О сорокоусте

                Сегодня мы поговорим об одной из треб (частном богослужении) весьма популярной в церковном быту. Вряд ли найдется хотя бы один верующий не заказывавший сорокоуст хотя бы раз в жизни. В общепринятом понимании, это особое молитвенное поминовение, совершаемое в течение 40 литургий. Во время него священник на проскомидии вынимает частицу из просфоры с произнесением имени человека, а в конце службы погружает ее с молитвой в Чашу. Сорокоуст, как принято считать, совершается за живых и усопших, является службой особого поминовения православного, имя которого поминается на просфоре. Честно говоря, и я так думал до недавнего времени, но потом узнал, что сильно ошибался. Парадокс заключается в том, что совершенно неизвестно, когда сорокоуст появился в Русской Церкви, потому что в Греческой его просто нет, а Православие, как известно, мы приняли из Византии. Первую попытку пролить свет на это чисто русское явление предпринял ординарный академик Императорской академии наук, автор ряда фундаментальных исследований по истории Русской Церкви Е.Е. Голубинский (1834-1912). Он не без оснований считается сторонником позитивизма, то есть философского учения XIX в., выработанного на основе идей Э. Канта, о преобладании рационального познания над духовным, в котором вера уступает место разуму.
                Нужно заметить, что, известный нам современник Голубинского профессор  С.И. Смирнов, весьма скептически относился и к его научным трудам, как церковного историка и к его позитивизму. Так вот, ординарный академик считал, что: «В древней Руси в больших городах приходы делились на так называемые "сороки" – наши благочиннические округа. В каждом таком сороке было сорок церквей, считая все придельные, которые все имели свои особые причты, "придельных попов". В таком сороке сразу в один день можно было совершить весь сорокоуст, все сорок литургий, отслужив их во всех церквах данного сорока». По его замечанию "сорокоуст собственно значит служба в сорока церквах в день поминовения". Правда никаких доказательств этому Голубинский не приводит. Вывод, более чем сомнительный, поскольку выходит, что если в благочинии не 40, а 39 церквей, пусть и предельных (каждый предел считается как одна церковь), то сорокоуст в одном благочинии уже невозможен.
                К тому же нет никаких исторических сведений о том, что вся древняя Русская Церковь была поделена на благочиния исключительно с сорока церквями. Это, скорее, предположение академика, а не исторический факт. Согласно Голубинскому, для сорокоуста следовало подать записки на поминовение в сорока храмах. Я пытаюсь представить такое в наши дни и моей фантазии явно не хватает. Сегодня эта служба заказывается в одной церкви и далеко не факт, что она совершается именно на сорока литургиях. Чаще всего дело ограничивается вычитыванием имен алтарником, пока священник занят проскомидией. Иначе говоря,  мало в каком приходе на сорокоусте вынимается частичка из просфоры.  А если храм большой или кафедральный, или монастырский, то о сорокоусте на проскомидии  можно забыть. Там просто нет времени для этого.  С местом сорокоуста мы разобрались, а вот как быть с его назначением? И тут открываются весьма интересные факты русской церковной истории.
                Разбирая наследие белого попа Кирика (XII в.) и его «Вопрошаний», профессор МДА Смирнов приходит к интересному выводу. Кирик, допускавший замену епитимии заказными литургиями, руководствовался сведениями из истории Восточной церкви V-VII вв. В обычаях того времени было совершать поминальные службы на третий, седьмой и сороковой день по преставлении. Третий и седьмой день я разбирать не буду, а скажу лишь о сороковом, поскольку именно с ним связано историческое название «сорокоуст». В этот день определяется судьба души вплоть до Страшного Суда: спасение или осуждение. Поэтому служба сорокового дня считалась особенно важной для участи почившего.   
                Таким образом, онтологически,  сорокоуст связан не с количеством церквей в русском благочинии, а с поминовением души усопшего. Это важно запомнить. Однако и тут лукавый извратил благое во злое. Некоторые «благочестивые» не от ума христиане, особенно из состоятельных, решили, что к смерти лучше подготовиться заранее, то есть при жизни, и стали заказывать заупокойные службы третьего, седьмого и сорокового дней в сорока церквях, будучи еще в здравом уме и памяти, а зачастую и в полном здравии. Так возникло «православное язычество» в древней Восточной Церкви. Против сего безумия вооружился сначала Карфагенский Собор (393-419), а затем и наша Кормчая (Пидалион). Вот, что мы узнаем из исследований уважаемого профессора. Оно весьма поучительно: «В примечании к 120 канону Карфагенского собора (130 по нашей кормчей) в Пидалионе  (изд. 1841 г., стр. 314) сделано разъяснение в таком смысле, что слова канона очень удобно подходят к тем богохульным и неразумным людям, которые, будучи живы, устраивают поминовение себя как мертвых. О сорокоусте по живых есть рассказ в Житии преп. Феодосия Киновиарха (ум.529), которое составлено его учеником Феодором, епископом Петры Аравийской (536 г.). Желая внушить ученикам своим непрестанное памятование о смерти, преп. Феодосий велел вырыть могилу. Когда она была готова, подвижник сказал ученикам: "вот могла, кто из вас желает обновить ее?". Такое желание и высказал пресвитер Василий, первенствовавший среди учеников Феодосия: "благослови меня, отче, и я буду обновителем могилы". Преподобный, подав ему через благословение просимое, приказал, как это обычно при кончине отцов, духовно справлять по нем третий день, и седьмой, и сороковой. По окончании 40 дней Василий безболезненно скончался. (Житие преп. Феодосия Киновиарха в пер. Помяловского, Палестинский Патерик, 8 в., 16-17)».
                Сорокоуст по живым, неизвестно с какого времени, прочно вошел в быт древней Русской Церкви, а затем успешно обосновался и в нашей. Причина сего невежества заключается в том, что: «поддержали его "чревоугодники попы", "невежды", "сребролюбцы", то есть духовники, доля которых сорокоусты были доходной статьей», – продолжает С.И. Смирнов. В одном из древнейших памятников церковной письменности, приведенных русским канонистом, литургистом и церковным историком, А.И. Алмазовым (1859-1920) говорится: «ни послушайте таковых невежъ попов повелениа [сорокоуст по живым] …таковии повелевают чревоядцы, и пияницы, и сребролюбцы, закону Божию противцы и аще бы Богу угождали, то сего бы не велели творити окаяннаго лукаваго поминания». В подтверждение, он  приводит слова из покаянной молитвы древнерусского священника: «согреших, господине отче, емля задушие за живых и за мертвых».
                Изучая это чуждое Церкви явление, С.И. Смирнов замечает, что: «Собираясь в лучший мир, человек при жизни старается покончить всякие счеты с землей и обеспечить себе вечную память. Он заказывает сорокоуст, записывается в синодик за упокой и требует немедленно поминать себя, править третий, девятый и сороковой день». Примечательна реакция на это со стороны святителя Нифонта, к которому Кирик обратился со вопросом о сорокоусте по живым еще в 1136 году. Будучи опытным пастырем, понимавшим, что сие не исправить в русском человеке, владыка Нифонт старается обратить невежество во благо, и, он, как пишет С. Смирнов,  отвечает Кирику в том смысле, что нельзя отказать человеку приносить сорокоуст при жизни ради "спасения хотяче души своей", но при этом святитель делает важное уточнение. Принимая сорокоуст, духовник должен поучать верующего словами: «брат, если бы ты не грешил! Смотри, мертвец не грешит!». Другими словами, принимая сорокоуст за живых, поп должен наставлять человека о часе смертном и предостерегать, чтобы он сторонился греха как покойник, который грешить не может.
                Другими словами, и сорокоусте о живых присутствует напоминание о смерти как тризне сорокового дня. Если так подходить  к сорокоусту, то становится понятно, что подавать сорокоуст о здравии можно только лично, уподобляя себя мертвому, который грешить не может. Но если кто-то заказывает поминовение за другого, то он, против воли последнего, записывает бедолагу в  покойники, о чем несчастный может и не догадываться. По нему поется сорокоуст, как о покойнике, а он пьет, развратничает и о смерти вовсе  не помышляет. В результате суду подлежат оба: заказавший требу и тот, о спасении души которого молится Церковь. Причем, неважно, что священник на сорокоусте вынимает частичку за живого, поскольку ключевое слово «сорок», то есть поминовение усопшего на сороковой день, а значит по живому совершается заупокойная служба. Тут и с семантической, и с этимологической точек зрения возникает несуразица. Сороковой день тризны понятен – душа предстоит на суде Христовом, с трепетом ожидая своей участи, и за нее молится Церковь. А какой трепет у живого, который может и не знать о сорокоусте по себе? И потом: почему о здравии нужно петь сорок литургий, а не 39 или 41? И с какого момента эти дни исчислять? С момента подачи записки? А после сорока служб, что будет?  А если в течении сорокоуста о здравии раб Божий преставиться, тогда что? В одной Церкви будут молиться о здравии, а в другой отпевать покойника? Кстати, именно поэтому, до совсем недавнего времени, записки о здравии на длительный срок в Греческой церкви не принимали. Но, мы, русские, как всегда, идем своим путем! В общем, вопросы есть, а ответов нету.
                Печально известный своей безграмотностью портал «Азбука веры» пытается оправдать сорокоуст о живых следующим: «Число сорок – знаменательное, часто встречающееся в Священном Писании. Иудейский народ скитался в пустыне сорок лет, пророк Моисей постился сорок дней, Спаситель после Своего Крещения провел в пустыне сорок дней, а после Своего Воскресения в продолжение сорока дней учил апостолов тайнам Царства Божьего». Что, примечательно этот портал чуть ниже в объяснении сорокоуста тиражирует заблуждение Голубинского о сорока церквях. Ну, начнем комментарии с богословского невежества авторов сего определения.
                Никакого «иудейского народа» в пустыне с Моисеем и в помине не было, а был только Израиль. Иудейский народ появился вместе с Иудеей только после смерти Соломона, сына Давида лет через 500 после исхода из Египта. Это, во-первых, а во-вторых, надо обладать бурной фантазией, чтобы пост, как время скорби и ограничений, увязывать с молением о здравии ближнего, то есть с пожеланием ему благоденствия; а ограничения в пище и плотских потребностях считать молитвой о здравии? Все эти нелепицы, рождены из-за желания хоть как-то объяснить, почему за ближнего в сорокоусте нужно молиться сорок дней, и не больше, и не меньше. В результате, то, что вполне прилично и соответствует скорби о покойном (вспомним постный стол на поминках или траурное облачение священства в Великий пост) приспосабливается для здравницы о живых.
                Действительно, Писание свидетельствует, что Христос учил апостолов сорок дней после Своего Воскрешения, то есть после победы над смертью. Моисей постился сорок дней и ночей на горе Синай, прежде чем принять от Бога Десять заповедей, как повествует книга Исход (34:28); и пророк Илия сорок дней и сорок ночей постился на пути до горы Хорив (3 Цар.19:8-12). Но это все были ограничения ради покаяния и встречи с Богом. Кто в здравом уме может сказать, что тоже самое приемлемо и для сорокадневной молитвы о здравии и благоденствии?  Я далек от мысли, что, прочитав эту статью, отцы-настоятели перестанут принимать сорокоуст о здравии, поскольку приходской бюджет этого «не поймет», но, по крайне мере, знать, в чем его суть должен каждый клирик и мирянин. Все, вышеизложенное, естественно касается и годового поминовения.
                В заключении необходимо сказать следующее. Церковные службы призваны сохранить неразрывную связь между Церковью Небесной и земной, между миром горним и дольним. Каждое таинство и богослужение способствует живым прийти к Богу, а усопшим облегчает загробную участь или возносит им хвалу, моля о предстательстве перед Христом. Подавая записки о здравии, мы проявляем любовь к ближнему, а за упокой – молим о спасении душ ушедших в мир иной. Без участия в церковных таинствах и обрядах невозможно спасение души. Однако оно должно быть разумным, с пониманием смысла происходящего, поскольку в противном случае церковная жизнь превращается в идолослужение или язычество. Если верующий хочет проявить заботу о ближнем, то помимо сорокоуста есть и другие возможности, которые открываются в Таинствах Церкви. Самые главные из них – записки на проскомидию или заказные молебны о здравии. Они с лихвой заменят и сорокоуст, и годовое поминовение. Ну, а если кто-то решил взять на себя подвиг великой схимы и уподобиться мертвому, то сорокоуст по себе будет ему в том подмогой. Но лучше к такому методу не прибегать, иначе прелесть, а то и скоропостижная смерть, как ученику преподобного Феодосия, гарантированы.