Готический роман. Ч. Р. Метьюрин

Рецензия на роман Чарлза Роберта Метьюрина "Мельмот Скиталец"

Чарлз Метьюрин, классик мистического направления литературы. Родился 25 сентября 1780 (Ирландия, г. Дублин); покинул мир 30 октября 1824. Священник, писатель.
      
Обзор стилистики на примере отдельных глав

Классику готического романа признают, прежде всего, по стилистике, которая полностью была сформирована в 19 веке, а структура жанра стала брендовой к следующему веку, породив множество поджанров. Поэтому изучение мистической составляющей готического романа важно и для фантастов, и для авторов фэнтези.

Классический приём: заброшенный дворец бытия, который рассыпается вместе с заключённой в нём душой скряги. Эффект усилен и тем, что скупой затворник особенно крепко привязывается к своему имуществу. (В дальнейшем, различные главы романа обращаются к философии того, или иного порока).

Поместье, в которое ступил герой Джон не кажется обетованным: дорога к жилищу дяди напоминала круги Чистилища: каждый уровень ограды казался всё более разрушенным и, конечно же, с голодным цербером, охраняющим резкие контуры поместья.

Интересное отступление: лично я в новом стиле могу просто менять типичную для готического жанра стилистику на фееричную психологию — жанровая структура от этого не только не страдает, но даже может развиваться.

Однако, в длинных классических романах стилистика задаётся психологически цельной, и даже структура глав ещё не повторяла целостной пульсации общего стиля, словно голографические хроники современной литературы.

И тем не менее, первая же глава раскрывает целую жизненную драму, семьи героя Джона и поместья, в которое он попал. Это предыстория.
    
Образы героев из первой главы:
 — Герой Джон, бедный студент, чья ответственная жизнь истощена ресурсами, в прямом и переносном смысле.
  — Дядя Мелмот, воистину нищий духом скряга, умирающий от паранойи.
  — Ведьма суеверий, Бидди, греющая руки на запугивании легковерных людей, больных и при смерти.
Похоже, оживлёнными были только нищие прихлебатели, тихо пировавшие в закромах умирающего. От обывателей поместья веет болезненным опустошением, словно их тайным духом является сам Вельзевул, гложущий душу заживо — скупость, зависть, заунывный пессимизм...

И так, с первой же главы герой Джон приблизился к "первым вратам невозврата". Едва ли он переступает их осознанно в этом романе – они сами распахиваются перед юным наследником поместья. Жанровая структура романа ценна психологически прожитыми, атмосферными образами. Ранняя готика того времени обычно только играет с границами потустороннего — ей ещё развиваться век, прежде, чем читатель сможет вникнуть в психологически продуманный мистический сюжет с широкой стилистической палитрой. Но это творение опережает своё время впечатляющей живой психологией, которую можно было только прочувствовать, а не изучать, как в наши дни, «Словно создала этот шедевр не рука человека, а сама душа» (цитата из романа).
    
Философия творения

Герой из рода Мельмотов разбирает мемуары предшественника. Это философская база.
 
Судя по найденным хроникам, бессмертный антигерой приходит забрать души грешников. Первым он устраняет знатного фанатика, сотрудничавшего с инквизицией. Суть порока такова: если патриот идеи постигает и преумножает её, то фанатизм основан на зависти к чужому выбору. Легко увидеть разницу: антипатриот судит то, чего не понимает, самоутверждается только от обратного, и только от обратного строит индуктивные догадки о собственном выборе.

В третьей главе Чарльз Роберт Метьюрин описывает один из ключевых признаков слабоумия (приобретённой патологии). Расщепление личности вело персонажей к сопоставлению добра и зла, подмене практики цикличной теорией. Неспособность сделать выбор – вот, что приводит к шизофрении. Очень грамотную клиническую картину раскрывает классик позапрошлого века! 

И так, погоня за сверхъестественным привела героя-летописца в жёлтый дом. Вот примеры из его наблюдений, днём безумный священник-протестант ругал грешников, а ночью – святых. Хотя, разница в этом и небольшая, если сам подход основан на дискриминации – по сути, шизофреник оставался собой.

Другой мыслитель, страдающий от патологических предрассудков, предложил идею по обращению турок в католическую веру: пригрозить удушением одному и заставить применить тот же метод к другим по эффекту бабочки. Прогрессия сводилась к тому, чтобы турецкий монарх вышел на крылечко и неожиданно повсеместно услышал песнопения папистов. Теория прокололась в том, что турки не учат латынь, на беду.
Что мы видим: подмена практики предрассудками, смешаны конструктивные и деструктивные методы, добро и зло тоже неразличимо в логике самого субъекта (были ли у него ценностные убеждения, помимо методологии?)

Самое интересное, что я подметил в главе: за обезумевшими больными следил персонал со врождённой патологией. Например, надзиратель, в силу своей «адекватности» от природы не воспринимал высоких чувств, как совесть, доверие, или просто здравый мотив. Нет, он различал только базовые эмоции: трусость, злобу, а более высоким чувствам противостоял в окружающих. Т.е. любое осознанное убеждение объекта уже подсказывало о «неадекватности» (вероятней всего, субъекта).

В результате пребывания в клинике, летописец даже начал видеть дьявола. Главный антигерой, пришёл искушать его, и предложил примерно следующее: «Оставь неблагоприятную среду – здесь ты и сам лишишься рассудка от бездействия. Тебе нужно вернуться в сферу деяний».  Летописец, как положено, ответствовал искусителю: «Изыди, дьявол, мне и здесь хорошо!»
    
Психологическая структура жанра

Особенно меня интересует психологическая структура жанра, лежащая в основе искусства. Если в современной, Ноосферной готике можно выделить три ментальных этапа, разделённых двумя гранями бессознательного, то мистика 19 века всегда предполагала единую границу сверхъестественного, но зато насколько глубоко и атмосферно!

Суровая стихия тоже выстраивает каскады хмурого стилистического мышления, переплетаясь с характером событий. Так, в четвёртой главе буря полностью меняет настроение повествования, выдавая присутствие сверхъестественного антигероя. Врата непостижимого для сознания явления разворачивают всеобъемлющую его близость, умноженную неведением. Это один из наиболее масштабных, эпический приём классика. Ответом на изыскания главного героя Джона становятся смерти моряков от бушующей стихии. И характер сюжета из оцепеняюще атмосферного созерцания становится приключенческим, меняя судьбы героев, вскрывая воспоминания и стирая границы ужаса.

Подумать только, ведь это уже далеко не тёмная романтика, появившаяся в Мире за какие-то полвека. Чарлз Роберт Метьюрин (1780—1824) проработал жанр будущего: чувственно, философски грамотно и эпически зловеще! Это не просто элементы мистики: структура готического романа существовала уже с начала того века.
На классический роман Чарлза Роберта ссылается даже сам Говард Лавкрафт в своём творчестве. Прочтите, не пожалеете.
    
Заключение

В таком виде жанр просуществует ещё век. Психология готического романа неизменно будет обыгрывать тонкую стезю у обрыва над бездной потустороннего мира. А историческая реалистичность старых романов только усиливает интригу читателя, вызывая пугающие ассоциации с настоящим, жизненным опытом.

А в 20 веке бесценный дар Музы Мельпомены преобразит весь литературный мир мистической стилистикой и породит множество новых поджанров: мистических, магических и, конечно же фантастических. Только не нужно считать готику субкультурой: классический жанр литературы существует уже два с половиной века.