Солнце встает с востока. 117. Вернулся Тюлин

Вернулся Тюлин.

Туренин помнил о нем, что тот ему должен, в том смысле, что обязан вернуть долг Паромонова и всей больницы. Он не говорил об этом и даже так не думал, и все же предполагал, что так и должно быть, что так и будет, что тот в самых что ни на есть кудрявых выражениях встретит Нину Николаевну и все ей расскажет. Почему ее? Потому что он за себя в этом деле не отвечает: смелость его суждений, неуклюжие формулировки, прямота, граничащая с грубостью, и собственно грубость в выражениях, как ему казалось, могли бы того спугнуть. Тогда разговор не получится. Так что, будет разговаривать Нина Николаевна, а он будет рядом, как грозное напоминание о неотвратимости наказания.

Его бесцеремонность, самонадеянность Нина Николаевна объясняла отсутствием воспитания. Но тут еще давал о себе знать испорченный характер. Туренин вообще-то был неплохим человеком, но иногда его, что называется, заносило. Тогда он был невыносимым. Он мог наговорить кучу глупостей и прочее и прочее.

Хотя разве он был неправ, ставя Тюлина в один ряд с Атамасем и Паромоновым?

Здесь, отметая все обвинения Нины Николаевны в том, что он невоспитанный, и что самое обидное - «село», он мог бы привести тысячу причин, оправдывающих его поведение («С такими только и надо себя так вести»), они, по его мнению, не те, за кого себя выдают, не совсем врачи. Во-первых, они у бедных больных вымогают деньги. Во-вторых, примитивны до невозможности: книжек не читают. И если есть в них что-то духовное, то оно не душа, а лживая и грязная душенка бакалейщика («грязная» не буквально, а в том значении, что бесчестная, аморальная, развратная).

Тот стоял в беседке, часть которой была вынесена над каналом, с круглым столиком и стульями, куда Иван носил лимонад и сидр, облокотившись на перила, и, казалось, смотрел на черный берег.
 
Слева выше на открытой площадке, уже над самой водой, молодая женщина ловила на рыбу.Девочка, держа на поводке крутящуюся рыжую собачку с острой мордой и короткими стоячими ушами, следила за поплавком:"Смотри, сейчас. Ну, мама, ты прозевала". "Ничего я не прозевала. Это он качнулся на волне", - был ответ. "Нет, прозевала. Да, не крутись же ты", - и так далее.

Дальше, еще выше над специально для весельной лодки вырытой бухточкой, в этот раз без лодки,  где из стоячей воды, выстрелив кверху длинными лентовидными листьями, торчал стебель рогоза с бархатистым коричневым початком на верхушке, где наполовину погруженные в желто зеленую жижу в окружении яйцевидно-овальных по форме листьев  плавали желтые кубышки, была сооружена металлическая конструкция с двускатным навесом. Там был длинный стол и лавки.  Она, эта конструкция или, если хотите, беседка в своих пределах доходила до забора Сергея, который, в свою очередь, уходил в воду, как бы огораживая не только землю, но и его часть канала, хотя бы ту воду, которая накрыла залитый бетоном берег.

Чуть в стороне от берега, сразу же за тропинкой, которая вела к первой беседке, в белом кресле сидел Вова.

Туренин вышел с веранды к Тюлину, уже на ходу соображая, что скажет, какой будет его первая фраза. Он мог бы сказать: «Ну, как там Паромонов?». (Задав такой вопрос, он, конечно же, увел бы Тюлина от настоящего разговора. На что он мог бы тогда рассчитывать, так это на некоторые объяснения, не более того.)

Его предупредил Иван. «Я з ним побалакав. Він жде тебе», - сказал он. Туренин видел, как тот повернул голову и посмотрел в их сторону, с некоторой настороженностью.

«Сейчас», - кинул он и пошел за Ниной Николаевной.

Пока там же в беседке Нина Николаевна говорила с Тюлиным, Туренин стоял недалеко от них и не близко, но так так, что слышал часть их разговора. Тот говорил, что операция несложная: один разрез и простой шов.

Чтоб не казаться нескромным (бестактным), таким, который подслушивает чужие разговоры, он как бы между прочим спросил Вову, купался ли тот и как вода.

-Вода тепла.

Ответ тому дался трудно.

«Ах, он после инсульта, и поэтому плохо говорит и, может, даже плохо соображает».

Но чтоб поддержать разговор, продолжил: «Вы из одного села с Иваном».

-Так, - ответил тот, кивнув.

-Домонтово?

-Ні, Мелесівки.

-Да, Мелесивки. Опять все перепутал. Это у кореянки поле в Домонтово. Мелесивки. Мелесивки. Мы с братом на велосипеде ездили туда на рыбалку. Я на раме. Как давно это было!

Он видел, как Нина Николаевна о чем-то говорила Тюлину, и даже догадывался, о чем: она должна была сказать, что звонила к Атамасю, что он советовал обратиться ей к Морозову, и как он (Тюлин) считает – это хороший хирург, тот уже старый, а врач из поликлиники очень молодой, и вот перед ней дилемма: к кому обратиться – а, может, Тюлин сделает операцию.

Именно после этой тирады до слуха Туренина донеслось слова об одном разрезе и простом шве. И тут Туренин понял, что тот отказывается делать операцию. «Ладно, - решил он. –Пойду искупаюсь».