Искупались

Эта история случилась, когда миновал год моей длительной командировки. Сказывалась особенность местного климата, заключавшего в свои жаркие объятия еще солдат Александра Македонского. Дышать становилось просто нечем.

“Слушай, Олег, поехали на озеро,” сказал Георгий, большой и плотный как медведь советник царандоя. “Вода там замечательная, горная, чистая, холодная!”

Горная дорога считалась относительно безопасной, кроме  одного короткого узкого участка у высоких скал с обрывом, который все старались проскакивать с ветерком. Пару раз из расщелин стреляли, к счастью, обошлось без жертв. Затем обстрелы прекратились, но никто не знал, возобновятся ли они вновь.

Из расположения выехали на бронетранспортере втроём - Георгий, я и спокойный как удав пропитанный машинным маслом солдат срочной службы. Мы с Георгием сели к пулемету в башне, а солдат - за руль.

Настроение было великолепное. Георгий всю дорогу балагурил, не уставая сравнивать окружающую местность с горными пейзажами Грузии, и сравнение оказывалось не в пользу Афганистана.

Ничто не предвещало неприятностей, никакого дурного предчувствия, однако именно на том самом проблемном участке возле удобных для обстрела скал двигатель, как нарочно, заглох, и бронированная махина встала как вкопанная.

“Топливо закончилось!” сказал солдат так, словно сообщил нам внезапную чрезвычайно радостную весть.

“Утечка?” сказал я.

“Да нет! Просто забыл заправить бак.”

Георгия вдруг как будто перекосило.

“Э, слушай, забыл, как забыл, как можно забыть! Что за беспечность, слушай, как так можно, не знаю. В гости к душманам привез, честное слово!”

Солдат небрежно махнул рукой и спокойно закурил "Казбек".

“Да ерунда, что вы так переживаете! Сейчас сбегаю в расположение за соляркой. Двадцать литров нам за глаза хватит!”

Мы с Георгием недоуменно переглянулись и вылезли на броню. Нам открылся великолепный пейзаж!

Справа грозно тянется отвесная стена серых скал. Слева зияет бездонная пропасть. Обрыв такой, что голова кружится! В другой обстановке потрясающий вид вызвал бы восхищение и чувство восторга, однако в нашей ситуации величественность дикой природы воспринималась как скрытая угроза.

Проклятая вражда человека к человеку! Казалось, все вокруг подспудно дышит опасностью и грозит неминуемой гибелью. Среди скал чудились коварные зрачки длинных стволов вражеских старинных английских винтовок.

Солнце клонилось к горной вершине. Скоро стемнеет, а темнеет здесь быстро. Следует как можно быстрее убираться восвояси, однако идти пешком слишком рискованно.

Позади и впереди тянется прекрасная асфальтированная дорога. Если бы не вынужденная остановка, мы сейчас не торчали бы здесь мишенью, а, искупавшись, посвежевшие и довольные стрелой мчались бы обратно.

Странно всё как-то получилось! Вполне возможно, что солдат вовсе не забыл заправить бак, а намеренно привез нас сюда. В таком случае пора появиться тем, кто, как говорится, заказал музыку.

“Ай-яй-яй!” Георгий покачал головой и потянул к себе автомат из люка. “Как нехорошо, как глупо.”

Солдат стрельнул в воздух окурок, взял пустую канистру и быстро пошел по дороге в сторону нашей базы. Вот парень, откуда он такой взялся, даже автомат с собой не прихватил!

Мы с Георгием, не сговариваясь, остановили его, отобрали канистру и, не обращая внимания на его возражения, загнали в бронетранспортер.

“Запомни, если пойдем пешком, то только вместе!”

“Чего ждём тогда? Солнце садится. Пошли!”

“Погоди, остынь, ишь какой шустрый! Когда не надо, слишком быстрый. Ты бы шустрил, когда технику проверял перед выездом!”

Я был полностью солидарен с коллегой. Он невзначай озвучил мои мысли.

Под прикрытием брони мы, сжимая автоматы, напряженно, до рези в глазах долго всматривались в очертания скал, но никаких признаков присутствия противника не обнаружили.

“Товарищи командиры,” все это время нудно ныл из нутра бронетранспортера голос солдата, “пойдемте домой!”

Мы молчали, не желая вступать с ним в бесполезный диалог. Пусть потомится немного, впредь будет наука!

Вдруг из-за поворота со стороны озера вынырнула ярко разукрашенная словно новогодняя ёлка разноцветная фура. Увидев застывший на дороге советский бронетранспортер, водитель-афганец отнюдь не убавил, а напротив заметно прибавил скорость.

“Сейчас мы у духанщика бензин попросим,” решительно сказал Георгий.

Он вышел на дорогу и выразительно махнул дулом автомата, которое оказалось куда более авторитетным, нежели жезл сотрудника дорожной милиции. Дышащий жаром большой автомобиль, тяжко вздохнув, нехотя прижалась к обочине и остановился. Георгий без церемоний, обстановка не позволяла, вытянул из кабины за шиворот испуганного афганского парня и знаками показал, что нам требуется топливо из его бака.

Обаятельный худой водитель сверкнул белозубой улыбкой и, эмоционально размахивая руками, принялся что-то объяснять. Георгию показалось, что парень отказывается, и он приблизил дуло автомата к его лицу, но я отвел ладонью оружие моего товарища в сторону.

“Он говорит, что его бензин не подходит к нашему бронетранспортеру.”

Георгий вновь покачал головой, оставил водителя и повернулся ко мне.

“Слушай, Олег, грузовой автомобиль сможешь повести?”

“Я кроме мотоцикла в юности  ничего никогда не водил.”

“Хорошо, тогда сделаем так. Возьмём бронетранспортер на буксир. Наш солдат с автоматом сядет в кабину фуры рядом с водителем. Мы остаёмся в бронетранспортере. За руль в бронетранспортере сяду я, у меня дома своя машина, водить умею!”

Так и сделали. Прицепили трос, развернулись, и фура с надрывом потащила за собой многотонную массу. Минуту ехали нормально.

Георгий, посмеиваясь, уверенно держал руль.

“Единственное, что мешает, так это узкая смотровая щель!”

“Обзор, конечно, не тот, что в ‘Жигулях’!”

“Ничего, Олег, доедем!”Я везучий. Проверено. В Грузии на ‘Жигуленке’ не по таким дорогам гонял. Эх, милая моя Грузия! Вот закончится наша длительная командировка, приедешь ты ко мне домой, насладишься сладким воздухом моей родины, съешь прозрачный виноград, выпьешь домашнего вина, увидишь наших людей и уезжать не захочешь…”

В этот момент дорога стала забирать влево, фура вписалась в поворот, а бронетранспортер едва не слетел в пропасть.

Я в ужасе схватился за руль.

“Обрыв, не видишь?”

“Вижу! Руль не слушается…”

Руль, в самом деле, словно свинцом налился, отяжелел, а дорога как назло начала петлять. Нас спасло то, что фура, пуская клубы черного дыма, медленно тащила тяжелый бронетранспортер и никак не могла набрать скорость.

Руль закапризничал не на шутку! Георгию становилось всё сложнее и сложнее управляться с ним. Если его все-таки удавалось повернуть, то для того, чтобы возвратить в исходное положение, требовалось еще больше усилий.

Рулевое колесо возвращалось крайне медленно, поэтому наш бронетранспортер катился так, словно его вел захмелевший водитель. Он широко выезжал то влево, то вправо. Георгий едва успевал вписываться в повороты, а они, как нарочно, пошли один за другим.

“Солдат. так твою,” страшно вздувая жилы на шее, весь взмокший от напряжения кричал он, “ты не видишь, что за спиной творится? Э, вот слушай, что за человек!”

Мысли иногда передаются на расстоянии, однако то был не наш случай, а услышать наши крики из-за надсадного рёва двигателя перегруженной фуры солдат не мог. Я высунулся из башни и попытался знаками показать, что необходимо срочно остановиться. Ответной реакции не последовало.

Солдат, как видно, всецело сосредоточился на водителе-афганце и поэтому совершенно не смотрит в боковое зеркало заднего вида. Водитель фуры, конечно, обязан видеть, что творится позади, но, похоже, он крепко испугался наших автоматов и мало, что теперь соображает, или, возможно, решил, что раз мы так едем, значит, нам виднее, а то, что руками машем, так это подгоняем, чтобы ехал быстрее!

Мы понимали, что рано или поздно съедем в пропасть, но поделать ничего не могли, оказавшись в ловушке. Фура продолжала натужно тащить нас вперёд к очередному роковому повороту. Водитель, приноровившись к своему тяжелому бронированному прицепу на тросе, заметно прибавил ход. Похоже, ему крепко надоела возня с нами, или стало поджимать время, а, может быть, он, в самом деле, решил, что я, высунувшись из люка, жестами требовал ехать быстрее.

По всей видимости, все решится в ближайшие секунды. Наш бронетранспортер либо сорвется с края обрыва вниз, либо врежется во встречный автомобиль, если он, на беду, на скорости выскочит из-за поворота.

Я кожей почувствовал, что сейчас случится непоправимое.

“Стой, стой!”

Георгий не слушал, продолжал рулить, однако руль заело наглухо,
и было совершенно непонятно, на что надеялся мой товарищ. Я силой заставил его нажать на тормоз.
Трос натянулся до предела как гигантская гитарная струна и, вырвав крюк заднего бампера афганской фуры, отлетел в сторону.

Наш бронетранспортер замер у самого края отвесного склона, словно раздумывая, стоит ли ему ехать дальше. Фура раздосадованно фыркнула и тоже остановилась.

Мы вылезли на дорогу. Георгий был весь мокрый словно только что искупался прямо в одежде.

“Олег!”

“Георгий!”

“Олег, если бы не ты, я вообще ничего не соображал. Проклятый руль! Кажется, вот-вот, и он сейчас повернется, а он как нарочно не поворачивается.”

Я попытался пошутить.

“Ах, вот как ты на своих ‘Жигулях’ ездишь! Теперь понятно…”

Он придал лицу серьезный вид, однако озорные смешинки в глазах выдавали.

“Послушай, я сделал открытие. Оказывается, боевой бронетранспортер это совсем не ‘Жигули’!”

  - Вот так мы живём, пока кончиком пальца не пощупаем, не успокоимся!”

Посмеялись, и напряжение незаметно ушло, растаяло. Солдат вылез из кабины фуры и прервал наш нервный смех.

“Я не понимаю, товарищи командиры, чего вы так паникуете? Это же очевидно, что без двигателя гидроусилитель руля не работает. Разве вы этого не знаете, хотя бы в теории? Странно, и вот эти люди упрекают меня в забывчивости!”

Он смотрел на нас с искренним недоумением, словно мы только что доказали ему, что не знаем таблицу умножения.

“Э, слушай, отойди лучше,” сказал, отмахнувшись, мой товарищ, и было непонятно, в шутку он говорит или всерьёз, однако в глубине его черных глаз, в самом деле, мелькнули недобрые огоньки. “Я тебя сейчас загрызу. Ты нас сегодня точно угробить решил!”

Солдат невозмутимо пожал худыми плечами, отошел и снова закурил папиросу. Похоже, он действительно не понимал, какой опасности мы все подвергались.

Небольшая передышка вернула способность думать.

“Сделаем так,” сказал я. “Солдат сядет на своё привычное место, я сяду в кабину к афганцу и буду следить, чтобы он ехал медленно и аккуратно, а то они вечно спешат, несутся, сломя голову. Ты, Георгий, располагайся в бронетранспортере и отдыхай. Вижу ты устал крепко!”

“Э, нет, товарищ сар мушавер!” взяв меня за плечи, сказал Георгий. “Афганца на себя возьму я, а вы как старший оставайтесь, пожалуйста, под прикрытием брони, да и солдату с вами будет спокойнее, а то я не сдержусь и гостинцев ему точно навешаю, он сегодня заслужил!”

Солдат услышал, повернулся к нам и изогнулся в бесподобном реверансе.

“Не получится, ‘дедушку’ бить нельзя. Семь дней до приказа!”

Вновь посмеялись, совершенно забыв об опасности. Афганец вылез из кабины и с лучезарной улыбкой терпеливо ждал, когда мы окончим свой разговор, периодически прерываемый громким смехом.

Я показал ему на трос. Он ловко прикрепил его к заднему бамперу фуры. Затем поменялись местами и так доехали без проблем.

Загнав бронетранспортер в расположение, мы подошли к афганскому водителю. Он был рад безумно, что мы его отпускаем, предлагал в подарок свои товары - персидские ковры, японские часы и магнитофоны.

“Бакшиш, бакшиш!” с предельно серьезным видом сказал он, открывая кузов.

Нам стоило больших усилий отговорить его от подарков. Он, наверное, так и не понял, даже по прошествии времени, что в тот злополучный день спас нам жизнь. После этого еще было всякое, однако вернувшись из командировки в Союз, я, завидев мчащиеся по дорогам фуры с высокими весело разукрашенными бортами, всякий раз вспоминал этот случай и неизменно мысленно благодарил симпатичного, дружелюбного, бесхитростного афганского парня.