***

Эх, как же хочется худенькую, бледную, не очень высокую, девственную, нецелованную, с тонкими руками, небольшими ступнями, синяками под глазами, растрёпанными или неуложенными волосами, ненакрашенную, забитую хикку, лохушку без друзей и подруг, закрытую социофобку, одновременно мечтающую о ком-то близком, чтобы зашёл к ней в мирок, но ничего не ломал по возможности, дабы вместе с ней изолироваться от неприятного социума...

...но, послушай, моя милая, придет момент, когда мы осознаем, что любовь не вечна, но так и не поймем, что это сокровище данное Богом человеку на краткий срок — она не профессия, но она всё равно необходима каждому. Я вспомню все ножевые, которые наносил лично и наносили мне мои близкие люди острым лезвием предательства, поэтому мы насильно засунем друг другу в глотки обещание любить, будем жить в ловушке данного обещания — символа ожиданий и разочарований. Les immensites bleu наших душ, таких холодных и безжизненных, полны могил наших предателей, но мы будем друг другу освещать их своей любовью сквозь трещины оставленные после неравного боя, безмолвной дуэли гнева и прощения.
Мы будем жить идеалами, ведь нам не нужна жизнь, она была просто не для нас, поэтому мы смотрели на неё с презрением и всеми силами пытались показать это, ведь до нашей встречи мы просто не знали другой. Пока мы не встретились, мы упорно делали вид, что ничего в этом мире любви не заслуживает, ведь мы с четкой ясностью понимали, что любовь это не счастье, но акт саморазрушения.
Мы рисовали свои чувства бардовыми мазками на отсыревших холстах наших сердец; вспомни какими были смешными эти кляксы раньше, и какие точные узоры вышли из них, когда мы научились великому искусству любви, такой прекрасной в своём несовершенстве. Раньше мы знали лишь язык боли и одиночества, но лишь вместе мы научились говорить на языке любви.

Вспомни, как ты смотрела на меня глазами ночной птицы, когда мы говорили о бесконечности и читали Блока под неверным светом далеких фонарей, когда мы едва ли слышали шёпот мёртвых звёзд на небе, помнишь как там было у него?

Зачумленный сон воды,
Ржавчина волны…
Мы — забытые следы
Чьей-то глубины…

Знала ли ты, что читая эти роковые строки мы предрекали наше будущее? Ты сказала что наша любовь была ошибкой, но отказалась мне возвращать мое сердце. О нашей любви плакал Пьеро. Я сильно любил тебя и именно за это я хотел тебе отомстить, с момента нашей встречи, ведь откуда-то из потёмок сознания я слышал оскал рассудка кричащего горькую истину, что после доказательства девушке о праве быть любимой, она в своей жизни вряд ли найдет тебе место.
Я не могу позволить тебе стать моим прошлым, ведь любые воспоминания, какими бы они ни были прекрасными, в яме нашей памяти обязательно изгадятся и превратятся в перегной — память жестока, она хранит и бродит все печали, мой милый друг, я не могу позволить ей погасить свет в ещё одной прекрасной душе.
Ты плакала и задыхалась когда я, держа твою руку, смотрел тебе в глаза; ты отводила взгляд, ведь в моих ты с точной ясностью наши надежды, которым не суждено было сбыться — они превращались в удушающую пыль — ты должна была меня простить, ведь ты прекрасно знаешь какое это блаженство верить в несбыточное, особенно вместе!
Тогда в твоих глазах что-то блеснуло и выдумка снова вступила в интимную связь с разумом, ведь, как было написано в Живаго, истину ищут только одиночки, а мы не были таковыми. Мы не принадлежим самим себе, moi damsel in distress, ведь мы принадлежим тем, кто нас любит, поэтому я был в праве это сделать.

Вряд ли наша смерть была мучительной, но она точно была не такой же мучительной, как жизнь.
Я утопил тебя в своем макрокосме, внутри которого лишь воды, темные и глубокие воды бескрайнего одиночества, чтобы мы были вместе до тех пор, пока не угаснем подмигнув с неба ещё одним обречённым.