Перебор

«Ходу! Ходу давай! К берегу отжимай. Эх, растяпа!…» — кричали мне с бровки.

Слушая вполуха дельные рекомендации, я что было сил налегал на весла-лопатки. Но отвязавшаяся от корзины подсадная улепетывала все быстрее и петляла по озеру, словно гонный заяц. Позже выяснилось, что доносившиеся с берега советы принадлежали моей младшей собачке, а вовсе не другу Юре, который для этого был слишком хорошо воспитан.

Если кому-то доводилось ловить на воде почуявшую волю кряковую утку, то ему, вероятно, хорошо известно, что затея сия — удел неисправимых фантазеров либо орнитологов-двоечников. Маня в насмешку над моими усилиями изредка подпускала лодку на расстояние чуть больше длины сачка.

— Она скоро устанет, — донесся голос из группы поддержки. — Наддай!

Совсем некстати вспомнилось, как мечтал поработать веслами спустя сорок лет охоты с аппортирующими легавыми и ощутить себя вновь молодым и здоровым. Вот и сбылось. Недаром говорят — бойся своих желаний. Ветер и разнонаправленные течения мотали крохотное надувное плавсредство из стороны в сторону, сбивая утку с толку относительно моих намерений. В такие минуты Маня косила одним глазом на преследователя, другим мониторила очертания водоема на предмет схрона.

«Ежели вылезет на противоположный берег, ее не взять, — соображал я на ходу. — Там и доходяга кулик едва на кочке удержится. Топь…»

Похоже, Маня была того же мнения. Она дважды выбиралась в предательские камыши, но, к счастью, возвращалась на воду. То ли утку что-то спугивало, то ли из вредности решалась продлить мои мучения.

Погоня близилась к завершению. В том смысле, что я окончательно выбился из сил и тащился за подсадной на голом характере.

Неожиданно Маня неловко притормозила и появилась надежда, что птица-таки зацепилась веревкой со злополучным карабином за какой-нибудь хлам на дне болота. Начался второй акт пьесы «К одиннадцати туз».

Поясню. В тот вечер я «стукнул» 22-го за сезон селезня. Собачка принесла трофей, едва не наступив на подсадную. Маня психанула и вырвалась на свободу со шнуром в придачу.

Воспользовавшись утиным замешательством, я подплыл поближе и попытался накрыть беглянку сачком. Однако хитрая бестия вовремя нырнула. И так повторялось раза три или четыре подряд.

Наконец, Мане надоело изображать аквалангиста, и она вернулась к проверенному способу спасения, то бишь - вплавь. Вышло не очень-то. Примерно, как у Репинских «Бурлаков на Волге». Тут удача мне и улыбнулась. Помогли рыбацкие навыки. Подсачек, рассчитанный на тарелку карасей, принял Маню, как родную. Вслед за уткой из воды показалась огромная коряга, коей можно топить печь ночь напролет.

Обратный путь — по части снобизма — превосходил знаменитый проход кинодив по красной дорожке Каннского фестиваля.

Причалив, я передал корзинку с уловом приятелю, с достоинством воспользовался протянутой рукой и с облегчением почувствовал под ногами спасительную твердь — плавать-то до сих пор не умею.