Мы у тебя поживём! заявили родители

«Это наша дочь, мы вправе рассчитывать! Сказала мать, но я знала, что верну свой дом и свою семью»
– Мариш, открой! – звонок в дверь был резкий, что я вздрогнула.

Девять вечера. Кто это может быть? Я щёлкнула замком.

На пороге стояли родители. Отец с громоздким чемоданом, мать с туго набитым узлом из платка. Лица у обоих усталые, напряжённые.

– Мам, пап… вы чего? Что случилось?

Но мать не ответила, прошла мимо, почти отодвинув меня плечом. Внесла в квартиру свой запах – лак для волос «Прелесть» и нафталин. Отец втащил чемодан, принёс с собой затхлый запах старой одежды.

– Мы к тебе, доченька, – сказала мать, оглядывая коридор. – Андрюше квартиру оставили, а мы у тебя поживём.

Рука, державшая полотенце, сжалась так, что костяшки побелели. Из комнаты выглянул Игорь, сначала нахмурился, не понимая, а потом я увидела, как у него напряглась челюсть.

– Как это оставили? – выдавила я.

– Да ты что, не понимаешь? У тебя всё есть: муж, квартира, а он один, жаль парня.

Отец, услышав это, поморщился.

– Мам, но у нас двушка, Света спит… Где вы-то?

– В маленькой комнате, – прошла в гостиную и начала развязывать свой узел.

Первым делом она достала не тапочки, а старую фотографию в рамке – Андрюша на трёхколёсном велосипеде. Подошла к комоду, где стояла ваза с астрами, которые утром принёс Игорь. Спокойно сдвинула вазу, и та упала на пол, вода плеснулась. Протёрла место краем своего платка и поставила фото, потом его детскую кружку с отбитой ручкой.

Отец тяжело вздохнул и отвернулся к окну.

– Отлично, – голос у Игоря стал твёрдым. – А я теперь с тёщей и тестем? Клавдия Петровна, может, вы бы позвонили сначала?

Мать медленно повернулась к нему, окинула взглядом с головы до ног.

– Ты помолчи, это наша дочь. Мы вправе рассчитывать на помощь.

И повернулась к нему спиной, продолжая разбирать вещи.

Я стояла между мужем, который ждал от меня защиты, и матерью, которая ждала, что я промолчу. В голове всё смешалось, и мне пришлось опереться о стену, вторжение состоялось.

«Деньги я тебе сейчас переведу… у сестры твоей взяла. Услышала я, но решила, что верну квартиру и деньги своему мужу»
В понедельник я сварила лёгкий куриный суп, мать заглянула в кастрюлю.

– Водичка, разве этим мужчину накормишь?

Во вторник на плите стояла её огромная кастрюля, из которой валил запах жирного борща. За ужином Игорь и отец молча съели по две тарелки, мой суп так и остался стоять.

В среду я застыла на пороге гостиной, мои книги лежали стопкой на полу. На их месте, на полках, стояли мамины фиалки и пыльные фарфоровые слоники. Коллекция пластинок Игоря была задвинута в угол, а на журнальном столике лежал отцовский ящик с удочками. На наш кухонный стол мать постелила яркую клеёнку с подсолнухами.

Пульт от телевизора теперь всегда лежал рядом с матерью, вечером она смотрела свои сериалы. В один из вечеров Игорь и отец столкнулись в коридоре, посмотрели друг на друга, отец тяжело вздохнул и ушёл к себе. Игорь остался стоять, сжав кулаки.

В пятницу утром я достала из кошелька пять тысяч, чтобы дать Игорю на бензин.

– Ой, дочка, деньги! – всплеснула руками мать. – Дай-ка мне, Андрюше на ботинки не хватает.

Я посмотрела ей в глаза, молча протянула купюру, она быстро взяла её и тут же ушла к себе звонить.

– Андрюшенька, сынок... Деньги я тебе сейчас переведу... у сестры твоей взяла... Ты работу не ищи пока, отдохни.

Я заглянула в комнату, отец сидел на кровати и чинил будильник, пальцы дрожали, маленькая шестерёнка никак не вставала на место.

Вечером я нашла Игоря в кресле, сидел в наушниках, но они не были ни к чему подключены. На его редкой пластинке Майлза Дэвиса лежала стопка отцовских газет.

– Хотел послушать. Твоя мама сказала, что от этой музыки голова становится тяжёлой.

Он поднял на меня глаза.

– Я долго так не выдержу, они нас вытеснят.

На лестнице я столкнулась с тётей Валей.

– Мариночка, что-то ты уставшая... Ой, а у вас родители? Какое счастье! Помощники!

Я натянула улыбку.

– Да, тёть Валь, счастье.

Ночью стояла у окна, вспоминала, как мать в детстве лечила меня вареньем, как отец учил кататься на велосипеде. Они же неплохие люди, просто ослепли от своей любви к сыну, и в этой слепоте они готовы разрушить всё вокруг.

В голове была одна мысль, холодная и острая. Надо что-то делать решительное, иначе мы все тут пропадём.

«Мы вам устроим ремонт! Сказала я, чтобы заставить родителей понять, что их гостеприимство закончилось»

Утром я набрала номер Андрея.

– Алло.

– Андрей, это Марина. Ты знаешь, что родители у меня?

– Ну... да, мама сказала, так будет правильно.

– Правильно? Ты взрослый мужчина.

– Марин, ну что ты начинаешь? У меня сложный период.

– Я всё понимаю, Андрей.

– Вот и отлично! Слушай, переведи денег на карточку, а? А то мама вчера обещала, но что-то нет...

Я молча нажала отбой, всё.

Ночью, когда все уснули, я села на кухне. Вырвала лист из дочкиной тетрадки, разделила пополам. С одной стороны, написала: Квартира (ипотека), 2 зарплаты. С другой: Мать, отец, Андрей, моё терпение (кончилось). А на обратной стороне, ровным почерком:
Квартиру родителей сдать им, снять комнату, деньги от сдачи, им на жизнь.

Смотрела на эти строчки, было не по себе, но только так.

Когда я вернулась под утро, Игорь ждал на кухне, молча положила перед ним листок, он долго читал.

– Марин, это… резко, они же пожилые люди.

– А то, что они с нами делают не резко? Они отменили нашу жизнь.

– Но коммуналка? Посторонние люди? А что люди скажут? Тётя Валя...

Говорил правильные вещи, на секунду я дрогнула, а потом вспомнила клеёнку на нашем столе, чашку на его пластинке, кашель отца, звонок Андрея.

– Иногда, чтобы до глухого достучаться, нужна встряска.

Он долго молчал, глядя в свою остывшую чашку.

– Ладно, делай. Потому что я так больше не могу.

Он встал и ушёл, оставил меня одну с моим листком.

На следующий день я поехала на строительный рынок, шла между рядами, где стояли мужчины в робах. Подошла к бригадиру, начала объяснять: нужно пожить месяц, создать видимость...

– А квартира-то чья, дочка? Проблем не будет?

Пришлось сказать неправду.

– Сестричка, возьмите нас, мы честные, – молодой парень смотрел с такой надеждой, что у меня внутри всё сжалось. На секунду отвела взгляд, а потом кивнула бригадиру: Договорились.

Потом искала комнату, звонила по объявлениям на столбах, побывала в трёх коммуналках. В одной пахло чем-то неприятным, в другой хозяйка смотрела на меня с большим подозрением, третью сняла. Я стояла на общей кухне, смотрела на липкий стол и ржавчину в раковине, вдохнула запах кислой капусты и подумала: Вот, сюда.

«Это наша квартира! Воскликнула мать, но я знала, что вернула её себе»
Всю дорогу до старого дома мы молчали, я вела машину, вцепившись в руль. Мать сидела рядом, нервно теребила ручку сумки, отец сзади смотрел в окно на свой старый район, чувствовала его взгляд на затылке, и шея стала напряжённой.

Поднялись на наш третий этаж, достала ключ, он со скрежетом повернулся в замке. В лицо ударил родной запах, старые книги и мамины духи.

Мать вошла первой, поправила картину на стене, отец прошёл следом, его рука сама легла на подлокотник его кресла. На косяке виднелись карандашные отметки: мой рост, Андрюшин. На секунду нахлынули воспоминания.

Я провела их в большую комнату.

– Я поговорила с Андрюшей, сдавать квартиру он не сможет, я нашла для него жильцов.

И тут из спальни донёсся мужской говор на чужом языке.

– Это что такое? — нахмурилась мать.

Молча распахнула дверь спальни, на полу, на матрасах, двое играли в нарды. Один парень сидел на подоконнике и говорил по видеосвязи с семьёй. У стола стоял бригадир, пил чай из пиалы, увидев меня, кивнул.

Родители застыли, их квартира, где они прожили тридцать лет, на их глазах превратилась в общежитие.

Я смотрела на лицо матери, искажённое, с дрожащими губами и ждала, что станет жаль, но внутри было только холодно. На секунду почувствовала укол горького удовлетворения, мне самой стало не по себе от этого, и я быстро отвела взгляд.

– Марина, попроси их уйти! Это наша квартира! — воскликнула мать, бросилась ко мне, схватила за руки. — Доченька, одумайся! Пожалей нас, мы же твои родители!

Я молча высвободила руки.

– Виктор, ты слышишь?! —повернулась к отцу. — Скажи ей! Ну, скажи хоть что-нибудь!

Отец медленно поднял глаза, обвёл взглядом всё: свою расстроенную жену, меня, с холодным лицом, чужих людей в его гостиной, своё продавленное кресло, на котором лежала чья-то куртка, посмотрел на мать.

– Я тебе говорил, Клава, что до добра это не доведёт.

Это было всё, он повернулся, подошёл к своему чемодану, взял его и пошёл к выходу.

Мать смотрела ему вслед с открытым ртом, а я просто молчала.

«Я не знал, что ты на такое способна! Сказал муж, когда я вернула наш дом и наш покой»
– А для вас я сняла комнату, рядом с домом.

Мать смотрела на меня, её рот был приоткрыт, отец, стоявший на лестнице, даже не обернулся.

– Ладно…ехать, значит.

Я не пошла их провожать, осталась стоять в дверях подъезда. Видела, как мать, сгорбившись, семенила к такси, стараясь не смотреть на соседок на лавочке. Отец шёл за ней, и его чемодан, казалось, тянул его к земле. Таксист спросил: Куда едем? Мать растерянно посмотрела на меня, я ровным голосом назвала адрес коммуналки.

Когда такси уехало, я поднялась в квартиру, тишина звенела в ушах.

Первым делом, настежь все окна, потом сорвала с кухонного стола клеёнку с подсолнухами, скомкала и запихнула в мусор. Собрала в пакет всё, что они оставили: забытый платок, стоптанные тапочки, отцовские газеты, убрала с комода фотографию Андрюши. Дом снова становился моим, Игорь стоял в дверях и молча смотрел.

Подошла к окну, у подъезда сидела тётя Валя, смотрела вслед такси, потом на моё окно, и поджала губы.

Игорь подошёл, встал чуть позади.

– Ты… в порядке?

– Не знаю.

Пауза.

– Я не знал, что ты на такое способна, Марин.

Обернулась и увидела в его глазах не только любовь, но и что-то ещё, новое, похожее на уважение, смотрел на меня так, будто видел впервые.

Он подошёл, обнял меня, руки были тёплыми, какими-то… бережными.

– Всё закончилось.

Я кивнула, и вдруг по щеке покатилась слеза одна, потом вторая. Вечером мы сели ужинать, впервые за долгое время вдвоём, но было неловко. Мы двигались по кухне, стараясь не задеть друг друга.

Игорь встал, подошёл к проигрывателю, прежде чем опустить иглу, он посмотрел на меня, как будто спрашивал разрешения, я кивнула. Он поставил того самого Майлза Дэвиса, но сделал звук еле слышным, музыка не заполняла тишину, только подчёркивала её. Мы сидели, не глядя друг на друга, и молча ели.

«Пришла посмотреть? Довольна? Спросила мать, но я знала, что вернула свой дом, а заодно и своё достоинство»
Через месяц я пришла к ним, Игорь сказал: «Сходи, ты должна».

Коммуналка встретила длинным, тёмным коридором. Пахло кислой капустой, старой мебелью и чем-то аптечным. За одной дверью плакал ребёнок, за другой бормотал сериал, шла по скрипучим половицам, и с каждым шагом становилось тяжелее на душе.

Я нашла мать на общей кухне, сидела спиной ко мне и чистила картошку. На ней был старый, застиранный халат, волосы собраны в неряшливый пучок.

– Пришла посмотреть? Довольна?

– Я принесла вам денег, положила на стол белый конверт.

Она посмотрела на свои руки в очистках, потом на мой конверт, и отодвинула его кончиком пальца.

– Не надо, Андрюша... на работу устроился, грузчиком.

Сказала это и подняла на меня глаза, в её взгляде была такая смесь досады и странной, упрямой гордости, что у меня что-то сжалось внутри.

В этот момент на кухню зашла пожилая соседка, взяла с плиты свой чайник, смерила меня долгим взглядом, моё пальто, сумку, и молча ушла, почувствовала, как горят щёки.

– Мам...

– Иди домой, дочка, ты всё сделала правильно.

Я заглянула в их комнату, на стене ковёр с оленями, пахло чем-то аптечным. На тумбочке фотография Андрюши, отец сидел на кровати спиной к двери и решал кроссворд.

– Пап...

Он не обернулся, только через минуту спросил глухим голосом:

– Слово из пяти букв, речная рыба, на с, не знаешь?

– Пап, я пришла...

– Не мешай, я думаю.

Вышла и тихо прикрыла за собой дверь.

Конец.

Дорогие читатели у меня есть канал на Дзен: Мария Роднева | Дневник невестки.