраситься, модное что-то надеть.
-Прекрати. Ты выглядишь сногсшибательно. И для меня ты самая прекрасная девочка на свете. На салонных шмар я насмотрелся до отрыжки.

    На даче Катя вроде бы успокоилась, но Никольский видел, что она все-таки таит какую-то свою мысль. И конечно он понимал, что ей нужны доказательства его любви. Поэтому снова связался с товарищем, осветителем в театре, в котором Катя работала по контракту. Осветитель сказал, что ждет возвращения худрука из поездки, после чего обязательно поговорит с ним насчет Кати. Между прочим, Егор прислал на ее карту первую сумму за сожженные костюмы. Брату она все рассказала, и про встречу Никольского с Егором также. Послала видео, где Никольский коротко представился. Своим родителям не стала. Не потому что они могли не одобрить ее выбор. Она знала наверняка, что они так же, как и мать Никольского, посчитают, что она ему не пара. Мало того, начнут уверять, что у него не может быть к ней ничего серьезного, и он очень скоро бросит ее.
    Лёнчик Лукьянов, тот самый приятель Никольского, осветитель в театре, позвонил и сказал, что завтра приезжает худрук. Поэтому Никольский собрался в Питер, чтобы встретиться с ним. Хотел ехать вместе с Катей, но она так сильно переживала, что он решил оставить ее дома. Однако предварительно посмотрел и файл с ее эскизами, и фотографии с примерок. Хотя Лёнчик сразу сказал ему:
-Котёнок талант, ее и другие оторвут с руками. Не знаю, чего наш худрук так рубанул сплеча. Правда, они все тут, знаешь, слишком уж чувствительные, я бы сказал нервические. Ну, представь, мужики-актеры запросто плакать по всякой ерунде могут. Конечно, не матерые, а пацаны, но тем не менее. Могли мы, к примеру, в 20 лет плакать из-за чего-нибудь вроде того, что худрук на тебя не так посмотрел? Хотя для ролей это может и хорошо уметь так слезу включать в нужный момент. Но меня это всегда коробит.
-А как чел он ничего? – спросил Никольский о худруке.
-Как тебе сказать… Театралы, на мой взгляд, все немного с гнильцой на тему собственной исключительности.
-Понял. Ладно, завтра приеду. Но без Катюхи. Сильно переживает она.
-Поцелуй ее от меня.
-Но-но! Поосторожней на поворотах.
-В щёчку, по-дружески.      
-И часто ты ее в щёчку целовал? Признавайся.
-Да я и видел-то ее редко, не то что целовать. Она очень скромная девочка, не чета местным актрисулям, которые все с поехавшей кукухой. Но такие худруку и нужны. Наглядишься еще на них. Или они на тебя, – засмеялся в конце Лёнчик,– Такого красавчика вряд ли пропустят.

    Кате Никольский сказал о своем желании предложить худруку сделать несколько постеров для спектакля в качестве взятки за то, чтобы он восстановил контракт с ней.
-Сможешь заново всё сшить? – спросил он ее.
Она согласно кивнула. Но он видел, что это очень сильно мучает ее.
-Миша… может мне всё бросить? Вряд ли он согласится. Они ведь уже запустили спектакль с другими костюмами. И в своем кругу он наверняка уже обо мне выдал негатив. Хотя кто я? Портниха, каких полно. С образованием педагога, ни дня в школе не проработала.
-Ты не портниха, а настоящий модельер-дизайнер! Не смей говорить о себе пренебрежительно. И вообще, готовься, скоро с тобой поедем к моему деду. Хочу тебя ему и бабушке представить как жену.
-О чем ты? Какая жена?
-Такая! И не спорь! Я уже и заявления наши через госуслуги подал.
-Миша… давай подождем, узнаем друг друга лучше. Ты еще моих родителей не видел, тот еще подарок. Знаешь, люди бизнеса – они считают себя хозяевами жизни и пытаются руководить не только сотрудниками, но и своими детьми. Брат сумел их отшить. А меня они всегда прессовали.
-Теперь не будут. Теперь у тебя есть я. И с ними буду знакомиться уже только в качестве твоего законного мужа. Хватит с меня всяких родительских наездов.
-Они про Егора ничего не знают, и то, что в театре со мной контракт расторгли. Они бы такой хай подняли, Егора бы уже посадили наверно. Брат решил все по-тихому сделать, пожалел меня и мои чувства.
-Вот видишь, твой брат также в обход родителей пошел. Он по-настоящему тебя любит.
-Да, сколько себя помню, он всегда меня за ручку держал, пока маленькая была. Вишенкой называл.
-Очень хочу выпить с ним.
-Ты понравился ему. Он сказал – такой защитит тебя, могу быть спокойным. Но мне ты совсем не как защитник нравишься. Я уже знаю все твои слабые места, – улыбнулась она.
-У меня только одно слабое место – сердце,– рассмеялся Никольский.
Он сумел договориться в районном загсе, и они расписались раньше положенного срока. Никольский очень надеялся, что это успокоит Катю. И внешне она выглядела веселой и удовлетворенной. Шутила, кормила его с ложки за столом, играла с Анубисом в догонялки. Хотя Никольский все равно ощущал в ней какой-то тайный страх. Он надеялся побороть его своей любовью.
    Ночью он думал, как и что говорить худруку, и смотрел на спящую Катю. Простушкой ее могла воспринимать только такая женщина, как его мать, не имеющая хорошего вкуса и не чувствующая тонкостей истинной красоты. Мужчины провожали Катю восторженными взглядами. Он убедился в этом, когда они ездили с ней в районный центр, а потом в Питер. Хотя даже интерес других мужчин к ней ничего не менял в его личном восприятии – он обожал красоту, которой обладала Катя. Ей совершенно не требовалась никакая косметика, а лучшей прической для нее были распущенные волосы или просто прихваченные сзади заколкой. О фигуре, а тем более о ее обнаженном теле, он думал только в контексте сильного желания обладать им. Бывшие его партнерши не шли с ней ни в какое сравнение, хотя прилагали огромные усилия и вкладывали немалые деньги в поддержание стройности и красоты.
    Однако помимо физических данных Катя влекла его какой-то первородной тайной, отсылавшей его память в раннее детство. И страхи ее, сомнения и некоторая робость – всё это также было оттуда, из его детства. Даже прозвище Вишенка, которым называл ее брат, отзывалось в Никольском каким-то сладостным спазмом где-то под ложечкой, настолько оно являлось для нее органичным.
    Уже после первого секса с ней он решил, что они должны пожениться, он никому больше не собирался ее отдавать. Правда, сказать ей это сразу опасался, она могла замкнуться, испугаться, посчитать, что для него только секс важен. Но кроме этого она считала брак большой ответственностью. По крайней мере, о желании брата жениться она говорила именно так, ведь его решение возникло лишь через три месяца отношений с девушкой. А Никольскому хватило двух дней. Но он ни минуты не сомневался в правильности выбора. И с каждым днём убеждался в этом всё сильнее. Она оказалась не просто его женщиной, она оказалась его человеком. Потому что чувствовала и понимала такое в нем, чего больше никто не понимал и не видел.

    Худрук выглядел высоким и интеллигентным мужчиной за сорок. Когда Никольский вошел, он разговаривал с завхозом и бухгалтершей.
-О! Здравствуйте! Какими судьбами? – воскликнул он, увидев Никольского.
-Можете уделить мне полчаса? – спросил Никольский.
    В кабинете, когда они сели, Никольский рассказал историю сожжения костюмов. И то, что виновник частями погашает Кате долг за уплату компенсации театру.
-Я хотел узнать, возможно ли восстановить контракт с ней? Она готова сделать костюмы заново. У нее сохранились все эскизы и выкройки.
-Кажется, тогда она вдохновлялась именно вашей работой, которую я когда-то купил у вас?
-Да, именно так.
-Спектакль мы запустили с костюмами другого портного. Поэтому не знаю…
-Но ведь ее эскизы признаны лучшими!
-Да, помню. Я был очень расстроен потерей тех костюмов. И расторжением контракта с ней. На этом настояло наше бывшее руководство. Но теперь все изменилось. Я не просто худрук, теперь я еще и гендиректор. Однако понимаете, театр не фирма по продажам, наш доход не так велик, чтобы иметь два комплекта костюмов для одного спектакля.
-Я бы мог в качестве компенсации сделать вам бесплатно несколько постеров к этому спектаклю в том же ключе, что и костюмы Кати.
-Вы так близки с нею?
-С недавних пор она моя жена.
-Как я понимаю, очень с недавних. Хорошо, я подумаю. Постеры от такого художника – слишком заманчиво! Дайте мне день, завтра я позвоню вам.
    Лёнчик уже ждал Никольского в фойе:
-Слушай! Я тут подсуетился, и кое-кого заинтересовали фото Катиных костюмов.
-Кого же?
-Думаешь, у нашего худрука мало конкурентов? Да ты наверняка встречал его у той же Алексы. Воронин. Помнишь? Экспериментальный молодёжный театр. Получил большой грант на развитие. Он совсем недавно собрал труппу и выбил помещение. Готовит премьеру.
-Но ведь костюмы Катя шила под конкретный спектакль,– напомнил Никольский.
-Знаю. Воронину понравился сам их стиль, цветовая гамма, настроение. А раскадровку и принадлежность можно изменить.
-Давай дождемся ответа твоего худрука. Потом и решим.
-Воронин? – вдруг услышали они голос худрука. Он подошел и сказал:
-Михаил, я уже принял решение. Скажите Кате, что контракт с ней возобновлён, пусть даст расчет по ткани и фурнитуре. А еще… я постеснялся сказать, поскольку она теперь ваша жена. Мне всегда хотелось, чтобы ее кто-нибудь нарисовал. Не классический портрет, а многоцветный…, такой, в вашем стиле, с отсылом к роскошному летнему дню, вишням и яблокам… чтобы аромат их ощущался. Катя ведь такая. Только не подумайте ничего. Я если б мог, заказал бы портреты всех наших девушек, но бюджет не позволяет.
    Он словно угадал задумку самого Никольского, который пока ехал на дачу, уже даже представлял, как будет выглядеть его картина. А когда Катя вышла на крыльцо его встречать, он залюбовался ею и окончательно решил, каким сочным и радостным напишет ее портрет.
    Новости ее очень обрадовали.
-Понимаешь, мне ребята в этом театре все нравились и ко мне хорошо относились. Просто после того, что произошло, я их никого не видела больше.
-Странно, а Лёнчик их всех считает чуть ли не поехавшими.
-Так ведь это нормально для актеров. Там же большинство молодых, возрастные отдельно держатся. И гримеры молодые, и реквизитор. Не знаю, почему Лёнчик так считает. К нему там все хорошо относятся.
-Наверно потому, что сам не реализовался. Он очень талантлив, а работает осветителем. С чего бы? Наверняка, небольшие деньги получает, а мог бы платные фотосессии делать, в журнале где-нибудь работать или в модельном агентстве.
-Он как-то обронил при мне, что работать с клиентами – это почти как курьером вкалывать или таксистом всякое быдло развозить.
-Вот как? Понятно, спесивый парняга. Видно, ему лучше три копейки зарабатывать осветителем, чем живое дело делать. Видал я таких и много.
-Его талант применим только в творчестве, а им он как раз и не хочет заниматься. Худрук ведь предлагал ему много чего – памятные фото и видео, презентации спектаклей, коллажи для фойе, подарочные фото-альбомы для зрителей и т.п., но он от всего отказался.
    С начала недели Никольскому пришлось много Катю возить, она сама закупала ткани и фурнитуру. Они приобрели ей на дачу стол для выкроек и швейную машину. Поэтому оба теперь были заняты. Катя – кроила и шила, Никольский рисовал, а Анубис внимательно наблюдал за ними обоими.
    Никольский впервые работал не в полном одиночестве, но ему ничто не мешало. Напротив, он наслаждался уютом и присутствием Кати. Ему нравилось наблюдать, как она привычно и точно работает с тканью и как умело действует большущими портновскими ножницами. А шапку они так и не купили, забыли.
    Катины родители приехали к ним сами. Никольский оценил их дорогущий лэнд ровер и подумал, что они, имея доходы на такие машины, могли бы помочь сыну со свадьбой. Но потом вспомнил, что брат по просьбе Кати ничего не сообщил им о поступке Егора, поэтому ему пришлось пожертвовать своими деньгами.
    Катя вела себя скованно, как будто вынужденно общалась с родителями. Поэтому беседовал с ними Никольский, отвечал на вопросы, рассказывал о том, как они живут на даче, где очень хорошо работается в тишине и хорошо гуляется по лесу.
-Здесь же страшно, могут и дикие звери быть, – сказала Катина мать, взявшись за сердце. А отец возразил ей:
-Какие звери? С двух сторон автомагистрали, все звери давно ушли из этих мест, кроме белок и зайцев. Медведи и волки не выносят шума машин.
-А как же ролики в интернете, где люди снимают медведей, лосей и лис, выходящих на дорогу?
-Да… сам видел, не здесь, на мурманской трассе. Но там это было далеко от жилья. А здесь целый поселок.
    После вопросов и чаепития мать все-таки увела Катю в комнату для разговора наедине. Никольский услышал голос Кати и слова:
-Не хочу!
    Она вышла и сказала отцу:
-Папа, уезжайте. У вас дела, у нас тоже. Я работаю над костюмами к спектаклю, а Миша над картиной.
-Мы так редко видим тебя. Почему ты так?
-Потому! Вы считаете меня школьницей, а я давно взрослая. И теперь у меня своя жизнь!
    Никольский подошел и обнял ее:
-Что случилось?
-Маман, видишь ли, хочет свадьбу. А я – нет! Про Петину свадьбу они молчат, потому что он отказался от их помощи. А меня они всегда прессовали!
    Катина мать обиженно смотрела в окно.
-А вы что скажете? – спросил Никольского Катин отец.
-У нас все вопросы решает Катя, – без зазрения совести соврал Никольский на голубом глазу.
-Катя? – переспросил отец, – И вы слушаетесь ее во всем? Вы, мужчина, старше ее на пять лет…
-Да, слушаюсь. Такую жену как не послушаться, она очень умная и самостоятельная. В театре ее ценят как лучшего модельера-дизайнера и восхищаются ее красотой. Даже портрет ее заказали.
Родители с удивлением взирали на него. Потом мать взглянула на Катю:
-Ты же училась на педагога, а работаешь, чёрт знает кем, портнихой.
-Знаете, прошу вас в этом доме не обижать мою жену. И вообще нигде больше! Даже вам, ее родителям, я этого не позволю.
-Вы ее муж без году неделя и многого о ней не знаете.
-Все что нужно, я знаю. И ее знаю очень давно. Фактически я всегда ее любил, просто мы очень долго были в разлуке, пока я учился и работал.
-Скажите, вы тот самый Никольский? Или его сын?
-Не знаю, что вы имеете в виду, но для Кати я тот самый.
-Они имеют в виду известного бизнесмена Никольского, перед которым благоговеют.
-Угадали. Довольны? – сказал Никольский, – Я его сын. Но больше нас с ним ничего не связывает. У меня своя жизнь.
-Простите, Миша! Мы не знали…, – начал Катин отец, – Мы очень рады...
-Пожалуйста, уезжайте, – холодно сказал Никольский, после чего они оделись, сели в машину и уехали. Он вышел за ними, только чтобы закрыть ворота.
    На следующий день к ним приехал Катин брат с невестой. Он взял на работе ссуду, и они назначили день свадьбы. Так что вечер удался, тем более что Петя со своей девушкой остался ночевать в доме Никольского, потому что выпил. Они долго разговаривали с Мишей и сошлись на том, что с родителями им обоим не очень повезло, но нужно принять то, что есть.
-Я тоже ничего не хочу от них, – уверял Никольского Петя, –  Даже денег на свадьбу от них не взял, ненавижу их поклонение золотому тельцу. Хочу сам всего добиться, без их помощи.
-В этом я с тобой солидарен! – уверял его совершенно трезвый Никольский, для которого та доза, что они выпили, была недостаточна, чтобы сильно опьянеть.
-Слушай, а ты и правда, медведище, сильный, высокий, не то, что я. Тебе, если бороду отрастить и тулуп надеть, совершенно будешь похож, – разглагольствовал Петя, пока девочки ушли на кухню.
-А-ааа! Я ж совсем забыл! Катюха просила! Котенок, иди сюда! – крикнул он, и когда она выглянула, сказал:
-Я шапку купил, меховую, пушистую!
-Коричневую? – спросила Катя.
-Конечно. Все точно по твоей просьбе!
    Он принес из машины шапку, и они со смехом водрузили её на голову Никольскому, после чего начали хохотать, настолько он стал похож на медведя.
-Только это ж какой-то гризли, наши мишки не такие грозные, – загибался от смеха Катин брат.
-Петька! Давай сфотаем, как он из леса выходит! Вот подходящая хламида, – предложила его невеста коричневый пушистый плед.

    Они высыпали из дома веселой гурьбой и пошли по дороге к окраине поселка. Никольский углубился в лес, стоящий стеной сразу за последними домами, ребята крикнули, что готовы, и он пошел им навстречу, изображая мишку, раскачиваясь из стороны в сторону и расставив руки как лапы.
    Радости их не было предела, они веселились как дети.
            
                ***

   Основано на реальности.
© Copyright: Марк Шувалов,
    январь 2023