Сектор газа. вот и все

Глава 1. Привет из Лиски

Серый утренний туман стелился по улицам Лисок, лениво обволакивая облупленные дома и ржавые гаражи. На заборах — свежая краска: «Хой жив!» и «Пей, гуляй, пока молодой». Вдалеке слышался скрип электрички, но здесь, в дворах, всё было по-старому.

Юрка, которого все знали как Хоя, сидел на старом крыльце у соседской пятиэтажки. Перед ним — початая бутылка «Столичной» и потрёпанная гитара. Он перебирал струны, пробуя новые аккорды для песни, что вертелась в голове с самого вечера.

— Ну что, Хой, опять сочиняешь про баб да водку? — ухмыльнулся Саныч, вынырнув из-за угла с двумя пластиковыми пакетами.
— А что, про политику писать, что ли? — фыркнул Юрка. — Тут всё честно: жизнь такая.

Пакеты оказались набиты банками пива и сушёной воблой. Саныч швырнул их на крыльцо, закурил «Приму» и оглядел двор. Вон там, на лавочке, спали два местных алкаша, а рядом гоняли мяч босоногие пацаны. Городок жил своим, простым, немного сумасшедшим ритмом.

Юрка сделал глоток, снова взялся за гитару. В голове уже звучала строчка: «Вот и всё…» — но он пока не знал, что эта песня станет последней в его жизни.



Глава 2. Заваруха на вокзале

Вечером Лиски выглядели особенно хмурыми. Уличные фонари мигали, как будто экономили электричество, а ветер гнал по асфальту пустые бутылки и фантики от «Барбарисок». Юрка с Санычем решили двинуть на вокзал — не поезд встречать, а просто потусить. Там всегда было весело: музыканты, бродяги, студенты, пьяные дальнобойщики — публика разношёрстная, а значит, и истории интересные.

— Слышь, Хой, — сказал Саныч, подмигнув, — помнишь этих двух из Таловки, которые у нас гитару стырить пытались?
— Помню, — ухмыльнулся Юрка. — Если они сегодня тут будут, я им новую песню спою… про их мамку.

На перроне было шумно. Электричка из Воронежа только что прибыла, и народ вывалил на улицу. Кто-то ругался с таксистами, кто-то бегал с сумками, а в дальнем углу толпились какие-то крепкие ребята в кожанках.

Юрка только собрался перебрать струны, как заметил: к ним идёт один из тех самых таловских. Лицо перекошено злой ухмылкой, в руке — пустая пивная бутылка, как импровизированная дубинка.

— Ну что, певец, снова тут? — прошипел тот. — Гитару спрячь, а то опять в ломбард уедет.

Саныч сделал шаг вперёд, но Хой поднял руку:
— Не суетись. Мы культурные люди… Пока.

Однако уже через минуту «культурный разговор» превратился в настоящую свалку. Бутылка разлетелась об стену, гитара едва не пошла щепками, а в воздухе запахло дракой и ментовкой.

Именно в эту ночь Юрка поймёт, что жизнь у него только с виду простая — на самом деле она катится в такую пропасть, где песни становятся пророчествами.



Глава 3. Воронок

Драка у вокзала длилась минуту, но казалось — целую вечность. Гулкие удары, звон стекла, чьи-то крики. Саныч приложил одному из таловских локтем в челюсть, а Юрка, как в песнях пел, «ногой по таблу» зарядил другому. Народ вокруг уже не просто смотрел, а азартно подбадривал — тут кто-то орал: «Давай, Хой!», там кто-то ржал, снимая на старенький телефон.

И тут раздался вой сирены. Из-за угла, роняя на кочках подвеску, выскочил серый «бобик» с синей полосой. Дверь распахнулась, и оттуда вывалились двое в милицейской форме: пузатый прапорщик и молодой, но уже с замученным видом сержант.

— Так, граждане…! — проревел прапорщик, но тут же увернулся от случайно брошенной банки пива. — А ну быстро в воронок!

Таловские не ждали приглашений и растворились в толпе. А вот Юрка с Санычем оказались в эпицентре внимания. Через пару секунд оба уже сидели на холодных, вонючих от бензина и перегара лавках внутри «бобика».

— Ну что, артисты, доигрались? — хмыкнул прапорщик, хлопнув дверцей. — Теперь будете в отделе хиты петь.

Юрка, не растерявшись, взял гитару, которая чудом уцелела, и прямо на ходу заиграл:
— Воронок везёт нас в рай, а в раю опять…
— Заткнись! — рявкнул сержант, но уголок его губ предательски дёрнулся от улыбки.

Когда машина тронулась, за мутным стеклом начали проплывать тёмные улочки Лисок. Юрка вдруг подумал: может, эта ночь — начало чего-то большего. Может, песня «Вот и всё» уже давно ждёт своего часа…



Глава 4. Камера смеха и ужаса

Отделение милиции Лисок встретило Юрку и Саныча тусклым светом ламп и запахом, в котором перемешались пот, сигаретный дым и старый линолеум. Прапорщик толкнул их в сторону металлической двери с глазком:

— Ну, ребята, отдыхайте.

Дверь с грохотом закрылась, и они оказались в камере. Внутри было человек восемь. У самой стены дремал мужик с синяком под глазом и носом, который явно когда-то сломали. На верхней шконке двое спорили, кто круче — «Ария» или «Металлика». В углу сидел лысый дед, сжимая в руках пластиковую бутылку из-под кефира и бормоча что-то вроде:
— Это моя корова… не трожьте её…

— Ну, весёлая компания, — усмехнулся Саныч.

Юрка поставил гитару у стенки и сел на нижнюю шконку.
— Мужики, а чего тут вообще делают? — спросил он, стараясь не терять задор.

— Как что? — откликнулся один из спорящих. — Живём! Вот Вася тут за то, что в магазине полторашку под куртку спрятал. А этот дед за то, что в парке на качелях бухал и детей материл.

Смех прокатился по камере. Даже лысый дед перестал шептать про корову и прыснул.

— Ну, раз такая движуха, — сказал Юрка, беря гитару, — давайте концерт замутим.

Через пару минут в камере звучал хриплый голос и переборы струн: песни про Лиски, про любовь «по-секторгазовски» и про жизнь, где всё честно — «пьём, гуляем, пока нас не закроют». Кто-то подпевал, кто-то отбивал ритм по шконке, а сержант за дверью тихо подвывал, стараясь, чтобы прапорщик не услышал.

Юрка играл и вдруг понял, что даже в этой вонючей клетке он всё ещё свободен. Потому что свобода у него была в голосе, в гитаре и в словах, которые не могли запретить никакие решётки.



Глава 5. Предложение

Юрка и Саныч вышли из отдела ближе к утру. Небо над Лисками уже бледнело, а на улицах гулял только ветер и пара дворовых собак. Прапорщик на прощание буркнул:
— И чтоб я вас тут больше не видел… Хотя кого я обманываю.

Они шли по пустой улице, пинаючи камушки и хихикая над вчерашней дракой. Гитара была цела, настроение — тоже.

Но у вокзала их поджидал человек. Высокий, в длинном чёрном плаще, с лицом, которое невозможно было запомнить, но и забыть тоже. Он стоял, опершись на фонарный столб, и курил дорогую сигарету, от которой пахло не «Примой», а чем-то заморским.

— Юрий Хой, — произнёс он, будто проверяя, что имя звучит правильно.
— А тебе откуда известно? — насторожился Юрка.

Незнакомец улыбнулся, но улыбка была холодной.
— Я слышал твои песни. Вижу, ты умеешь делать так, чтобы тебя слушали. Хочешь, чтобы тебя услышала вся страна?

Саныч хотел что-то сказать, но Юрка поднял руку.
— А в чём подвох? — спросил он.

— Подвох всегда есть, — спокойно ответил тот. — Но и шанс бывает только раз.

Он протянул визитку. Белая, без лишних надписей — только номер телефона и странная надпись: "Вот и всё".

Незнакомец затушил сигарету, развернулся и исчез за углом, как будто его и не было.

Юрка вертел визитку в руках, а в голове уже вертелась строчка: «Вот и всё, давай прощаться…»



Глава 6. Номер, который нельзя забыть

День Юрка провёл в подвальном репетиционном зале — тесная комната с облупленными стенами, пахнущая пивом, пылью и старой проводкой. Он гонял аккорды, пробуя соединить новые строчки с риффами, но визитка не выходила из головы.

Саныч сидел в углу, листал порванный журнал и покрикивал:
— Да забей ты на этого плащеносца, точно какой-то сектант или барыга.

Но вечером, когда они остались одни, Юрка всё же достал свой старый кнопочный телефон. Пальцы дрожали, когда он набирал цифры.

— Алло, — раздался в трубке тихий, глухой голос. — Ты решил, что готов?

— А я вообще не знаю, что ты предлагаешь, — ответил Юрка. — Но если это про музыку, я готов.

— Музыка — это только начало. Завтра в полночь, старый элеватор за городом. Один.

Связь оборвалась. Никаких объяснений, никакой конкретики.

Саныч рванулся:
— Ты что, совсем сдурел? Там же клоповник для всяких мутных дел!

Но Юрка только усмехнулся:
— Вот именно. Значит, будет интересно.

Ночью он долго не мог уснуть. За окном завывал ветер, где-то вдалеке гремела электричка. И в шуме колёс ему слышалось: «Вот и всё… вот и всё…»



Глава 7. Элеватор

Полночь. Небо над Лисками затянуто тучами, луна спряталась, ветер гоняет по асфальту пустые пакеты. Юрка идёт по заброшенной дороге к старому элеватору — громадине из серого бетона, которая в темноте похожа на окаменевшего великана.

Фонари здесь давно не горят, только редкие всполохи далёких фар выхватывают из мрака ржавые лестницы, выбитые окна и облупленные стены с надписью «Смерть ментам».

У подножия элеватора стоит тот самый человек в плаще. Рядом — чёрная «Волга» с тонированными стёклами. Из машины доносится глухой рокот мотора и запах бензина вперемешку с дорогим одеколоном.

— Ты пришёл, — сказал он, будто удивлён. — Это уже половина дела.

Из тени вышли двое амбалов в кожанках. Лица без эмоций, глаза холодные, как у рыб. Один держал в руках кейс, другой — бутылку коньяка.

— Ты пишешь песни, которые слушают на заборах, в подвалах и в колхозных клубах, — продолжил незнакомец. — А мы хотим, чтобы их слушали везде. Радио, кассеты, концерты… Но за всё надо платить.

— И чем же? — хмыкнул Юрка.

Плащеносец слегка улыбнулся:
— Иногда песней. Иногда… услугой.

Он кивнул, и один из амбалов открыл кейс. Внутри — пачки денег и… маленький диктофон.

— Завтра ты поедешь в Воронеж. Там есть человек. Ты напишешь для него песню. Прощальную. Она должна прозвучать на его похоронах.

Ветер завыл так, что где-то наверху в элеваторе заскрипели железные балки.

— А если я откажусь? — тихо спросил Юрка.

— Тогда «вот и всё» наступит для тебя сегодня, — сказал незнакомец, глядя прямо в глаза.



Глава 8. Воронежская встреча

Утро в Лисках было серым и тяжёлым, как похмелье после дешёвого портвейна. Юрка стоял на перроне с гитарным чехлом за плечами и старым спортивным баулом в руках. Саныч всё ещё пытался его отговорить:

— Хой, я тебе как друг говорю: в Воронеж на таких условиях — это не гастроли, это билет в один конец.
— Да ладно, — усмехнулся Юрка, — если что, спою им «Демобилизацию» — и они сами сбегут.

Электричка была полупустая. Вагон покачивало, за окнами мелькали поля и заброшенные станции. Юрка достал блокнот, начал набрасывать строчки:

«Вот и всё, давай прощаться…
Видно, время пришло…»

Он сам не понимал, почему эти слова так цепляются, но внутри росло чувство, что они ему ещё пригодятся.

В Воронеже его встретил молодой парень в чёрной куртке — короткая стрижка, взгляд настороженный.
— Поехали, — сказал он без приветствия.

Они ехали молча, пока машина не свернула к старому особняку на окраине. Там, в полумраке, за длинным столом сидел пожилой мужчина с тонким лицом, в дорогом костюме, но с глазами, в которых было больше усталости, чем жизни.

— Ты и есть Хой? — спросил он тихо. — Напиши мне песню. Я хочу, чтобы на моих похоронах люди смеялись и плакали одновременно.

— А вы что, уже решили дату? — не удержался Юрка.

— Да, — кивнул тот. — Завтра.

В комнате стало тихо, так что слышно было только, как часы на стене отмеряют секунды.

Юрка понял, что эта история гораздо мрачнее, чем он думал, и что строчки, которые он набросал в электричке, уже стали частью чужой судьбы.



Глава 9. Песня перед полуночью

Особняк был тих, как будто сам слушал, что Юрка будет играть. Его провели в небольшую комнату с камином, в котором тихо потрескивали дрова. На столе — бутылка дорогого коньяка, хрустальный стакан и пустая тетрадь.

Юрка сел, достал гитару и блокнот. Первые аккорды были тихими, осторожными, но вскоре в них появилось что-то тёплое и в то же время холодное, как зимний рассвет. Слова сами складывались:

«Вот и всё, давай прощаться,
Видно, время пришло…
Обещаю возвращаться,
Хоть и будет тяжело…»

Дверь открылась, и в комнату зашёл тот самый пожилой мужчина. Он прислушивался к каждому слову, словно проверяя, отражает ли песня то, что он чувствует.

— Хорошо, — сказал он, когда Юрка закончил. — Ты понял меня лучше, чем любой из тех, кто знал меня всю жизнь.

Вечером Юрка пошёл прогуляться по саду. Ночь была густой, как чернила. Он уже собирался возвращаться, когда заметил в окне особняка — в той самой комнате с камином — мужчину в плаще. Того самого, с элеватора.

Тот что-то говорил хозяину дома, и вдруг из-за шторы мелькнул блеск металла. Юрка замер. Внутри закипало чувство, что эта песня «Вот и всё» может оказаться не просто прощальной — она станет саундтреком к убийству.



Глава 10. Ночь, когда всё решается

Юрка стоял в тени старой яблони, слушая, как в доме идут тихие, но тяжёлые разговоры. Ветер шевелил сухие ветки, и казалось, что весь сад шепчет: «Не лезь…»

Внутри, за полуприкрытой шторой, мужчина в плаще наклонился к хозяину дома. Тот сидел в кресле, опустив голову. И тут Юрка увидел — в руке плащеносца блеснул пистолет с глушителем.

Сердце застучало так, что казалось, его услышат. Юрка сделал шаг к дому, но тут сзади раздалось:
— Стоять, Хой.

Это был молодой парень в чёрной куртке, тот самый, что привёз его из вокзала. В руках он держал нож, а в глазах не было ничего, кроме холодного равнодушия.

— Это не твоё дело, — сказал он тихо. — Ты песню написал — молодец. Получишь деньги и забудешь, что был здесь.

— А если не забуду? — спросил Юрка, стараясь держать голос ровным.

— Тогда забудешь всё. Насовсем.

В этот момент в доме раздался глухой хлопок. За окном плащеносец медленно выпрямился, спрятал пистолет и направился к двери. Парень в куртке кивнул Юрке:
— Пошли.

Юрка почувствовал, как в горле встала ком, и только одна мысль стучала в голове: «Вот и всё…». Но это уже не была песня — это было про всё, что он видел этой ночью.



Глава 11. Песня как улика

Электричка обратно в Лиски казалась бесконечной. В вагоне было пусто, только редкие пассажиры дремали, уткнувшись в окна. Юрка сидел с гитарой, глядя в темноту за стеклом, и перебирал те самые аккорды.

Он записал песню «Вот и всё» в блокнот, каждое слово помня до последней интонации. Но теперь в этих строчках был не просто лирический смысл, а отпечаток той ночи — глухого выстрела, взгляда плащеносца и холодного ножа у спины.

Когда он вернулся домой, Саныч встретил его на пороге:
— Ну что, звезда, повидал столицу?
— Повидал, — коротко ответил Юрка. — И лучше б не видел.

Вечером, в подвальной «репе», они начали разгонять новую песню. Саныч стучал по барабанам, кто-то из друзей играл на басу. Но стоило Юрке запеть, как у Саныча изменилось лицо:
— Слышь, брат, у тебя там слова… какие-то не такие.

— А какие? — усмехнулся Юрка.
— Как будто ты кого-то хоронишь. И не просто так.

Юрка ничего не ответил. Он чувствовал: песня — это его исповедь. И в то же время — опасная улика. Если её услышат не те уши, всё может повториться.

Поздно ночью он вышел покурить во двор. У калитки, в тени, стояла чёрная «Волга». И хоть лица за стеклом он не видел, он знал — это они.



Глава 12. Тень за спиной

Чёрная «Волга» стояла у калитки почти бесшумно, будто ждала, когда он сделает первый шаг. Юрка затянулся сигаретой, стараясь не показывать, что заметил машину. Но сердце билось так, что он боялся — звук его выдаст.

В салоне кто-то курил. Оранжевый огонёк сигареты вспыхивал и гас, а за стеклом угадывался силуэт в плаще.

Юрка вернулся в дом, закрыл дверь на засов и сел с гитарой. Он начал играть «Вот и всё» медленно, почти шёпотом, проверяя каждое слово, как будто оно могло выстрелить.

«Вот и всё, давай прощаться…
Видно, время пришло…»

Вдруг в окно, откуда виден двор, упал тусклый свет фар. Машина тронулась и исчезла за поворотом. Но Юрка понял: это не прощание, это предупреждение.

На следующий день он пошёл в местный Дом культуры — там у них был концерт. Зал был забит: подростки, взрослые, местные «стиляги» и даже парочка подозрительных типов в тёмных куртках у входа.

Когда он начал «Вот и всё», в зале повисла тишина. Кто-то слушал с улыбкой, кто-то с грустью, а те двое у двери — не сводили с него глаз. И в их взгляде не было ни радости, ни печали — только холодный расчёт.

Юрка пел, понимая, что каждая строчка — это вызов. И, возможно, после этого концерта ему придётся либо исчезнуть, либо… закончить историю.



Глава 13. «Время пришло»

Дождь шёл весь вечер, и к концу концерта улица блестела, будто вымытая. Воздух пах мокрым асфальтом и табачным дымом, тянувшимся из-под козырька клуба.

Юрка вышел через чёрный ход — так всегда было проще уйти от толпы. Он шёл в сторону переулка, держа футляр с гитарой как щит. Шаги по лужам за спиной он услышал не сразу.

— Хорошо поёшь, — сказал чей-то низкий голос.

Юрка обернулся. Перед ним стоял тот самый человек в длинном плаще. Лицо скрывала тень от шляпы, но губы были чётко видны — они не улыбались.

— Спасибо, — коротко ответил он и попытался пройти мимо.

Но плащеносец встал поперёк дороги.
— Ты же понимаешь, что это не просто песни? — тихо произнёс он. — Это вызов. А за вызовы платят.

Юрка почувствовал, как холод пробежал по спине.
— Я просто пою то, что думаю.

— Вот именно. А думаешь ты слишком громко. — Мужчина сделал шаг ближе. — Пора.

Юрка сжал гитарный футляр, как будто мог ударить им.
— Пора что?

В ответ плащеносец слегка наклонил голову и произнёс:
— «Вот и всё».

И в этот момент где-то за углом завёлся мотор, фары медленно повернулись в их сторону, и дождь, казалось, зашумел громче.



Глава 14. «Погоня»

Мотор урчал глухо, как зверь в засаде. Машина медленно подкатила к ним, и из-под полураскрытой двери вышли двое — массивные, в одинаковых куртках, без лишних слов.

— Садись, — приказал один. Голос был металлический, без эмоций.

Юрка сделал шаг назад, но плащеносец легко положил ладонь ему на плечо. Это было не давление — просто касание, но от него мороз прошёл до костей.
— Садись, парень. Время разговоров прошло.

Дождь хлестал по асфальту. Юрка прикинул расстояние до ближайшего угла переулка. Сердце билось так, что казалось, его слышат все.

Он кивнул и будто бы пошёл к машине… но в последний момент резко развернулся, ударил футляром по руке одного из громил и бросился в сторону.

— Стоять! — рявкнул кто-то, но в ответ загрохотали шаги.

Переулок был узким, стены — в граффити и облупившейся штукатурке. Юрка петлял, скользил по мокрой плитке, пару раз чуть не упал. Машина резко сдала назад, чтобы заехать в соседний проезд.

Из-за поворота он выскочил прямо на улицу с редким движением. Громкий визг тормозов, крики. Юрка метнулся через дорогу, чудом избежав бампера старой «Волги».

Он нырнул в подворотню и проскочил через чёрный двор, где пахло кошками и сыростью. Фонари за спиной мигали, а звуки погони становились всё глуше.

Оказавшись у заброшенного склада, он затаился, прислонившись к кирпичной стене. Дышал рвано, но внутри было ясное понимание: теперь всё — он не просто музыкант, а мишень.

Вдалеке, сквозь дождь, послышался низкий голос плащеносца:
— Найдите его. И не ошибитесь.


Глава 15. «Трасса»

Ночь была чернее сгоревшего асфальта. Луна пряталась за тучами, а трасса уходила куда-то в бесконечность, освещённая лишь жёлтыми фонарями, которые мигали, как пьяные сторожа. Юра и Витька мчали на раздолбанной «шестёрке», из магнитолы надрывался кассетник — «Сектор» орал сам себе.

— Ну что, Хой, — сказал Витька, — докуда едем?
— Да куда глаза глядят. А они глядят, брат, в самую ж… мира, — ухмыльнулся Юра, затягиваясь «Примой».

Они выехали за город, туда, где запах бензина смешивался с запахом сырой травы. Каждый километр отрывал их от привычной серой жизни и приближал к чему-то, о чём пока лучше не думать. У них была только ночь, дорога и ощущение, что завтра может не наступить.

На обочине показался силуэт — девчонка в короткой юбке, с сумкой на плече. Юра сбавил скорость.

— Доброе утро, красавица, — крикнул он в окно, хотя было далеко за полночь. — Садись, довезём.

Она села на заднее сиденье, и запах дешёвых духов смешался с сигаретным дымом.

— Куда едем? — спросила она.
— А ты куда хочешь? — ответил Юра.

Машина снова рванула вперёд, и трасса приняла их троих, как старых друзей.



Глава 16. «Разборка на заправке»

К утру бензин в баке заканчивался. Они свернули на придорожную заправку — облезлую, с кривой вывеской «АЗС» и продавцом, похожим на дохлого ворона.

Юра вышел, постучал кулаком по окошку.

— Эй, мужик, литров двадцать зальёшь?

Продавец лениво поднял глаза:
— Нал или безнал?

Юра хмыкнул:
— Мы люди простые, только нал… а иногда и без.

Витька, уже злой от недосыпа, начал возиться в багажнике. Но тут у колонки остановилась чёрная «Волга». Из неё вывалились трое — бритые, в спортивках, с мордами, как у собак, которые всегда голодны.

— Ну что, пацаны, — начал один, высокий, с золотым зубом, — может, место освободите? Мы тут по-быстрому.

Юра спокойно докурил сигарету, бросил бычок под ноги и медленно выдохнул дым:
— А может, вы поедете… по той же трассе, что мы, но пешком?

Тишина продлилась ровно секунду. Потом первый бросился на Юру, но получил коленом в живот. Второго Витька встретил монтировкой из багажника. Девчонка, сидевшая в машине, завизжала так, что птицы слетели с проводов.

Через пару минут всё было кончено. «Волга» стояла, как брошенный гроб, а её хозяева лежали рядом, матерясь и стоняя.

Юра залил полный бак, сунул продавцу пару купюр и сказал:
— Сдачи не надо. И помни: ты ничего не видел.

Машина снова выехала на трассу. Солнце вставало, окрашивая небо в кровавый цвет.



Глава 17 «Свои не всегда свои»

Вечером они остановились у старого автосервиса на окраине города. Место было надёжное — хозяин, по прозвищу Палыч, когда-то работал с Юрой, и всегда держал для него ворота открытыми.

Внутри было тепло, пахло маслом и железом. Юра сидел за столом, пил чай из гранёного стакана, Витька крутился возле машины, а Ленка молчала, листая потрёпанный журнал.

— Завтра выезжаем на север, — сказал Юра. — Там встретимся с людьми, они помогут нам перебраться через реку.

Витька кивнул, но глаза у него были какие-то чужие, пустые. Он всё время поглядывал на дверь, будто ждал кого-то.

Юра это заметил, но виду не подал.

Час спустя ворота скрипнули, и в сервис зашли двое в длинных кожаных плащах. Лица — каменные. За ними ещё двое, с автоматами под куртками.

— Ты что, Витька?.. — тихо спросил Юра.

Витька опустил глаза.
— Прости, брат. Я не хотел… Но за нас слишком большая цена.

Юра молча встал, стул отодвинулся с противным скрипом. Всё стало ясно без слов.

Палыч замер у верстака, не решаясь вмешаться.

— Ладно, — тихо сказал Юра, — хочешь сдать — сдавай. Но помни: такие долги не забываются.

Один из «плащей» шагнул вперёд, и в этот момент лампа под потолком взорвалась, погрузив помещение в полумрак.

Юра рванул Ленку к задней двери, Палыч схватил разводной ключ, а Витька остался стоять, прижавшись спиной к стене, словно боялся самого себя.

Снаружи завыли собаки, и в ночи началась охота.



Глава 18. Смерть по расписанию

Сумерки опустились на Воронеж, как грязное одеяло, пропитанное запахом перегара и дешёвой шавермы. Улица Кольцовская гудела — где-то уже дрались, где-то смеялись, а где-то тихо ждали, пока на район спустится ночь.

Хой сидел в маленькой кухне, на которой царили вечный бардак и холод. Пачка «Беломора» рядом с пустой бутылкой. Лист бумаги — в клеточку, в жирных пятнах — ждал слов.

— Ну что, сука, — пробурчал он в пустоту, — пора что-то написать… последнее, может…

Рука сама выводила строки — грязные, честные, как вся его жизнь. Он писал не про любовь, не про надежду. Он писал про тех, кто живёт и дохнет здесь, в вонючих дворах, где судьба не даёт второго шанса.

Телефонный звонок вырвал его из транса.
— Алё… — голос усталый.
— Юрец, ты в силе сегодня? — знакомый смех, за которым пряталась тревога. — Концерт в клубе «Спутник». Народ ждёт.
— В силе… — сказал он и понял, что врёт.

Ночь встретила его ледяным ветром. Фонари врезались в глаза, как иглы. И где-то глубоко внутри он уже знал: этот концерт станет особенным. Может, последним.



Глава 19.. Вот и всё

Клуб «Спутник» встретил его густым, тяжёлым воздухом — запах пива, дыма и дешёвых духов смешивался с адреналином толпы. Люди в зале кричали:
— Хой! Хой! Хой!
Юрец прошёл за кулисы, кинул куртку на старый диван. Гитарист Паша протянул бутылку:
— Для храбрости?
Хой лишь усмехнулся и сделал глоток.

Когда он вышел на сцену, свет ударил в глаза, и всё вокруг исчезло — остался только он, микрофон и сотни лиц внизу. Первые аккорды разрезали тишину, толпа рванулась вперёд.

Он пел, как в последний раз. Каждое слово летело в зал, цеплялось за сердца, резало их, как бритва. Не было репетиций, не было страхов — была только правда, выжатая из жизни, где нет счастливых концов.

Под конец концерта он замер. В зале стихли голоса, ожидая.
— Ну что, ребята… — сказал он тихо, но так, что все услышали. — Вот и всё…

Последний аккорд завис в воздухе, как прощание. Свет погас.



Эпилог. Легенда

На следующий день город жил своей обычной жизнью — трамваи грохотали по рельсам, люди спешили по делам, кто-то ругался на рынке. Только в некоторых квартирах было необычно тихо: пластинки «Короля и Шута» крутились снова и снова, а глаза у слушателей были красными.

Газеты напечатали сухие строчки: «Внезапно скончался лидер группы». Но в этих буквах не было ни одной ноты, ни капли безумия, которое он нес в себе.

На кладбище собрались сотни людей. Кто-то привёз гитару, кто-то — старые кассеты. Они стояли под дождём, пели его песни и смеялись сквозь слёзы, потому что Хой не терпел жалости.

С тех пор его голос остался в подвалах, на чердаках, в старых магнитофонных записях. В каждом дворе, где хрипят динамики, можно было услышать:
— Хой жив!

И, может, это и была правда. Потому что легенды не умирают.