Мы живем задним числом. Комментарии к фрагменту То

«Мы живем задним числом». Философский комментарий к фрагменту Толстого

Запись от 25 апреля 1906 года. Лев Толстой пишет:


«Мы живем задним числом. Это значит то, что все, что нам кажется, что должно совершиться (и все, что нам кажется, что уже совершилось), все это не было, не будет, а есть. Мы только переживаем то, что есть, как видим свет звезды, только теперь доходящий до нас. Наше проявление во времени и сознание жизни дано нам затем (если рассуждать, как обыкновенно, о Боге), чтобы мы могли пользоваться благом. Весь мир (Бог) есть, и все существа в Нем сознают жизнь, радуются жизни, благодаря иллюзии времени». 


Комментарий от 29 сентября 2025:


Мы живем задним числом. Бог умер, а мы живем в его доме, думая, что хозяин вот-вот придет, а то и вовсе наблюдает за нами из потайной комнаты, во всяком случае смотрит глазами своего портрета (читай: иконы). Ведь если что-то есть, значит его нет. А если нам что-то кажется, значит оно есть. А сознание, данное нам, обманчиво, а если оно обманывает, это и есть благо. Не так ли?


Комментарий от 01 октября 2025

Но как можно верить в то, чего нет, что нам предоставляется сознанием, измятым и теряющимся в глубине детства. Сознание-то мое, это оболочка моего "я", эго. А раз так, то Бог Толстого проистекает из самости, а не из другости.

В другом месте Толстой сетует на то, что в разговоре с посетителем не сдержался, забыл о главном, о Боге, о том, что следовало смирять себя. Это запоздалое понимание и позднее раскаяние Толстой называет задним или лестничным умом. И таким образом он поступает согласно своему же вероучению: Бог Толстого проистекает из самости, а в другом человеке Толстой Христа и не заметил, и рассердился на него, полагая, что человек недопонимает чего-то. Это не мы живём задним числом, а он, Толстой и его непомерно раздутая самость.


Комментарий от 06.10.2025

Мы живём задним числом. Что это значит? Что событие и наше понимание во времени не совпадают друг с другом. Предчувствие теории относительности от русского гуманиста и гуманитария. Сознание катастрофически всегда отстаёт от события, а философ Владимир Бибихин сказал бы, от бытия. В западной школе мысли поставили на сознание и мысль утвердили как априори существующую, перед событием. Это даёт право говорить о цели и при этом подменять, как сделал Аристотель, цель причиной. В русская школа мысли исторически образовалась позднее, и это наложило отпечаток на стиль, историцизм во всем, во всей науке. И поэтому операции мысли, описываемые фразеологизмами "задним числом", или "задним умом" очень популярны и живучи до сих пор: правильная мысля всегда приходит опосля. Русский мыслитель увидел трещину, зазор там, где ее не хочет замечать западная мысль.


Комментарий от 29 сентября  - 6 октября 2025 года

Мы живём задним числом. То есть сознание, понимание и опыт к нам приходит задним числом. приходит со временем, Сознание и опыт у римлян одно: "учитель глупых", у Пушкина «опыт, сын ошибок трудных» (а может, глупых, Александр Сергеевич?), у Ивана Дмитриева: мудрость, которая прикупается летами,- с легкой руки поэта XVIII века, прославившегося тем, что он попросту был в эпоху становления русской поэзии. Но русский народ сказал точнее: русак задом умен. То есть назад думает, запоздало думает, сначала сделает, а потом думает, крепок задним умом.

Это в сознании нашем существуют пророки и предсказатели, мудрецы и . А на самом деле  - люди, пальцем тыкающие в небо, говорящие наобум, наугад, делающие невпопад, живущие на авось.

Сознание невозможно попросту снять, убрать, вынести за скобки, забыть, залить вином, даже мысленно снять. Но как преодолеть дурную бесконечность сознания, которое боготворит условное и временное, которое возводит в «благо» и «бога» собственную искривленность, – это вопрос остается открытым.








От 29.09.2025

И первый вывод, который делает Толстой – это и есть благо, в это следует верить. Второй вывод: все что нам кажется, произойдет ли с нами или уже произошло, оно «есть» постоянно – в ту минуту, когда мы думаем о нем, так можно понять толстовское «есть». И наконец третий вывод: сознание, данное нам, обманчиво, а время, о котором мы думаем, что оно бесконечно, иллюзорно. Второй и третий выводы дополняет первый.

Тут важное слово, за которое следует зацепиться – данное, дано. Он говорит об этом так: «Сознание жизни дано нам, чтобы пользоваться благом». Эта мысль очень понятна, и она не нова. Так, в гражданской жизни сознательность тоже связана с благами жизни: будешь таким, получишь грушу. Или сознательный человек не будет делать глупостей типа переходить улицу на красный свет или брать взятки. Сознательный человек не будет азартно играть в покер, нюхать кокаин, курить табак или пить алкоголь. Сознательный и трезвый человек не начнет войны из-за оскорбленного чувства самолюбия.  Или: сознание дает нам мудрость о жизни, которую можно передать подрастающему поколению – ведь поэтому Толстой и связал сознательность с таким явлением, которое описывается выражением «задним числом». Сознательность обретается при взгляде назад, при достижении какого-то этапа в жизни, когда наше «эго» поставят на новый пьедестал. Мастер тоже сознателен по отношению к ученику, который только стоит в начале своего пути. Собрав жизненный опыт и набив шишки на собственных ошибках, можно с превосходящим чувством сознательности поучать дураков (кто еще не прошел инициации и не вступил во взрослое общество). Так понимается сознание и в религиозной сфере: есть же разница между неофитом и схиигуменом, кандидатом в святые. Во многих записях Толстого сознанию уделено много места и потрачено много мыслительной энергии. При этом Толстой не мог до конца преодолеть голос самости, голос своего эго. И его отец Сергий, еще при своей жизни лукаво сознает, что он практически готов – готов стать святым. Но в этом же кроется и искушение сознательностью: святые не думают о себе, как о святых. При жизни они ведут не святую жизнь. Они и не помышляют, что когда-нибудь будут канонизированы. В этом вся фишка: святость и опытность суть вещи, как оказывается, бессознательные.

И в подтверждение тому, что Толстой превозносил сознание, можно привести многочисленные примеры и контраргументы: все сознательные люди пьют, курят, пьянствуют, зависимы от наркотиков и от пролития крови. Каждый из сознательных людей хоть раз, пусть и нечаянно, нарушал закон сознательности: обманывал, плутовал, скрывал, хитрил, переходил улицу в неположенном месте и т.д. Сознательные супруги сознательно расходятся, нарушая как бы «благо» семейного бытия. Сознательный супруг осознанно изменяет супруге, а затем осознанно скрывает свой грех – до момента вскрытия его. Ведь по идее сознательности плохой опыт, антиопыт, отрицательный пример тоже должен обогащать опыт.

И тут мы подходим к важному моменту, который Толстой не учел или, скорее всего, не захотел учитывать. Сознание, сознание блага, время, жизнь и даже понятие о Боге нам дано, но дано как некое задание, которое мы должны реализовать. Жизнь как данность и жизнь как задание. Жизнь как данность – это безусловная ценность. А жизнь как задание – это как раз донести эту самую ценность до зрелого возраста, не растерять ее и не совершать хотя бы вещей, предусмотренных Декалогом: не создай себе кумира, не клянись, чти день субботний, почитай родителей, не убий, не прелюбодействуй, не кради, не доноси (не лги), не желай чужого (не завидуй), или не нарушать этические нормы, предусмотренные правилом талиона – равновесной справедливости, или не убить себя сознательно по пути. Сознание – это и есть инструмент, который нам, безусловно, дан, но дан для того, чтобы мы данность превратили в задание. А задание – оно реализуемо во времени. Подмастерье не может одним ударом молотка обогнать мастера в профессиональной сфере. Праведниками не рождаются, ими становятся – и при этом всегда задним числом, после времени, после жизни.

Так же и жизни: ребенок говорит «хочу», но за это «хочу» платит родитель, хотя оба понимают, что это «хочу» благо. Свобода – это хочу. В этом плане ребенок живет в свободе, не осознавая этого и каждый раз натыкаясь на родительские запреты (если они есть), ребенку мучительно в своей свободе, он тщится вырасти и мечтает только о том, что как бы вырасти и жить взрослой жизнью, которая ему представляется свободой. Но когда он вырос, он начинает осознавать, что взрослая жизнь состоит из «надо», запретов, ограничений, а что еще хуже – компромиссов с совестью, со своими хотелками, в делании таких вещей, которые он никогда бы не думал делать. Свобода становится «внутренней свободой». Задним числом, то есть с позиции сознания и опыта, он понимает, что свобода это «хочу задним числом», что детство – это потерянный рай, так же как и СССР для многих стал потерянным раем только годы спустя, то есть тоже задним числом.

Снова обратимся к фрагменту Толстого. Не различая понятия данность и задание, но намекая об этом во фразеологизме «задним числом», Толстой незаметно для себя подменяет понятия. То, что является целью или заданием, то что «надо сделать», Толстой полагает как данность, выраженных в словах «есть» и «благо». И при этом то, что кажется нам относительным: время, сознание, свет звезды, погасшей давно, иллюзию, самообман, само чувство неуверенности, выраженное глаголом «кажется», возводится в категорию данности или в абсолют. Лично я не верю в то, что Толстой говорит то, что хочет сказать. Или он хочет сказать одно, но получается другое. Это "другое" то, что Бог в концепции Толстого умер. А он говорит о нем так, словно Бог еще был жив.

Сознание, которое приходит со временем, «опыт, сын ошибок трудных» (а может, глупых), мудрость, которая прикупается летами, с легкой руки Ивана Дмитриева, поэта XVIII века, прославившегося тем, что он попросту был в эпоху становления русской поэзии, – их нельзя попросту снять, убрать, вынести за скобки, забыть, залить вином, даже мысленно снять. Но как преодолеть дурную бесконечность сознания, которое боготворит условное и временное, которое возводит в «благо» и «бога» собственную искривленность, – это вопрос остается открытым.

Комментарий от 29 сентября 2025 г.
Вместо эпилога

Бернард Стиглер – один из многочисленных интеллектуалов и философов нашего времени, успевший порассуждать в эпоху искусственного интеллекта (родился в 1952, умер в 2020 году), начинал свой философский путь в тюрьме. По взглядам – ярко выраженный левак и анархист, по жизни – пройдоха, бездельник и грабитель банков. Оказавшись в тюрьме, он стал заниматься философией. Но не от слова философствовать в камере, а от покаяния – от того, чтобы преодолеть свой предыдущий путь. Правда, его учителями в тюремных занятиях были Деррида и Хайдеггер – то, что предоставляла современность восьмидесятых годов. Его первая книга – диссертация, ставшая началом многотомного исследования Бытие и техника, - впустившая его в 1994 году в мир науки, философии и нормальности и была посвящена пути преодолению собственных ошибок. В качестве главных образов для своего философствования он взял Эпиметея и Прометея, того, кто постоянно ошибался, и того, кто исправлял ошибки брата. Но как оказывается, не все так однозначно.