роман Красавчик трилогии Благодарю... Гл. 5

Глава 5
Кинотеатр “Родина”
                Мы всего боимся, как и положено
                смертным, и всего хотим, как будто
                награждены бессмертием


Недавно мама перешла в Опытное производство на должность кладовщицы. К её отделу относился цех сборки, где работали монтажники. Когда со склада нужно что-то принести, ей давали в помощники кого-нибудь из ребят-монтажников. Дома она иногда рассказывала о своей работе. Один из наиболее приближенных к маме ребят, Миша, часто фигурировал в её рассказах. Остальные были высокомерные, а он простой, и главное – всегда с удовольствием помогал. Они нашли общий язык, часто болтали на разные темы, и он засиживался в её кабинете больше положенного времени. Парень иногда рассказывал о своей маме, сестре и друзьях. Мама даже поделилась со мной секретом, что когда у неё есть что-нибудь вкусненькое, она угощала паренька. Кто-нибудь из своих заглянет к ней на склад и говорит: “Ну, Миш, ты даёшь, уже ешь тут…”.

Как-то они разговорились о джинсах, Мише не подошли фирменные джинсы, которые ему предложил приятель. О джинсах я мечтала давно, но достать такой дефицит негде. Как только я это услышала, сразу попросила маму, чтобы она поточнее всё разузнала… Когда она стала интересоваться – парень вопросительно посмотрел на маму. У Александры Семёновны есть взрослая дочь?.. Мама всегда хорошо выглядела, и предположить, что у такой моложавой и интересной во всех отношениях женщины уже дочь невеста – весьма затруднительно. Оправившись от новости, юноша обрисовал ситуацию с модными брюками. Из чего следовало, что у парня есть связи, благодаря которым он может достать этот дефицит.

Миша сходил к другу, и тот сказал, что может достать джинсы из магазина “Берёзка” за 200 рублей. Я сразу сказала маме – нет. Хотя бы за 150, ну в крайнем случае – за 170. Даже 170 – это предел безрассудства. Миша стал подробно и в деталях объяснять маме, почему парень столько дерёт. В магазине джинсы стоят 100 рублей, но перед этим надо поменять деньги на валюту, где-то доставать доллары, переплачивать спекулянтам; в конце концов, тот парень затратит массу времени… И вот за все труды он и берёт сверху. Нам, выходит, джинсы преподнесут на подносе – ни бегать, ни волноваться. Мы с мамой, конечно, поняли весь фокус. Раз просит 200, наверняка знает, что люди всегда торгуются. И знает, что хоть на двадцатку “в виде одолжения” цену может сбавить…

А этот случай сложнее. Мишина мама взяла из-под полы этому парню модную шапку. И теперь он в ответ достаёт Мише джинсы. Нам джинсы нужны за 150, значит, ему они обойдутся в 160–170, не больше. За большее он может просто не продать в виду распространённой сейчас формулы: “Ты – мне, я – тебе”.
Две недели назад Миша поговорил с парнем и – молчок. Мама и не спрашивает. Потом Миша сказал, что парнишка что-то тянет: “Если бы я знал, что он такой, я бы не доставал ему шапку. Мне даже перед вами неудобно. Но ничего, через другого достанем, если этот не продаст! Все в них ходят, значит, где-то ведь достают, и мы тоже достанем!”. Говорили они ещё о фирменных пакетах, но острой необходимости у меня в них нет, ношу пока то, что есть. Я сказала маме, чтобы он имел нас в виду, если появится хоть какая-то возможность купить джинсы. Мама передала ему “добро” и он, предваряя свои действия, попросил, чтобы я позвонила ему и подробнее объяснила, что именно мне нужно, какой размер, рост, цвет и др.

Судя по маминым рассказам – Миша симпатичный и высокий мальчик. Мама у него молодая и выглядит очень хорошо. Я всегда внимательно прислушивалась, когда она рассказывала о Мише. После истории с джинсами он заинтересовал меня ещё больше. Ему 19 лет, в армию не берут по какой-то причине, живёт он с мамой и сестрой 16-ти лет в двухкомнатной квартире. Мама Миши работает модельером, а папы у него нет. Когда же я стала расспрашивать о Мише более подробно, мама неохотно удовлетворяла моё любопытство. Мне нравилось, что он высокий. Мама говорила, что его недостаток – полнота…

Именно в этот вечер я после болезни поехала на занятия в институт и не позвонила. Зря прождав весь вечер звонок, Миша на следующий день стал расспрашивать маму обо мне. Как только он узнал, что я модненькая и современная девушка, то сразу предложил свою маму в качестве портнихи. Я, наверное, буду шить у неё комбинезон... Позвонила я Михаилу на следующий день. Мы приятно пообщались – голос у него красивый, мужественный, рассуждения здравые, построения фраз грамотные. Всё это произвело на меня благоприятное впечатление.

Через какое-то время я надумала шить входившую в моду юбку-плиссе, и не знала, где можно её заказать. После недолгих раздумий решила обратиться к маме Михаила, она должна это знать. Маме идея не понравилась, но после уговоров она всё-таки согласилась передать записку для его мамы. Она ведь всегда Мишу хвалила, не удивительно, что я заинтересовалась его персоной.

“Миша, у меня к Вам будет большая просьба. Узнайте через маму, какая мастерская принимает заказы на шитьё юбки “плиссе” в Перовском районе.
Р. S. Да! Чуть не забыла – сообщите обязательно фирму джинсов”.

В ответной записке мама Миши порекомендовала шить не плиссе, а гофре, указала, из какого материала следует шить юбку, и какой цвет будет лучше смотреться, а также написала телефон ателье. Заочно, через маму, контакты налаживались.
10 апреля я написала Володе письмо о встрече в техникуме, о трагедии на шоссе Энтузиастов*… Не похоже, что что-то серьёзное случилось в моей жизни. По-прежнему – учёба, работа, никаких встреч…
-------------------------------------------
* На шоссе Энтузиастов рядом с кинотеатром “Слава” ломали неплохие ещё семиэтажные дома сталинской постройки и на их месте собирались строить элитное жильё для военных. К выходным строители не успели всё закончить, и одна стена огромного дома с пустыми глазницами окон осталась стоять, как картонная. Дураку было ясно, что это опасно. Стена рухнула в тот момент, когда на остановках – троллейбусной и автобусной, находились люди. Поговаривали, что погибло 20 человек, а на самом деле, может, и больше. Информация просочилась от жителей ближайших домов. Солдаты оцепили территорию и всю ночь разгребали развалины дома, под завалами отыскивая живых и мёртвых. Если бы трагедия произошла в будний день во время часа “пик”, жертв могло быть значительно больше… Когда проезжаю мимо этих многоэтажных домов, в ужасе думаю, что бывшие новосёлы даже не подозревают, с какими жертвами построен этот дом. Он стоит буквально на костях. (Дополнительно в Примечаниях).

Мама впервые достала билеты на институтское увеселительное мероприятие. Раньше в институте проводились разные вечера, но мама либо запаздывала и билеты к тому времени уже были проданы, либо узнавала о них после того, как они пройдут. На очередной концерт мы опять не попали, билеты распространялись через Комсомольскую организацию и шли нарасхват. Кто информирован лучше, тот доставал билеты, и на вечерах присутствовали люди далеко не юношеского возраста. Мама сказала о проблеме Мише.

И вот в один из вечеров она пришла с работы и сообщила, что 11 марта 1979 года в институте намечается очередной концерт, Миша заранее об этом сказал и спросил: пойдём ли мы? Я обрадовалась: самому факту, что оповестил маму, именно он, и самому вечеру. Так надоело сидеть дома! Вечер должен был состояться через неделю и назывался “Устный журнал”. Миша вовремя подошёл в Комсомольскую организацию, где ему дали три последних билета. Он собирался идти на вечер с сестрой, но Юля не смогла. Освободившийся билет он отдал маме для меня.

Я даже подумала, что это такой подпольный маневр, чтобы мы всё-таки познакомились. Мама принесла билет домой – это оказалась обыкновенная открытка с цветочками и на обороте стояла печать института. Вечер должен был состояться в понедельник. Понятия о том, что представляет собой “Устный журнал”, я не имела. Мама отказалась узнать в институте, что это такое, у того же, например, Миши. При упоминании об  “Устном журнале” сразу всплыла в уме лекция по библиотековедению, из которой следовало, что это лекция, включающая в себя несколько тем. Институтский устный журнал обещал быть неплохим, раз все так на него рвутся попасть.

В пятницу ко мне совсем неожиданно, в разгар самой уборки зашли ребята – Володя Овсянников и Женя Вовин. Поболтали о многом, давно не виделись. Женя, как всегда, уставший, бледный, в простом полупальто и шапке из овчины. Володя по-прежнему интереснее всех ребят не только своей внешностью, но и одеждой – здоровенная, видно, с отцовского плеча, зимняя куртка (впрочем, она ему почти как раз) и серовато-рыжеватая заячья шапка.

Выглядела я плохо, настроение не очень хорошее, но была в ударе и много говорила. Поболтали до половины десятого. Под конец свернула разговор на кино, ведь мне не с кем сходить на “Динозавров”. К тому же билеты невозможно достать. Работу заканчиваю в половине пятого, к этому времени народа набирается, будь здоров, и билетиков, ясное дело, мне не видать как своих ушей. А ребята заканчивают учиться рано и вполне могут ради подружки пожертвовать одним деньком, а то и сходить вместе со мной. Как только мальчишки услышали про “Динозавров”, сразу потускнели. А я вся горела желанием, так хотелось попасть на эту новую картину.

Ребята сбили мой пыл двумя фразами:
– Ерунда, а не кино, только зря время потеряешь.
Они долго втолковывали мне, что фильм плохой, я долго с ними не соглашалась (сами-то смотрели по два раза), даже дала Володе деньги, чтобы взял на завтра билет.
– Уж и то лучше фильм есть и народа мало, в “Родине” идёт – “Брюнет вечерней порой”. Во! – фильм.
Володя выставил перед моим носом большой палец.
Тогда я спросила:
– Значит, говоришь, хороший? А второй раз пошёл бы?
– Ну… за компанию.
– Ага – значит, не хочешь.
– Да нет, хочу. Если бы просто так, то не пошёл бы, а за компанию…
– Так. Какие там сеансы?
Он перечислил.
– Превосходно! За 15 минут я доеду и без десяти пять буду у кинотеатра, как раз успеваю к 17-10. Ну что, идёт?
– Идёт! – говорит Володя.

Женя без особого энтузиазма повторяет то же самое, но в голосе его слышится сомнение. Оказывается, по субботам он занимается музыкой, и, быстрее всего, не успеет. Ничего, мы подождём тебя на УКП, – вместе уговаривали мы его. Но на самом деле, я не хочу, чтобы Женя приходил, что-то мне в нём не нравится. Договорились о кино и ребята ушли.

На следующий день звоню Оле и выясняю, смотрела ли она “Динозавров”, ведь надежду на то, что всё-таки удастся посмотреть фильм, я не оставила. Ольга тоже меня огорчила – да, она смотрела и отзывается о нём плохо:
– Перво-наперво хочу тебя предупредить, что это такой кошмар! И не только сам фильм, а ещё и то, с какими трудами доставали билеты! Ты на него лучше не ходи, там такие ужасы.
И здесь не повезло… Поболтали с ней о том о сём, и сама для себя неожиданно я ляпнула:
– Если хочешь, пойдём сегодня с нами в кино. Говорят, фильм интересный, иду с ребятами, с двумя. Вот, можешь прикомпаниться, а то их двое, а я одна.
Мне просто не хотелось быть одной среди ребят. Подруга обрадовалась предложению, главным образом, её заинтересовали ребята, она сказала:
– Вообще-то я уже договорилась на сегодня ехать в “Польскую моду”. Но раз такой случай, то поедем в другой день.
– Значит, идёшь?
– Да.
– Тогда я тебя жду!

После работы я никак не могла сесть в транспорт – забит до отказа, не втиснешься. Плюс троллейбус тащился медленно, а потом пришлось идти до кинотеатра дольше, чем обычно, так как расширили проезжую часть. В результате у кинотеатра я была в пять-ноль-пять. Володю я увидела одного, без Женьки, он уже волновался, курил, пристально вглядываясь в толпу. Меня не узнал, – я в новом пальто и по последней моде в мужской, папиной шапке. Как только разглядел в толпе знакомое лицо, сразу заулыбался. Я подошла, обменялись приветствиями.
– Заждался? Транспорт подвёл, тащился, как черепаха, – оправдывалась я, в то же время подхватывая за талию Олю, которая стояла в метре от Володи.

Оля, поворачиваясь, сделала недовольную гримаску, и по мере того, как я её постепенно раскручивала по оси, к нам, она повернулась лицом ко мне и к другу. Развернув её до нужной кондиции, я ждала её реакции на Володю. Но разговор людей в непосредственной близости от себя она не слышала и ещё не знала, что он с нами.
– Кира, а ты попозже не могла прийти? – как всегда, с упрёков, начала подруга.
– Олечка, говорю же – претензии к транспорту!
В это время я совсем неожиданно для Оли встала между ней и Володей и представила их друг другу:
– Вот! Познакомьтесь! Володя – Оля!

Ольга растерялась, поскольку они уже четверть часа ошивались друг подле друга и даже не подозревали, что ждут одного и того же человека.
Подружка выглядела очень хорошо и понравилась Володе. Всё правильно, ведь она моложе меня, следовательно, больше ему подходит. Несмотря на внушительный внешний вид благодаря комплекции, Вове всего 15 лет. Мои друзья не так давно переехали из Немецкого городка, который находился на Электродном проезде в Измайловском лесу, в новостройку на Перовскую улицу, прямо рядом с моим домом. В новом доме все соседи хорошо знали друг друга по прежнему месту жительства (там было три четырёхэтажки). Но некоторых людей переселили в 17-этажные башни № 62 и 47 из других мест. Семья Володи из их числа, и хотя он младше наших ребят, они приняли его в свою компанию.

Мы немного прогулялись и поболтали, Володя шёл чуть в стороне и курил. У Оли много ребят, со всеми флиртует, веселится, ездит на катки, ходит в кино. В общем, жизнь бьёт ключом, но никаких серьёзных отношений ни с кем нет. В отличие от неё, я ничего не приукрашиваю и всегда говорю всё, как есть. А жизнь у меня сейчас – дрянь.

Мы прохаживаемся у кинотеатра “Родина”, Женьки всё нет и нет. Оля начинает невесть что фантазировать:
– Ой! Женьки нет, а я, как дура, притащилась! Нет, если сейчас он не придёт – я уйду.
– Оля, ты что? Ерунда какая – Володя мне друг!
– Нет, нет, я – третья лишняя!
– Глупая! Вот именно – если Женька не придёт, ещё лучше, что ты будешь. Без Женьки положение с Володей у нас двусмысленное.
– Нет! Нет! Я не останусь… Как насчёт Красной площади, ты что-нибудь решила? Давай после фильма поедем смотреть салют.
– Оля, ну я же сказала, что не хочу. В центре всегда народ, толкучка, которая и так надоела. Салют и здесь можно посмотреть. А ещё лучше проехать к кинотеатру “Владивосток”, там такая красота, когда палят – в воде отражаются разноцветные искры.
– Нет, только в центр, – безапелляционно заявила Оля.
– Ну тогда.., – развела я руками.
– Ну всё, я ухожу!

Она всё-таки укатила! Напоследок сунула мне свёртки в руки (то, что я оставила у неё после ночного гадания), хотя знала, что у меня нет пакета. Да-да, именно так – вынула мои вещи из своего пакета и обратно домой поехала с пустым… Ольга, как всегда, в своём репертуаре – думает только о себе!

Некоторое время мы ещё стояли с Володей, дожидаясь друга. Сквер у кинотеатра когда-то занимало кладбище, которое в 50-х годах подверглось варварскому уничтожению. Построенный до войны кинотеатр напоминал дворец. Архитектор предусмотрел на крыше ресторанную зону со скульптурами и фонтаном. Во время войны подгулявшая компания выбросила вниз через фигурные перила девушку. После этого вход наверх закрыли навеки вечные.

Володя смотрит жалостливыми глазами и говорит:
– А может, не пойдём, видишь – и Женьки нет.
– Разве в Женьке дело?
– В 7 часов по телевизору будет кино.
– Ничего, успеем!
Когда мы подошли к кассе и сложились мелочью, кассирша заявила, что только что продала последний билет. А Володька накануне божился, что зал будет полупустой. Я чуть не разревелась – ну надо же, кругом невезение! В кои-то веки собралась в кино, с таким трудом агитировала людей (иногда доходя до нахальства, я даже этого не отрицаю) и вот тебе – на! – закончились, видите ли, билеты!
– Может, всё-таки найдётся, мы очень хотели сходить на этот фильм.., – жалобно ною я у окошечка.
– Нет, девушка, нет, последний только что взяли.
– Ах, как жаль!..
Я сникла.

Володя, кажется, доволен, но тщательно это маскирует. А я явно выражаю своё сожаление. Мы уже разбираем по своим кошелькам деньги и выходим из помещения кассы, как вдруг – о, Силы Небесные! – голос спасительницы, который доносится из окошечка:   
– Молодые люди, молодые люди! Погодите! Я вам дам, но только без УКП!
А это как раз то, что нам надо. Вместо удлинённой кинопанорамы мы специально остались ждать Женьку, т. к. Володя сказал, что журнал нудный и маяться 40 минут в кинозале ни к чему. Если бы мы взяли билеты раньше, то заплатили бы дополнительно 20 копеек за УКП, а сейчас идём за 40. Ура!

Наконец-то мы входим в кинотеатр. Ещё не все люди разошлись из буфета, они рассматривают вновь пришедших. С Володей идти приятно – он высокий, плотненький и даже где-то симпатичный. Конечно, возраст, но я и так – куда уж больше? – молодилась: почти не красилась и даже губы не тронула помадой. В руках держу дурацкие свёртки, которые меня ужасно смущают. Хоть бы он их взял! Нет, не берёт. Пять минут прошло – всё ещё не догадывается! Очень жаль.

Спускаемся в специальную курительную комнату. Интересный подвальчик со скамейками и комфортом. К нам подсаживается мужик. Володя из уважения к преклонному возрасту отдаёт ему свою сигарету.
– Знаешь, из-за чего Ольга убежала? – лукаво прищурилась я. – Она решила, что третья лишняя. Сказала ей, что ты мне друг, а она всё равно…
Володя молчит. Сказала специально, чтобы навести его на мысль. И не то чтобы Володя мне нравился как парень, с которым я хотела бы гулять. Нет. Как друг. Но озорные мыслишки всё-таки иногда проскальзывают. Когда встаём, Володя осторожно берёт из рук два моих свёртка (наконец-то!) и мы направляемся в кинозал. По дороге попадается пара – солдат и его младший брат. Ребята внимательно нас разглядывают, Володину юношескую мордочку и мою – довольную-довольную. Им не понять, что девчонка вырвалась из домашнего заточения.

У дверей зала замешкались, не ведая, в какую входить, поскольку не знаем, где расположен экран. Когда оказались внутри, то попали на войну: разрывы бомб, свист пуль, и вылетели оттуда, как пробки – этот фильм не наш. Подходим к другому зрительному залу, но здесь очередь из 7 человек и билетёрша проверяет у всех наличие билетов. У одного из посетителей она нашла непорядок и строго объявила:
– Я отойду на минутку выяснить относительно билета. Ко всем просьба подождать и в зал не заходить…
Только она отошла на 20 шагов к телефону, как первые трое открывают дверь и растворяются в темноте зала. Обиженная билетёр кричит:
– Товарищи! Ну что за люди – ни стыда, ни совести!

После проверки билетов мы проходим в зал. Места дали плохие – шестой ряд. После журнала надо пройти вглубь зала на более удалённый ряд, а сейчас можно и постоять, чтобы не мешать людям смотреть журнал. Володя готов пройти в зал, но остановился вместе со мной у самой двери. Тяну его за рукав:
– Отойти от двери, а то кто-нибудь войдёт и наткнётся на тебя.
– Мы что, так и будем здесь стоять? Может, пройдём, – вон, сколько мест свободных!
На первых рядах!
– Нет, давай постоим, а после журнала найдём места получше. Ладно?
– Ладно! – нехотя соглашается мальчик.
Краем глаза наблюдаю за публикой, которая в свою очередь таращится на нас. С удовольствием оглядываю ладную фигуру Володи. Как хорошо, что с нами нет Жени! Хотя это нечестно, всё-таки он тоже друг…

Вдруг в зрительный зал входит всё та же билетёрша и строгим голосом вещает:
– Товарищи, в дверях стоять не положено, проходите в зал, свободных мест много.
Володя автоматически проходит вперёд, я – за ним. Садимся на третий (!) ряд. Перед нами никого нет, экран ничьей головой не загорожен. Это единственное преимущество первых рядов. Остальное – сплошные недостатки. Главное – звук, а на втором месте – глаза, которые от широкого экрана разбегаются в разные стороны.
Журнал шёл ещё долго, Володя еле высидел. Я увлечённо смотрела познавательный фильм об архитектуре церквей и соборов, об иконах земли русской. Такое как раз – редкость для зрителя. И я упиваюсь счастьем. Володя ёрзает и ему не понять моего интереса к старушечьим занятиям. Приходит момент и на его улице наступает праздник – наконец, конец. Журнал окончился, но свет даже не включали. Сразу начались титры фильма, поэтому пришлось остаться на прежних местах. Увы!

Фильм польский, с глупыми шутками, детективно-приключенческого жанра. Как всегда, поляки умеют ввернуть в ленту и обнажённых девиц и похабщину. В общем, всё то, что так нравится ребятам… Сначала я спала, под конец, при развязке (кто же убийца?), слегка заинтересовалась. Посматривала на Володю – в тусклом свете зала он равнодушно взирал на экран, как будто не ждал от него ничего хорошего. И действительно, над этими шутками можно посмеяться только один раз.

Рядом расположился мужик лет пятидесяти. Страшный, старый, и, тем не менее, весь сеанс пялился на меня. Противно. Если бы я сидела вместе с Сашей или Стасей – узнал бы, где раки зимуют. Впереди нас, чуть левее, расположилась флиртующая парочка. Во время журнала и даже во время фильма они так дурачились, смеялись и целовались, что на них шикали и оборачивались люди. А они в ответ – ноль внимания, фунт презрения. На некоторые выходки парочки я смотрела снисходительно, даже улыбалась сама. Иногда же они позволяли себе такое, что в общественном месте лучше было бы всё-таки не делать. Но когда я увидела лицо так называемой “девушки” – испитое, морщинистое, с невообразимой причёской на голове, когда услышала её хриплый голос и неверную речь (она была пьяна), то ужаснулась. А сначала я подумала, что это резвится молодёжь. Как ни странно, спутнику веселящейся старухи было 25 лет, он выглядел значительно интереснее её и, самое главное, вёл себя намного порядочнее. Вот парадокс – прикипел к старушке, беззубой опустившейся женщине... Этим было хорошо даже при плохом фильме. Развязка меня шокировала.

После окончания сеанса разочарованный народ с грустными глазами медленно просачивался на выход. Публику представляла в основном молодёжь. Володя со свёртками в руках шёл за мной. Спускаясь по лестнице, увидела через стекло в фойе кинотеатра ВИА и праздничную публику.
– Что это? – спросила я Володю.
– Праздничный вечер какой-нибудь, сегодня ведь 23 февраля...
– Ах, да!.. С танцами?
– Наверно!.. А вообще не знаю, может, просто концерт.
– Вот бы попасть!
Во мне загорелось желание потанцевать, повеселиться, просто посмотреть на симпатичных ребят и девушек. Я тронула Володю за рукав:
– Интересно, а как с билетами?
– Да распродали давно, наверно…
– Слушай, а ты хотел бы сходить?
– Хотел бы, но не сейчас, скоро начнётся “Они сражались за Родину”, – невозмутимо отвечает Володя.

Мы вышли на улицу. Смеркалось. У выхода прогуливались приехавшие в кино солдаты и отчаянно стреляли глазами по девушкам. Дорога была неровная, скользкая. В любую минуту я могла взять Володю под руку, он как будто специально подставлял мне свой локоть, только что не предлагал. Но я осторожно прошла все препятствия. Володя шёл, подстраиваясь под мой мелкий шаг. Прохожие оглядывали нас взглядами, какими обычно смотрят на пары. Вдруг мне вспомнился наш первый поход в кино. Володя шёл тогда и весь сиял. А когда в автобусе вдобавок ко всему встретил знакомого парня с его девчонкой (какое сравнение со мной!) и тот стал таинственно расспрашивать обо мне и делать Володе комплименты, мой спутник расцвёл прямо на глазах. В тот раз я была одета в джинсы и куртку типа дублёнки, но низкого пошиба…

На остановке автобус мы ждали всего 10 минут. Зная, что Володя не любит садиться, сразу отошла на заднюю площадку. Володя заплатил за проезд и подошёл ко мне.
– Молодец! Лучше постоим!
Сначала в салоне было свободно. Потом набилось так много народа, что нас прислонили друг к другу. Не захочешь, а породнишься – вот ведь свойство нашего советского транспорта! Мы отвернулись от всех к стеклу, склонили друг к другу головы и разговаривали.

*     *    *

Итак, прижатые друг к другу от внешних обстоятельств, а не от внутреннего порыва, мы с Володей беспечно болтали. Володя сказал, что в выходные в кинотеатре “Киргизия” будет идти премьера фильма “Женщина, которая поёт” об Алле Пугачёвой и с её участием. Он постарается взять билеты, но это маловероятно, т. к. если на “Динозавров” была такая давка, что нагнали полно милиции, то о Пугачёвой и говорить нечего.

Автобус двигался по проспекту Будённого. Когда здесь проезжал Будённый, проспект назывался Мейеровским. При расширении шоссе Энтузиастов, реконструкция коснулась и Соколиной Горы – выпрямили Мейеровский, снеся ветхие строения на пути, расширили проспект и прорубили дорогу к шоссе. Маршал часто пользовался Мейеровским по дороге в ОСОАВИАХИМ и к родным, в честь него в 1974 году и назвали проспект его именем.

В уже упоминаемом ранее доме № 66 по шоссе Энтузиастов, располагавшемся невдалеке от проспекта, и построенным заводом “Прожектор” (на заводе он имел порядковый № 3), проживала семья Гойловых, глава которой после войны работал на заводе, где руководил лабораторией ЦОК. Его дочь приблизительно 1940 года рождения, вышла замуж за сына маршала. Нередко их навещал в 60-х годах сам Будённый. Оставляя машину “Чайка” с шофёром на внешней стороне улицы перед аркой, расположенной между продовольственным магазином № 4 и парикмахерской этого же дома. Проходя путь в подъезд и обратно, легендарный кавалерист всегда сопровождался толпой ребятни с их восторженными возгласами “Будённый! Будённый!”, снисходительно улыбаясь в свои знаменитые усы. На этот случай у него всегда были припасены конфетки, он доставал их из кармана и раздавал каждому. История, о которой сейчас помнят только местные старожилы.*

Выезжая с проспекта Будённого на шоссе, я сказала:
– А это мой институт. Вон на пятом этаже окна библиотеки. – мы таращились на высотку, которая не умещалась в автобусные окна. Володя нагнулся и честно увидел окна пятого этажа. Но это было ещё не всё... – А вот здесь я родилась! Сразу после моста налево.

Автобус нырнул под железнодорожный мост. Слева и справа расположились аккуратные насыпи – подложка для железнодорожных стропил, основание которой было скруглено и обложено неотшлифованными квадратами гранита. Если здесь остановиться, то в основании моста увидишь старинную металлическую памятную табличку с рамкой, где значится дата возведения моста и фамилия архитектора: “Построен в 1950–1951 гг. по проекту инженера И. Э. Аршавского”.* Выезжая на простор, автобус забуксовал – в этом месте шоссе набирает высоту. Слева и справа высились аккуратные 10-метровые земляные валы, поросшие низкой травой. Наверху вала плотной стеной стояли квадратно постриженные кустарники. И только старожилы знали, что с левой стороны за полосой кустарников когда-то располагались бараки путейцев и их семей, и кипела жизнь.

Теперь мы приблизились к длинному пруду справа. Я опять выступила в качестве экскурсовода.
– Это Владимирский пруд, в народе называемый “Огурец”. Когда-то он был настоящей лужей – заброшенный, поросший тиной и водорослями. Одни лягушки здесь жили. Потом пруд привели в порядок, почистили и сразу появилась разная живность. А потом возникли мостки и рыбаки с удочками. Через какое-то время пруд одели в бетонные берега. Во времена моей бабушки он назывался Хлудовским и через него был перекинут пешеходный мост*.

Когда мы доехали до Перовской улицы, друг сошёл у Женькиного дома, чтобы смотреть фильм у него, потому что к началу уже не успевал.
Благополучно добравшись домой, я тоже стала смотреть фильм “Они сражались за Родину”. На экране весёлый Шукшин отпускал похабные шутки и смеялся, как живой… Надо же, какая интересная штука – лента. Нет сейчас этого человека, а на экране он – живой. Федосеева смотрит на своего мужа и ей, наверно, даже страшно становится…

Плакала. Феноменальный фильм! За нас мучились, жизни свои отдавали, а сейчас люди живут по-свински. Не знаем мы цену жизни, нет! Не умеем правильно и с пользой работать. Не умеем хорошо отдыхать.
Смотрела на страшно грязных солдат, представляла на их месте двух своих дедушек и ревела. Так даже поплакать, как следует, не дали! – пришла мама. Когда она вышла на кухню – дала волю слезам – это когда Тихонова контузило, и он онемел, весь дёргается и говорить не может. И плакала за всё – за всех солдат погибших, за дедов, за то, что погибали люди, даже за Сашку Черникова, как он рассказывал, что в армии было тяжело. И в эту минуту, появись Сашка в дверях – расцеловала бы парня за все его мучения. Даже себя возненавидела, он столько перенёс, ждал взаимности, а я обдала его холодом равнодушия.

*    *    *

Вечером Вова не зашёл. Наверное, сегодня у него ничего не получилось, зато завтра… чем чёрт не шутит, может, и вправду достанет билет и пойдём в кино.

*    *    *

Но Володя не пришёл и в воскресенье. Весь день я сидела дома и любовалась природой через окно, день был погожий, солнечный. Но времени даром не теряла, дочитывала “Американскую трагедию” Драйзера. Это был праздник. Для меня каждая хорошая книга – подарок судьбы. Я заметила, что вокруг столько непонимающих людей, с которыми иметь дело иногда просто вредно, а книга… Книга лучше друга, тем более, что его найти куда труднее, чем хорошую книгу. Сейчас много стала читать. Хочется прочесть ещё больше, но в сутках всего 24 часа. А что делать, если не читать – в такие пустые воскресенья? У меня же нет того, которого я жду не дождусь уже столько времени. Ведь даже в кино сходить не с кем! Маму каждый раз приходится по две недели уговаривать. Сейчас в очередной раз она разругалась с папой и заодно дуется и на меня. О кино с ней теперь разговаривать бесполезно. По вечерам мама гуляет с удовольствием, но может и, не пригласив, собраться и уйти одна. В воскресенье она смилостивилась, и мы вышли погулять вместе на полтора часа перед сном.

После того, как я дала “добро” на институтский концерт, через два дня заболела. Переживала – надо же такому случиться, хотела сходить на вечер, увидеть этого Мишу, тем более, что он – инициатор… И хотя настроение и самочувствие на нормальном уровне, какая-то хандра преследовала меня. Активно лечилась, но попытки были тщетны. Каждый день огорчал больше и больше, болезнь всё глубже внедрялась в организм. В довершение ко всему, в субботу вечером от простуды на лице стали намечаться прыщики, а в воскресенье они стали большими и красными. Даже в подростковом возрасте подобными вещами не страдала и такое “уродство” восприняла болезненно. Но расстраиваться не имело смысла, потому что вряд ли смогу выздороветь к означенному сроку и вид будет соответствующий. Недоумевала – где могла простыть? Эти прыщики портили всё лицо… C другой стороны, чего, собственно, волноваться – детей мне, что ли, с мамиными коллегами крестить? Не на свидание же к любимому я иду. Упустить  чудесную возможность сходить на концерт я не могла. Если откажусь, то Миша подумает, что просто не захотела идти, прикрываясь мнимым недомоганием. Постеснявшись быть навязчивым, c подобными предложениями больше к маме не подойдёт.

Утром в понедельник я не узнала себя в зеркале. Расстроилась. Тем не менее, не унывала. Во второй половине дня приключилась ещё одна беда – разболелся зуб. Пошла к Гале. Поболтала с ней, выпила анальгин, и по дороге в библиотеку встретила Бориса. Борис – это отдельный разговор. Мужчина уже давно проявляет ко мне интерес. Мне это льстит и даже очень. Конечно, возраст, но, в конце концов, ему же не 30 лет, где-то около этого. Зато – внешность, манеры. Выглядит, как дипломат. И мне очень нравится, что он еврей. После Стаськи я, наверно, стала их боготворить. Возможно, я делаю неправильно. Они обычные люди. Ну, а Борис...

Борис хорошо одевается, умный, сыночек заместителя директора института. Ему бы в МИД, а он к папаше пристроился, науку двигает… Сначала я хранила гордое молчание, не реагируя на комплименты. Позже он дал понять, что не прочь со мной пообщаться. Потом стал задавать конкретные вопросы. Желание поговорить явствовало из всего его поведения, глаза говорили сами за себя, и однажды я снизошла… Мы побеседовали. “Беседа прошла на высоком уровне”, как с одной, так и с другой стороны. Похоже, я его не разочаровала, потому что взгляд мужчины потеплел. С тех пор он здоровался со мной, как со знакомой… Коллеги делали намёки и закатывали глаза: “О-о!”, давая понять, что это большая честь – удостоиться беседы с таким человеком… А Люда даже завидовала. Как же так, то он с ней делился новостями, а теперь дорогу перешла молодая и красивая. Но Борис сам навязался мне со своими вопросами и разговорами, я же не унижусь, как она – строить глазки, сюсюкаться, только чтобы поболтать с тем мужчиной, который нравится. Люда заискивает, а это всегда неприятно.

В библиотеку Борис давненько не заглядывал, и я обрадовалась, увидев его. Он тоже. Разговорились. Между прочим, о серьёзной музыке. Молодой мужчина доказывал, что она намного интереснее поп-музыки и что последняя – это преходящее явление, а вот классика – вечная. Рассказывал, как он сам на первых концертах зевал, скучал и торопил время. А теперь опера и симфонический концерт для него – праздник. Кстати, добавил он, сын Ии Владимировны тоже увлекается классической музыкой. Что-то о сыночке Ии Владимировны стали упоминать в моём присутствии слишком часто. К чему бы это?.. А Борис продолжал: “Кира, это прекрасно… Это действительно вещь! И вот этот молодой человек, – он указал на проходившего мимо нас интересного молодого мужчину в фирменном костюме с буржуйкой, – он тоже увлекается оперой и коллекционирует пластинки с выступлениями симфонических концертов”.

В который уже раз мир для меня перевернулся. Значит, все фирменные люди и хиппари увлекаются, кроме рок-н-ролла, ещё и симфонией. Современность и вечное переплетаются, дополняя друг друга, каким бы парадоксальным это ни казалось. Я и раньше знала, что интеллигентные люди понимают классику, но в жизни примеров встречать не приходилось. Вместо них видела только закостенелых, старомодных и засушенных интеллигентов, но чтобы такой фирмач, на котором костюм – последний писк моды, болотного цвета из мелкого вельвета – ещё собирал и оперные записи, помимо всяких там западных самых популярных эстрадных исполнителей – такого слышать не приходилось.

Но вот что примечательно – перестал болеть зуб! Не иначе – заговорила… Теперь знаю, что самое верное средство от зубной боли – разговор на увлекательную тему с интересным человеком. Не успел прекратить болеть зуб – заболела голова. Вернее, она, наверно, от зуба заболела.
В самый разгар нашей беседы дверь библиотеки открывается и из неё выплывает Люда, СВТ и Ира. Людмила громко говорит:
– А мы уже тебя ищем, куда же ты пропала?.. Оказывается, мой любимчик ей зубки заговаривает…
Борис засмущался. Ну и Людка – это же надо такое сказать – “любимчик”! Борис озадачен – вроде, недолго здесь беседуем. Он ведь не знает, что до нашей встречи я полчаса у Гали сидела, а мои мымры посчитали, что я провела время только с ним…

До конца рабочего дня остаётся час. Самочувствие по-прежнему неважное, выгляжу тоже не лучшим образом, уже готова звонить маме и отказаться от вечера. Из-за головной боли не могу вспомнить телефон, а записной книжки с собой нет. Хорошо – как встретимся, сразу скажу, что заболела и концерт нужно отложить.
На улице противно – кругом лужи, тает, большая влажность. К назначенному месту иду через пивнушки. От пьяных рож, ругани, головной боли и предстоящего отказа от желанного концерта – от всего этого тошнит. У входа в парк ребята распивают вино. Как можно быстрее прохожу мимо. Но и в самом парке на скамейках сидят кучками мужики и пацаны, и лакают, лакают, лакают. Ужасно! Ведь сама назначила встречу именно в этом месте, забыла, что здесь две пивнушки. Долго ли придётся мне терпеть двусмысленное одиночество в зоне видимости этих забулдыг?

Мама не заставила себя долго ждать. Она сразу вынимает из доверху набитой сумки фирменный пакет и протягивает мне:
– Миша предложил.
– Сколько?
– Три рубля.
– А получше он не мог принести? – говорю я, скептически оглядывая пакет.
– Не знаю, дал этот…
– В нём хорошо только то, что он по цвету подходит к пальто...
Не теряя времени зря, переложила всю косметику из маминой сумочки в свою, утром она была полна книгами, не до косметики. Настроения краситься нет.
– Мама, может, не пойдём, я нехорошо себя чувствую. Да и лицо, посмотри, какое.
Несмотря на самочувствие, сказала она, выгляжу я хорошо и ничего не заметно. Да и потом, билеты бывают редко, и достать их трудно. Вообще, она впервые слышит, чтобы на концерт пускали людей с улицы. Поэтому лучше всё же сходить! Голова не пройдёт и дома, – добавила мама, – на концерте хоть забудешь о ней. В конце концов, уговорила меня, и мы остались на вечер.

Когда неделю назад Миша передавал маме билет, она попросила занять нам места. Погода не способствовала прогулкам, и мы направились в сторону маминого института. У заднего крыльца НИИ ПФ толпилось 10 человек. Входом в концертный зал служила обыкновенная подъездная дверь. Если зал большой, то за какое время все люди смогут войти внутрь? Несмотря на то, что на часах уже без двадцати минут шесть, дверь не открывали. Через 10 минут стало ещё холоднее, и мы отправились прохаживаться к Владимирскому пруду. Заодно я привела себя в порядок – без туши для глаз можно обойтись, а вот поухаживать за ногтями в походной обстановке наверняка получится. Я накрасила их прямо тут же, на улице, в скверике. И там же подмазала губы. На открытом пространстве злой и холодный ветер заморозил нас ещё больше.

Мама принялась ворчать: “Ничего не могут сделать по-человечески. Никогда больше не буду связываться! Всё, сейчас сходишь, так уж и быть, и всё. Я так и знала, что будет нервотрёпка!”. Она заставила опустить уши у шапки и завязала их сзади, боясь, что простужусь ещё больше. Потом потащила меня ко входу, якобы к Лиде, а сама тем временем высматривала Мишу. В таком виде я, естественно, не хотела показываться ни тёте Лиде, ни Мише. Маму всегда шокировали мои эксперименты в области моды, она умоляла одеться по-скромнее, тревожась за мнение сослуживцев. Уступив её требованиям, на этот вечер я оделась скромнее некуда – в старенькое пальтишко и неказистую шапчонку. Только чтобы мама не расстраивалась – я была безумно благодарна за билеты на вечер. Вот именно из-за этой шапчонки я и попала впросак!..

Без десяти шесть мы подошли к заднему крыльцу. По времени это впритык, чтобы зайти, раздеться и занять места. Народа у входа в институтский клуб набралось более чем предостаточно. Я так замёрзла и так закисла, что никакого настроения идти уже нет. Пробравшись с двумя открытками вперёд сквозь толпу (мама с сумками осталась стоять), я увидела сначала Аллу, а потом и её маму. Обрадовалась знакомым лицам, поздоровалась. Мама вскоре подошла ко мне, тоже поздоровалась со своей подругой Лидой и её дочерью. Встала невдалеке.