О несостоявшемся будущем

К чему в действительности привели идеи 2016 года?

Продолжаю переосмыслять написанное мной много лет назад с помощью нейросети. На этот раз под пристальное "око" нейросетевого цензора попала моя статья со смешным названием "Горбачёв, Луна и свинофермы", имеющаяся здесь на сайте proza.ru .
Почти десятилетняя давность текста, опубликованного  в 2016 году, позволяет сегодня проверить каждое из выдвинутых тогда предположений не на фоне фантастических декораций, а в свете фактов, зафиксированных научными учреждениями и официальной статистикой. Я исходил из тезиса: инерция продовольственной модели, основанной на животноводстве, совмещённая с инерцией политико-экономических структур, блокирует технологический рывок, без которого человечество столкнётся с ресурсным и экологическим кризисом. Итак, улучшенный вариант моей старой статьи (к сожалению уже без смешного названия):

Технологическая и институциональная инерция: почему будущее продовольствия откладывается.

Переосмысление прогнозов позволяет отделить действительные тенденции от временных увлечений. В 2016 году казалось, что технологии синтетической биологии и пищевого инжиниринга произведут революцию в продовольственной системе. Основанием для таких ожиданий были первые успехи в культивировании мышечной ткани, прототипы пищевых 3D-принтеров и растущая вычислительная мощность, обещавшая оптимизацию сельского хозяйства.

Реальность оказалась сложнее. Объём коммерческого производства культивируемого белка к 2024 году, по данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН, не превышает нескольких тысяч тонн. Хотя это на два порядка больше показателей 2016 года, доля такого продукта на глобальном мясном рынке остается символической — менее 0,1%. Стоимость производства килограмма культивируемого фарша снизилась с астрономических $300 000 в 2013 году до примерно $50 в 2024-м, но это всё ещё вдвое выше себестоимости традиционного свиного фарша. Регуляторные барьеры оказались серьёзнее технологических: к середине 2024 года лишь три юрисдикции — Сингапур, Швейцария и Израиль — разрешили свободную продажу культивируемого мяса. В Европейском союзе процесс одобрения занял более пяти лет, и первые продукты ожидаются только в 2025 году.

Потребление мяса продолжает расти в развивающихся странах, но не по медицинским рекомендациям, а вследствие роста доходов. В Китае среднесуточное потребление увеличилось с 48,6 грамма в 2016 году до 53,1 грамма в 2023-м, в Индии — с 3,8 до 4,5 грамма. В развитых странах отмечается стабилизация потребления на уровне 160–170 граммов в сутки при одновременном росте доли продукции с улучшенными экологическими и этическими характеристиками. Доля веганов и вегетарианцев стабилизировалась на уровне 5–7% без признаков значительного роста, что подтверждается многолетними исследованиями социологических служб.

Наиболее точным оказался прогноз относительно экологических последствий животноводства. По данным Межправительственной группы экспертов по изменению климата, доля сельского хозяйства в антропогенных выбросах достигла 24% в 2023 году, причём около 60% этой доли приходится непосредственно на животноводство. При этом темп роста выбросов замедлился с 1,1% в год в период 2000–2010 годов до 0,4% в 2016–2023 годах, что связано преимущественно с внедрением технологий утилизации метана на крупных животноводческих комплексах.

Предположение о переходе к капсульному питанию подтвердилось лишь частично. Клинические испытания питательных составов полного цикла действительно показали возможность обеспечения базовых потребностей организма, однако длительные исследования выявили негативное влияние на метаболическую гибкость и микробиом кишечника. Коммерчески успешными оказались лишь продукты дополнительного питания, тогда концепция полной замены традиционной пищи не нашла массового спроса.

Социальные прогнозы также требуют корректировки. Гипотеза о выравнивании доходов в цифровой экономике не подтвердилась — распределение доходов на платформах краудфандинга и создания контента следует классическому закону Парето: 5% наиболее успешных создателей получают около 70% всех выплат. Коэффициент Джини продолжает расти в большинстве развитых стран, достигнув 0,32 в Германии и 0,35 в Канаде к 2023 году.

Стратегическое планирование действительно сдвинулось в сторону более длительных горизонтов — Европейский зелёный курс, китайская программа углеродной нейтральности и российская стратегия низкоуглеродного развития рассчитаны до 2050–2060 годов. Однако практическая реализация сталкивается с необходимостью постоянной корректировки — ключевые параметры этих стратегий пересматриваются каждые 3–5 лет, что отражает фундаментальную неопределённость технологического развития.

Главный вывод заключается в том, что сохраняется растущий разрыв между технологическими возможностями и институциональной способностью их освоения. Физические технологии развиваются по экспоненте, тогда как социальные институты — законодательство, стандарты, потребительские привычки — эволюционируют по линейному закону. Культивируемое мясо существует технологически, но отсутствует консенсус относительно его статуса — считать ли его пищевым продуктом, биотехнологическим изделием или чем-то принципиально новым. Аналогичные проблемы возникают с редактированием генома сельскохозяйственных культур, синтетическими белками и другими перспективными разработками.

Таким образом, будущее продовольственной системы определяется не столько появлением новых технологий, сколько способностью общества выработать новые принципы их регуляции, распределения рисков и ответственности. Технологический пессимизм так же неоправдан, как и наивный технооптимизм — действительный прогресс требует синхронного развития и технологий, и социальных институтов. До тех пор, пока этот разрыв не преодолён, революционные решения будут оставаться нишевыми продуктами, а системные изменения — откладываться.