Люди и книги

 
         
          Начну с забавного факта. Мой приятель, заядлый книгочей, оказался в больнице. Попросил принести ему книжку из своей библиотеки. Принесли ему томик Чехова, а  в нём конверт. Две крупные  купюры  и записка. Я поздравляю его с Днем рождения. Книжка пролежала вместе с закладкой три года.  Друг позвонил мне с благодарностью. Мы посмеялись. Получилась шутка в чеховском стиле.
         Книга на столе. Едва ли задумываюсь, зачем она? Конечно, это интересная книга. Откроешь  в минуты отдыха. Миновала пора запойного чтения, когда хотелось знать все о мире людей.  О мире идей. Теперь любуешься красотой слога, глубиной мысли.
       Мне пришлось однажды принимать неожиданных  гостей. Людей малознакомых. Но  с ними меня связывала общность интересов. Они, как и я,  писали стихи.
    Мы были в гостиной. Стол пока не накрыт. Просто общение.  Надо ближе понять друг друга. Конечно, говорим о стихах. Кто-то занял прочно свое место у стола. Кто-то из женщин стал у шкафа с посудой, и естественно, это женщины.  Тогда в шкафу  блестел хрусталь, Это  не просто стаканы, блюдца. Это символ обеспеченности,  пронырливости и достатка. Там, среди фужеров и стаканов рассыпаны маленькие капельки, стеклянные игрушки, зайчата, лисы, забавные зверушки. Это моя жена старается.  Надо расставить бокалы по столу. Гости появились неожиданно.
       Я открываю стеклянную дверцу, чтобы  расставить по столу это богатство. И вдруг неловкое движение,  два-три бокала летят на пол  Вы наверняка знаете, с каким звоном разбивается хрусталь.  Все  внимание на  меня. Жена бежит на  кухню, надо собрать осколки. Я помню свое легкое замешательство. Краснею, улыбаюсь, говорю банальность, посуда, де,  бьется к  счастью.  Красивый, молодой и самый умный мужчина, стоящий возле  книжного шкафа, вдруг достает с полки книжку, открывает ее и начинает читать вслух. Твардовский. "Василий Теркин". Все совпало, Бытовой эпизод. Деревенская изба.  Речь идет о часах.  Старые ходики, остановилось в них время.  Василий, невеликий наверно мастер, просто убрал пыль, двинул застопорившуюся шестеренку, маятник дрогнул, часы зашагали вновь.
    Все как никогда  случилось кстати. Все слушают, все рассмеялись, враз спала напряженность. Все свои. Заговорили, зашумели, заулыбались. Смешной случай,  Время, чуть затормозив  у нас, отправилось  в путь, книга объединила всех.  Заговорили о Теркине, о  судьбе солдата на войне.  Каждый говорил о любимых страницах. Все враз стали понятны друг другу. Вечер  прошел отлично.
   Встречаясь, мы улыбаемся,  спрашиваем, как там поживает Василий Теркин. И всем понятно,  о ком речь.
       Недавно я устроил приборку на книжных полках. Что о себе скажешь?  Стыдно.  Поднакопил пыли. Гудит пылесос, убираю закладки, нахожу  старые фотографии.
       Все началось с маленькой квартиры, в которой каждый квадратный метр дорогого стоит. Тогда и появился сделанный на заказ книжный шкаф с широкими полками. Столь широкими, что можно поставить книги в три ряда. Правильно, к ним  не доберешься. Туда и попали наши классики. Лев Николаевич Толстой.  Огоньковское издание в тонких обложках. Бумажные, не из картона. Старое, наверно пятидесятых годов. Нет,  довоенное издание.  Другие  приложения к журналу «Огонёк». Тургенев, Чехов, Горький.  Собрание сочинений Куприна.  Много прекрасных книг.
    Второй экземпляр собрания сочинений Куприна, уже не огоньковский,  попал ко мне случайно. Великолепное  издание отдали  мне люди малознакомые, понявшие, что книгам не место на свалке.Отвез родственникам. Дети пусть читают.   Я взял  бы и Чехова, но увы...  А у меня мечта исполнилась только сейчас, теперь оно есть.

      Бедный третий ряд остался без читателей.  И во второй-то трудно заглянуть.  Такова судьба оказалась у самых известных, самых заслуженных литераторов. 
     Почти та же судьба у  книжек в среднем ряду. Тоже ничего себе писатели. Мельников-Печерский, Константин Станюкович, Вячеслав Шишков. На первом ряду еще есть открытое место. Здесь место для стихов. Любимые классики.  Конечно, Пушкин, Лермонтов. И трехтомник Алексея Решетова, любимого  моего уральского поэта, книги признанных и непризнанных местных писателей, с дарственной мне надписью. Спасибо вам, друзья.
  Книги и люди. Дела. Повод вспомнить приятеля весомый.  У него домашняя библиотека больше моей. Она сильно выросла, она росла и  в то время, когда был книжный дефицит, и всем казалось, что мир останется без книг. Книги привозили из Москвы, покупали  задорого, обменивали Пушкина на Константина Симонова, на Паустовского, на томик Пикуля. Ушли безвозвратно те годы. Ищу собрание сочинений Гоголя. Редкая вещь.  У друга приличная библиотека и он прилежный, умелый, умный читатель и собиратель. Но Гоголя полностью нет и у него.
      Не люблю слово коллекционер. Мне претит говорить о книгах как о букашках. Коллекция книг. Неприятно звучит, согласитесь.
    
       Друг родился двадцать второго апреля. В день рождения Ленина. Уже на этом в советское время можно было сделать карьеру. А он остался в простых трудягах. Превосходил своих  начальников по интеллекту. Не просто бригадира, мастера, начальника цеха, но и руководство верхнего звена. Этакий Герой нашего времени. Согласно официальной пропаганде,  таким должен был быть наш рабочий класс. И он был такой, не зараженный бесом себялюбия и стяжательства. 
      Вы помните роман Лермонтова.  Печорин. Незабываемый Максим  Максимович. добрая душа. Образ  доброго человека, прощающего другим грехи людские. Или Каратаев у Толстого. Вспомните  Печорина,  и подумайте, счастлив ли он. Счастлив ли Максим Максимыч в жизни,   что  ждет его после службы? Вот и у моего приятеля не надо спрашивать, счастлив ли он. У каждого свои Минеральные воды, у каждого  свой Кавказ.

    Мы получили прекрасное школьное образование. Каждый мог развивать себя в науке, в  искусстве, спорте. Но вдруг на гребне волны оказались воры и проходимцы, когда  устали хитрый Хрущев,  честный Брежнев,  когда  появились в партаппарате  любители роскошной жизни.
\    Я беседую с приятелем, и он говорит мне спокойно. Все было и пройдет. И ссылается на  фантастический роман Анатолия Днепрова  «Уравнения Максвелла». Мы, запойные читатели  фантастики, с жаром обсуждали его, но пресса хранила молчание.  Сюжет вроде бы не фантастический. На обычном острове, куда мог высадиться любой человек,  поместили несколько роботов,   агрессивных созданий, в программу которых было находить металл и копировать себя.  И чем это закончилось. Это не ново. Все знают, что будет, если  закрыть несколько пауков в стеклянной банке. Они начнут охоту друг на друга. Останется монстр, обреченный на голодную смерть. Приятель сказал, он не уверен, что будет так. Конечно, известно про звериный оскал капитализма, где сильный поедает слабого. Есть питательная среда, и есть возможность питаться живыми соками, находить мух.  А в обществе можно плести паутину законов, легализующих такой порядок вещей.
   Мы пришли к мнению, невозможно научить мух облетать стороной паутину. Но мы не мухи.
   А я спросил приятеля, когда он родился?  Двадцать второго апреля, сказал он, не задумываясь.  И вдруг посмотрел на меня внимательно. И сказал: - Я понял, ты о чем...
 
   Люди и книги. Неисчерпаемая тема.