Камаринский мужик

Ах ты, сукин сын, Камаринский мужик,
Заголил штаны по улице бежит.
Он бежит – бежит попёрдывает,
Да штанишечки подёргивает.


Дед Андрон притопнул ногой, вторая с деревянным протезом вытянута вперёд, сорвал с головы кепчушку, ухарски ударил ей по колену и снова надвинул на самые глаза, выставив вперёд почти козлиную бородёнку. Мужики, собравшиеся послушать очередную байку деда, одобрительно загоготали.

– Ужо ублажили, робятки, меня сённи, вот по саму маковку, – довольно прищурился Андрон, допивая из железной кружки остатки самогона, загодя приготовленного для рассказчика предусмотрительными слушателями.

Внушительно крякнув и занюхав выпивку засаленным рукавом видавшей виды телогрейки, дед заговорил.

– Ота сённи у меня настроение шутливо како-то, ну пошуткую малёхо чичас. Зараз предупреждаю, которы брезгливы, отойдитя подале, кхе-кхе.

Я тады ишо молодой был, весёлай! Шутку хорошу шибко любил, да и чичас не побрезгаю. Робил я шОфером, ездил на газончике за запчастями для нашей МТС в саму Челябу. Шутка дело, почти триста килОметров, машинки слабосильны были, да и дорога то пень, то колдобина. Ехали мы ажно 6 часов в один конец. А зима, за стеклом одна бела круговерть, снежок то пойдёт, то приостановица, муторно.

А со мной ехал в той раз бригадир наш, Митрич, каку-то шибко важну запчасть выбирать. Как сел в машину, так он нос в воротник засунул, и только поклёвыват воротник той, спит, ажно слюни пускат. А был он по зимнему времени в тулупчике и валенках растоптанных самого последнего размеру.

Долго ли коротко ли едём, совсем запуржило, ветёр поднялси, ну пробирамси потихоньку, а Митрич знай носом посвистыват. Совсем я заскучал, хучь бы Митрич не спал, глядишь вяселее ехать было ба.

Вдруг просыпаца он, и говорит: стой, мол, Андрон, айда до ветру, припёрло меня малёхо. Ну остановилси я, машину не глушу, потом и не заведёшь её по морозу-то. Митрич дверкой хлопнул, я тоже возля машины пристроился, по-быстрому дела свои сделал, да и за кузов то заглянул. А он, стервец, прям рядом с колесом уселси, дела свои делат, тужица. Воротник у тулупчика высоко поднят, ничё не видит, весь в деле своём.

Быстро я смикитил, взял лопатку, завсегда у меня с собой была, на всякий случай такой. Зашёл тихоньку сзаду, и, только он дело своё смердяче сделал, подхватил его подарочек, да и закинул подальше на обочину в снег. Забралси в кабину, как ни в чём не бывало, а сам вполглаза поглядываю, што-то будёт чичас.

А эт вить надоть психологию человеческу понимать, потому как любому человеку обязательно захочетси на плоды своих трудов взглянуть. Гляжу, завертилси он, зад то поднимет, то опустит, по сторонам оглядыватси, ну так я ж хорошо яво личинку-то сховал, фик найдёшь.

Зачал он свой тулупчик ошупывать, и так яво крутит и эдак, нету! В штаны заглянул, нетути. Делать нечаво, зачал он одеваца, застёгиваца. Нет-то, нет-то, сел.

Тронулися мы, думаю, пора принимаца за вторую часть марлезонскава балету.
Зачал я носом крутить, типа принюхиваюсь.

Говорю: – Митрич, чёт пахнет, вроде как опахнуло мине, ты каки дела там делал по-маленькому, али по-большому?

Смолчал Митрич, только тоже носом заводил, запринюхивалси.

Ну я не унимаюся.

– Митрич, – говорю, –- чаво молчишь, как рыба кака, глянь, можа наступил ненароком.

Митрич заёрзал, валенки свои поснимал, понюхал, упеть надел, зыркат на меня, а сам молчит, как рыба об лёд.

Ну тута я носом ишо пофыркал, да и бухнул:

– В штаны штоль наложил ненароком, а, Митрич?

Ух, что с им апосля таких моих слов сделалося.

– Станови машину, – кричит, – чичас же станови!

Стали мы, выскочил Митрич, и давай с себя тулупчик рвать, сорвал, на снегу расстелил, весь обшшупал. Настала очередь штанов, да подштанников. Как он зачал их сдирать, да жопу заголил, не выдержал я, заржал, как в бочку бухнул. Хохочу, остановитьси не могу, на сиденьку упал, за животики дяржуся, мало сам не обсикалси.

Гляжу, Митрич на меня башку свою повернул, глазишшы вытарашшил, дошло до него, што без миня тое дело никак не обошлося. Он в дверку, а я в другу сторону выскочил. Зачали мы вокруг машины бегать, Митрич бежит, одной рукой подштанники дёржит, а от самово ажно пар валит со злости. А миня всё на хаха пробиват, бягу, оскальзываюся, на одной ноге-то больно не побегашь.

Вопчем, приехали на базу оба с фингалами. Тока Митрич смурной, а я вясёлай!
Пообешшал я Митричу, што ня буду я таку историю про няво рассказывать. Слово своё дяржал крепко, да таперича што уж, нету яво, второй год как схоронили бригадира. Царствие яму небесное.

Андрон степенно перекрестился, а потом лукаво взглянув на хохочущих слушателей, произнёс:

– Таперича, поди, самому Саваофу рассказыват случАй энтот, смеюца тамака миня поджидаючи.