Глава вторая, часть вторая

    Корни, уходящие в вечность.


После первой казни Эдгар еще долгое время не мог стереть из своей памяти тот мерзкий хруст шейных позвонков, разрубленных топором и скатившуюся с эшафота голову с перекошенным в ужасе лицом. Этот момент преследовал юношу во снах, крепко держа в напряжении, а совесть душила его, тяжелым могильным камнем возлежа на груди. Молодой палач всё еще чувствовал за собой вину, но ее всячески старался подавить довольный успехом брата Оливер.
- Я горд тобой. - сказал он после казни, хлопая Эдгара по плечу. - Я никогда не сомневался в том, что ты справишься. Том очень доволен тобой. Даже я не сразу освоил эту работу. Помнится, первый свой раз от волнения у меня так дрожали руки, что я даже не смог с первого раза довести дело до конца и бедняга здорово намучился, пока я не повторил удар.
- Брат. - обратился к нему Эдгар. - Я принял решение.
- Какое же? - Оливер ожидал от него любопытного заявления.
- Я решил посвятить этой службе десять лет. После этого я откажусь от должности палача и попрошу отсечь мне голову. На большее моя совесть и смелость не способна.
  Оливер был готов услышать от брата что угодно, но не это. От услышанного рот его приоткрылся в немом удивлении, даже не найдя слов для ответа.
  Эдгар и не желал слышать ответ и удалился.
  Казни и пытки в жизни юноши случались едва ли не ежедневно. Несмотря на жесткость и хладнокровие закона - люди продолжали вершить безобразные деяния и платили за это здоровьем, рассудком, но чаще всего - жизнью. Однако, случались и такие дела, которые не входили ни в какие рамки закона. Это суд над детьми. И это было настоящее испытание для Эдгара. В большинстве случаев это были маленькие девочки, обвиняемые в связи с дьяволом. Иными словами - их считали ведьмами. И снова, слыша это слово, душу юноши словно задевали за живое. Он не понимал, по какой причине он так волнуется при виде очередной осужденной чародейки и почему так сильно бьется сердце.
  Однако же, все мы знаем, что любое сердце имеет способность черстветь, как оставленный на столе ломть хлеба. И такие черты, как доброта, скорбь, сострадание, мягкость и нежность - умаляются и тонут в глубинах души, когда ее вечно терзают и заставляют находиться в неволе.
  Так и сердце Эдгара из года в год черствело. Он хоронил в себе боль и жалость к приговоренным. Ему становилось всё легче находить оправдание своей службе. Будь перед ним беспомощный, дряхлый старик, или же невинное, розовощекое дитя - Эдгар благословлял их в последний путь и лишал жизни. Быстро. Без лишних мук. Хотя бы эта черта сохранялась в нем неизменной.
  Шли годы. Юный Тауни вырос и возмужал. Сейчас редкий человек мог бы вспомнить в нем того задумчивого, низкорослого мальчика. Многие девушки в городе с нескрытым интересом смотрели на него. В каждой вызывал он желание познакомится. И многие находили в себе смелость узнать его имя и пригласить встретиться вечером в парке. Но всех ждал отказ, а те редкие, кто еще и имел настойчивость - отказывались сами, едва заслышав о службе Эдгара.
  Лишь одна была готова принять Эдгара любым, каким бы он ни был. Это была Джейн - младшая дочь трактирщика Алистера. Она часто помогала отцу в таверне и слышала те истории, которые рассказывал юный палач. Она чувствовала всю боль, которую он испытывал, лишая жизни людей. И ей он казался человечнее всех вместе взятых на этой грешной земле. Однако застенчивый и скромный нрав не позволяли ей открыться ему и даже намекнуть на чувства, которые она питала к нему. Джейн терпеливо ждала того дня, когда Эдгар сам заметит в ней что-то родное. А если не заметит, значит, Господь противится этому.
  Так думала девушка, каждое воскресенье посещая службу и внимая словам викария, который говорил, что на всё воля Божья, что бы ни случилось. И Джейн надеялась, что так и есть на самом деле, хотя порой видеть одиноко сидевшего за кружкой эйля Эдгара доставляло ей страдание от невозможности подойти и утешить его. Эта светловолосая, хрупкая девушка не намного младше Тауни - знала, что на самом деле происходит в душе палача. И порой она видела в его глазах такую тоску, что готова была броситься к нему и утешить в объятиях, рыдая и плача так, как если бы рыдала душа Эдгара, будь у нее голос. Но каждый раз девушка снова брала себя в руки и сухо улыбаясь подавала молодому мужчине очередную кружку эйля.
  Так летели дни, недели, месяцы. Осень сменяла зима, а на смену ей вновь приходила весна. В жизни братьев Тауни мало, что менялось. Оба продолжали жить в отчем доме и нести всё ту же службу. Радость редко посещала их дом. Серые, ничем не приметные дни пролетали в их жизни, подобно перелетным птицам. Но если одни улетали, чтобы вернуться, то дни - уходили безвозвратно.
  Для Эдгара наступила двадцать четвертая весна. Но он давно уже перестал замечать ее красоту. Свежесть воздуха, чистоту неба, легкость ветра, солнечное тепло, бархатные песни птиц, яркие краски расцветающих, проснувшихся после зимы цветов и деревьев. Всё, что менялось в его жизни - это лица жертв и замученных до смерти людей. Но и те он привык забывать. Не было смысла помнить их. Это слишком больно, а боль ему была ни к чему.
  Всё изменилось в один день. Эдгару пришло распоряжение о назначенной казни новорожденных близнецов. По решению суда - это были ведьмины дети, которых непременно нужно было очистить. Когда Эдгар узнал о том, кого ему предстоит казнить через утопление - внутри него будто что-то проснулось. Что-то древнее, давно уснувшее и ушедшее в забвение.
- Как же это? - осмелившись спросил у Тома Эдгар искренне удивляясь предстоящей задаче. - Разве способны эти дети, едва родившись быть грешными перед Богом?
- Не забывай, Эдгар, не важно, в каком возрасте эти создания, помни, кто породил их. Они хоть и выглядят, как ангельские творения, однако же - принадлежат дьяволу еще с момента зачатия. Лишь смерть дарует им искупление.
- Искупление... - только повторил за Томом Эдгар и удалился.
- Завтра на рассвете казнь! Не забудь! - крикнул ему в след Том и нахмурил брови. - И что у него за мысли!
  Мысли у Эдгара действительно были мрачными. На своём веку приходилось ему казнить и совсем юных, и даже еще не освоивших человеческую речь детей. Однако едва родившихся младенцев, которые даже ещё не успели рассмотреть этот мир - ему предстояло лишить жить жизни впервые. Давно заснувшие чувства сострадания и стыда взбунтовали в нем, растревоженные этим жестоким указом. Палач брел по городу глядя на проходивших мимо людей. У всех свои заботы изо дня в день. Где выгоднее продать муки, а где наоборот - приобрести; кто-то беспокоился о неудачном урожае, кто-то о простудившейся матери, для которой нужно найти лекарство, кто-то находился в расстроенном чувстве из-за изношенной одежды и неимения возможности сшить новую. Но ни у одного из них не было страха перед предстоящим убийством детей. И в этом Эдгар завидовал людям. Он раз за разом вспоминал свое, хоть и нелегкое, но всё же светлое и беззаботное детство. Тогда он был свободен и не нес на себе бремя убийцы. Сейчас же он стал рабом закона. По своей же воле. Нет. По воле брата и отца.
  Тауни понимал, что они желали добра для него, спокойной, беззаботной жизни при деньгах, которых у Эдгара было предостаточно. Но счастье и душевный покой он на них купить не мог.
  Свернув с главной улицы и оказавшись на пыльной, песчаной и накатанной телегами дороге - Эдгар заметил маленькую, неприметную церковь у обочины. Из церкви выходили люди после служения, а в главной башне звенел колокол.
  Ведомый смятением и непреодолимой тоской, палач направился в сторону церкви. Сердце его маялось и трепыхалось в груди, ища выход. Но как бы он ни загружал свои мысли - самого понятия об этом выходе он не имел. И сейчас он надеялся найти его в церкви.
  Приблизившись к главному входу, Эдгар смело вошел в церковь, помня, что таким, как он - запрещено посещать молельные места. Но он не думал об этом.
  Пройдя по узкому проходу между ровными рядами расставленных лавок, Эдгар подошел к  фреске Иисуса. Тот смотрел на него вечно спокойным, добрым и даже ласковым взглядом, будто издеваясь и насмехаясь над ним. В ту же секунду Эдгар устыдился своих мыслей и ударив ладонями стену возле фрески громко крикнул:
- Не твоими ли руками я вершу справедливость? Разве не ты решаешь, кто должен покинуть этот мир? Не твою ли волю я исполняю?... Раз так, почему ты не забрал у меня сострадание? За что ты наказываешь меня? А? Что я делаю не так? Чем ты недоволен?
  Слова отчаяния, выкриваемые Эдгаром были услышаны Джейн, которая сидела в дальнем ряду и которую молодой мужчина не заметил, когда пришел.
  Девушка часто оставалась в церкви после богослужения, чтобы погрузиться в мысли, от которых ее никто не станет отвлекать. Но сегодня ее покой нарушил визит Эдгара, что крайне ее потрясло. Джейн знала, что для палача вход в Божий дом под запретом и она была уверена, что Эдгар тоже знал это, однако тоска и отчаяние настолько одолели его, что несчастный просто не знал, перед кем открыть ему свою душу. Он, словно прикованный стоял возле образа Иисуса и взывал к нему с такой искренностью, какой еще не видели эти стены.
  Невольно по щекам девушки скатилась слеза. Она словно чувствовала боль Эдгара и переживала его страдания. С трудом преодолевала она желание утешить его, унять агонию, выжигавшую его душу, но сдерживалась, оставаясь лишь безмолвным наблюдателем.
  В это время викарий, услышав непозволительно громкий голос в стенах церкви приблизился к палачу и обратился к нему:
- Ты должен держать себя в руках, юноша. Как бы больно не было твоей душе, помни, тому, к кому ты взываешь с такой яростью - было намного хуже. Но Он нашел в себе смирение и мудрость, чтобы не проявлять гнев и отчаяние. Даже к тем, кто предал его и по чьей вине Он отправился на смерть.
  Эдгар опустил руки и поднял глаза на викария.
- Вы говорите правильные слова. Однако же, не следует ровнять простого смертного с Иисусом. Мир настолько грешен, что даже Он не в силах что-то изменить. Он лишь дарует людям надежду. Разница лишь в том, что кого-то она спасает, а кого-то - нет. Я уже потерял надежду. А сейчас и вовсе лишился ее. Добрый, светлый, отстрадавший своё лик с образа - не ответит мне, за что я несу на себе свой крест. Его душа чиста, как слеза младенца. Моя же - это мрак. Грязь, копоть и полная чернота, словно жерло Везувия, чья сила пожирает всех неугодных. И теперь я понимаю - ответа на мой вопрос нет. Богу всего лишь было удобно иметь в своих руках такого раба, как я.
- Не оскверняй имя Бога, юноша! - напомнил ему викарий, в чьих глазах после слов Эдгара проснулся заметный страх. Однако он не мог позволить себе прогнать из стен дома Божьего человека, чего, несомненно, ему бы хотелось сделать. - Если в твоей жизни случились такие несчастья - начни очищение с самого себя, а дальше Господь поведет тебя в нужном направлении. По своему незнанию ты просто не попросил Его помощи. В этом причина твоих несчастий. Ты слишком понадеялся на свою правоту.
  Эдгар усмехнулся и махнул рукой.
- Я зря пришел сюда. Теперь я понимаю, почему палачу не следует посещать церкви. Там он все равно не найдет утешения. Там его никто не услышит.
  С этими словами Эдгар покинул церковь и побрел по дороге. Но сделав несколько шагов его остановил женский, знакомый голос позади.
- Может быть, ты просто не там ищешь утешения?
  Палач обернулся и увидел Джейн. Глаза ее были сухими, но воспаленными и покрасневшими.
- Не следует тебе забивать свою светлую головку моими дурными мыслями, крошка Джейн. - Эдгар постарался улыбнуться. - Это не пойдет тебе на пользу, а лишь испортит настроение. Ни к чему тебе это.
  Девушка уверенно направилась в сторону молодого мужчины и встала прямо возле него, после чего одернула платье и смело подняла взгляд, а затем твердым тоном заявила -
- Если мне ни к чему забивать свою голову твоими мыслями, тогда для чего ты из-за них так страдаешь? Оставь дурные мысли, вздохни свободно, Эдгар! Мне больно видеть тебя таким.
  Джейн хотела сказать еще очень многое, но внутренний шепот приказал ей замолчать. Должно быть, это улыбка на лице палача, так неожиданно обезоружившая её.
- Милая Джейн. Спасибо за усилия утешить меня. Ты знаешь, насколько ценно это для меня. И ты и твой отец - всегда были добры ко мне. Однако ты не следовала тем путем,  который преодолел я, и к счастью не испытала того, что довелось испытать мне. Я искренне рад, именно сейчас, в этот миг, что я - всего лишь один из немногих, кого тяготят собственные грехи. Я рад, что тебе не грозят мои муки и это успокаивает и греет мою душу. Это лучше любого утешения.
- Это не так! - возразила Джейн, едва сдерживая дрожь в губах. - Твои муки уже давно тяготят меня. И я не могу смотреть на это с безразличием. Мне больно и горько от того, что я ничего не могу для этого сделать и помочь, ведь ты сам сделал выбор, когда впервые взял в руки орудие смерти, Эдгар. И если я смогу навсегда унять тот жар, опаляющий твое сердце - я взойду на эшафот и погибну от твоих рук. Станет ли тебе от этого спокойнее?
  Слова Джейн словно острым мечом пронзили мужчину. Он был поражен ее чувствами и участием к его проблеме, которые он доселе и не замечал в хрупкой, незаметной и тихой девушке.
- Джейн. Милая Джейн, не стоит так близко принимать мои слова. - в волнении Эдгар едва мог находить нужные слова. - Все-таки мне стыдно, что в таверне твоего отца я часто напивался и тебе порой приходилось слышать всяческий бред мерзкого душегуба. Впредь мне следует быть строже к своему поведению.
  Джейн уже не хватило смелости возразить и сказать, что не в его поведении дело. Напротив. Лишь опьянев, Эдгар мог позволить себе говорить открыто.
  Разговор уже не мог продолжаться. Смущение заставляло девушку умерить свой дерзкий напор, проявленный в начале диалога. Но кое-что Джейн сказать всё же смогла.
- Каждый раз, когда я вижу тебя в таверне отца, напившегося эйля и опьяневшего до неприличия - я вижу не пьяного мужчину, а человека, чья душа ищет способ раскрыться, снять с себя тяжелый груз, взваленный на нее. Я давно уже поняла, что в такие моменты передо мной не просто охмелевший человек, а человек, душа которого настолько хрупка и уязвима, что он становится подобен ребенку, горе которого никто не принимает всерьез и который чувствует себя свободно и вольно только расслабив свои мысли. Почему же этот человек, который смотрит сейчас на меня и так фальшиво улыбается - кричит и плачет внутри, подобно ребенку боясь освободить себя от угнетающих его чувств? Даже я вижу и чувствую, насколько это тяжело. Не потому ли, что страх оказаться всеми презираемым отталкивает тебя от этого? Не потому ли, что стыд и голос совести не позволяют тебе открыться людям, которые сочувствуют твоей ноше? Почему же...
- Довольно, Джейн. - с легкой резкостью в голосе обрезал девушку Эдгар. Его улыбка сошла с лица, приняв серьезное выражение. - Твой разум не в силах понять всю суть ситуации, в которой я оказался. И оказался по собственной воле. Я уверен, что даже если я буду искать утешение в твоем лице, в лице твоего отца или кого-то ещё - это не снимет с меня тяжесть совершенных мною страшных дел. Ты хорошо знаешь, о чем я. И мне спокойно уже от того, что я могу хоть с кем-то открыто говорить об этом не опуская глаза. Это уже помощь, которую вы с отцом оказываете мне. Большего от вас просить я не посмею, прости. Разве ты не видишь? Даже дом божий и его настоятели отвергают меня. Это наказание, которое я заслужил, но которое всё еще не в силах принять. Вот ответ. И не о чем больше говорить, милая Джейн. Хорошего дня. Возможно, я зайду вечером.
  С этими словами Эдгар удалился, оставив девушку в расстроенных чувствах. А ведь она уже была на грани признания.
- Должно быть, Богу угодно, чтобы нашего союза не существовало. - шепнула она, провожая мужчину взглядом.
  Эдгар возвращался домой. Душа его бунтовала, как и много лет назад, когда отец впервые заикнулся о том, как бы он хотел, чтобы сын унаследовал его профессию. С тех пор ничего не изменилось. Младший Тауни всё так же противится возложенным на него надеждам и требованиям, предъявленным к нему.
  Когда мужчина вошел в дом, Оливер сидел на кухне за столом и допивал молоко. Увидев недоводьного, хмурого брата он отставил кружку и хмыкнув спросил:
- Что-то ты не в духе сегодня. Скучные распоряжения суда достались?
- Не будем говорить об этом. - ответил Эдгар и сняв верхнюю одежду сел напротив брата и тоже налил себе молока. - Скверный день.
  Оливер посмотрел на брата и немного задумавшись сказал:
- Я тут кое-что вспомнил. Когда ты был еще сопляком, ты постоянно бегал в лес. Особенно в дни, когда случались ссоры с отцом. Помнится, обратно ты возвращался уже в весьма приподнятом настроении. Не знаю, что тебя там так вдохновдяло и радовало, но, может тебе стоит заняться охотой, к примеру, как когда-то? Ты делал отличные успехи. Жаль, что по какой-то причине ты забросил это увлекательное занятие.
  Эдгар задумался над словами брата. Не потому, что его заинтересовал совет, а потому, что когда-то, очень давно отец, покойный Уилл, уже спрашивал у Эдгара то же самое. И тот день Эдгар хорошо помнил, однако то, что его когда-то интересовал лес и охота - он слышит впервые. Но вот, снова перед глазами мелькнуло странное, таинственное видение изумрудного леса, а в ушах словно эхом отразился чей-то звонкий и счастливый смех.
- Эй, Эд, - позвал брата Оливер и махнул рукой перед его лицом, - Снова задумался? Мой тебе совет - не думай так мно...
- Я в лес. - прервал его Эдгар и мигом сорвался с места, желая наконец понять, что за странное видение чудится ему уже не в первый раз напротяжении долгих лет.
  Наспех собравшись, молодой мужчина поспешил в лес. Он не был уверен в том, есть ли смысл идти в старый, заросший многовековыми деревьями лес, но одна мысль не давала ему покоя - если брат и отец твердили ему, что посещение леса бодрило его - значит так, скорее всего, и было. Возможно, Эдгар просто позабыл об этом. Или постарался позабыть. Но зачем? Может ли оказаться, что те мимолетные видения и были моментами из визитов еще совсем юного Эдгара в это место? Какая-то глупая, наивная, совсем детская надежда вела его, желая найти успокоение его душе здесь, если нигде его отыскать так и не удалось.
- И что же тут такого? - громко сказал Эдгар, замедлившись и вслушиваясь в шум леса, будто надеясь, что совсем ещё молодые веточки и листья нашепчат ему ответ. Но лес не спешил отвечать. Он грозно и предупредительно навис над палачом, словно убеждаясь в том, достоин ли этот человек находиться здесь, или же нет.
  С минуту ждал Эдгар хоть какой-то знак, хоть какую-то тень воспоминаний, которая указала бы ему путь в забытое прошлое, но, как на зло - ничего не происходило.
  Мужчина подождал еще несколько минут и разочарованно поджав губы опустил голову и развернулся, чтобы вернуться обратно, но вот перед глазами, подобно светлому лучу на другом конце длинного, непроглядного тоннеля промелькнула сцена, где Эдгар, совсем еще ребенок - сидит на маленьком мостике и топит ноги в ручье, протекавшем под ним. И рядом, рядом кто-то сидит. Сидит и прижимается к его плечу своим, согревая и успокаивая одним лишь своим присутствием. Вот оно. Умиротворение и покой, которого Эдгару так не хватало. Но кто же это? В видении он не видел лица человека, чья забота и тепло, казалось, ощущалась прямо сейчас.
  Мужчина тряхнул головой, чувствуя нарастающее волнение и убеждаясь всё больше и больше, что он позабыл что-то очень важное. Настолько важное, насколько можно себе представить.
  Кровь побежала по венам с дикой скоростью, усиливая волнение и предвкушение чего-то безумно волнующего, будто в любой момент Эдгара возвратят в прошлое, которое он с радостью бы изменил.
  Лес затих. Даже игривые птицы, насекомые и сам ветер - затаились, как будто тоже волновались предстоящему событию, желая стать свидетелями чего-то очень любопытного. Однако, к разочарованию Эдгара - ничего не происходило. Его надежда отыскать в этом лесу хоть что-то, что уймет его тоску - стремительно гибла, вновь уступая место холодному отчаянию.
- Я не верю, что ничего не найду в этом месте. Нет. Это где-то здесь, совсем рядом. - твердил он, продолжая изучать лес. А вот и ручей. И мостик. И огромное дерево, на котором едва удерживаясь находился старенький, заброшенный домик.
- Это же... - Эдгар вновь ощутил резкий поток волнения. Улыбка невольно появилась на его губах. Он решительно шагнул в сторону дерева и заглянул в щель пола, угрожающе нависшим над его головой. И в тот же миг картина из прошлого вновь предстала его глазам -
неумелое строительство этого домика, и лисья нора, и огромные валуны. А вот и они! Старые и пузатые, укрытые плотным покрывалом из трав и мха. Сколько раз Эдгар засыпал прямо на них! Однако, с трудом он различил одинокое озеро, которое за долгие годы стало медленно превращаться в болото. Вспомнил он и старую, давно позабытую им песнь о несчастной Деве и красном цветке. Но того, кто пел эту песнь для него - он вспомнить никак не мог. Как будто память позволила ему вспомнить всё, кроме того человека. Но Эдгар помнил главное - этот человек был для него важнее всего на свете.
  Пытая своё сознание и доставая оттуда, словно ведром из бездонного колодца обрывки воспоминаний - Эдгар не оставлял надежду вспомнить, во что бы то ни стало того человека. Он выискивал глазами по местности, цеплялся взглядом за каждый куст, за каждый камешек, в стремлении зацепиться хоть за малейшее воспоминание, связанное с этим местом, которое, без сомнения - было ранее им изведано.
  Но вот, под старой елью, куда упал робкий солнечный луч, пробившийся через древние кроны - что-то сверкнуло. Эдгар нахмурился и шагнул в ту сторону. Там, на маленькой мшистой кочке лежало подобие старого, почерневшего и покрытого грязью украшения, похожего на амулет, или медальон. Мужчина взял его вруку, перед этим старательно и осторожно очистив от прошлогодней листвы и травы. Сомнений не было - Эдгар уже видел эту вещь. Но жестокое сознание блокировало память, упорно не позволяя вспомнить владельца этой вещи.
- Кому же ты принадлежишь? - тихо спросил Эдгар, разглядывая медальон на старой, хрупкой цепочке.
  В этот миг резкий порыв ветра пронесся между сонными дубами и елями, качая их и заставляя стонать. Сквозь этот стон не сразу расслышал Эдгар посторонний, женский голос.
- Эта вещь принадлежит мне.
  Мужчина обернулся, гадая, ветер ли играет с ним, или же кто-то пробрался сюда незаметно от его глаз. И глаза его расширились в тот же миг, когда увидел он перед собой явно и чётко того, кого столько лет прятала от него жестокая память.
- Офелия... О, небеса... Это же ты... - сорвалось с его губ.
  Эдгар не мог поверить, что это реальность и он потряс головой и с усердием потер грязными руками глаза, в надежде, что увиденное - реальность. Но перед ним действительно стояла его Офелия. Такая же худенькая, в такой же потрепаной одежде, как когда-то. Только повзрослела. Ее волосы стали еще длиннее и уже касались бедер. Некогда кругловатое, детское лицо чуть вытянулось, румяные, мягкие щеки впали, очерчивая красивые скулы, а глаза, подобно двум большим уголькам - сверкали смоляным блеском.
- Теперь, пожалуй, следует отдать должное судьбе. - заговорила Офелия после того, как тоже изучила гостя и перевела улыбчивый взгляд на медальон в руке Эдгара. - Я потеряла эту вещь более пяти лет назад и искала всё это время. Я думала, что никогда уже ты не появишься здесь, но при первом же визите ты смог обнаружить мой медальон. Разве могла я подумать, что однажды ты вернёшься и взяв его в руку вспомнишь обо мне. Этого не должно было случиться. Но, видимо, это решение приняла сама судьба и даже ведьма не в силах повлиять на это.
  Эдгар слушал голос Офелии и с каждой секундой память наполняла его забытыми моментами дней, проведенных вместе. Безудержная радость, и в то же время обида одолевали его. Радость встречи отравляла обида на Офелию за то, что отвергла его. Мужчина сжал медальон в руке, обдумывая наконец слова девушки, однако, мгновением позже он уже возвышался над ней и обнимал так крепко, как только мог.
- А ты вырос, малыш Эд. - шутливо отвечала Офелия, обнимая его в ответ. Но руки ее были настолько хрупкими и слабыми, что Эдгар даже не почувствовал их на своих плечах.
- Как могла ты так поступить со мной? Почему стерла мои воспоминания? За что поиздевалась надо мною? Разве заслужил я перед тобой такие страдания? У меня нет сомнений в том, что это твоих рук дело, ведьма! - в Эдгаре пробудилась обида и безудержная досада. Столько лет он провел в забвении по ее прихоти.
- Милый Эдгар... - Офелия повисла на плече мужчина и прижалась щекой к его шее, как уставший после долгих игр ребенок. - Как иначе должна я была поступить? Оторвать тебя от семьи, в которой ты нуждался, и которая нуждалась в тебе? Заставлять тебя жить в страхе оказаться осужденным за дружбу с ведьмой? Как могла я поступить с человеком, который не испугался меня и принял такой, какой создала природа? Как могла я посметь вмешиваться в твою жизнь и подвергать ее опасности?
- Безумная! Безумная ведьма! Неужели ты думаешь, что спасла меня? - прокричал Эдгар, все сильнее прижимая ее к себе в страхе снова потерять и позабыть. - В том одиночестве, в котором я оказался - я стал чудовищем! Можешь ли ты представить, кто я теперь...
- Эд... - тихо прервала его красноречия девушка, - Я знаю, кто ты. И знала с самого начала. Поверь, даже если я осталась бы в твоей жизни на все эти годы - ничего бы не изменилось. Всё случилось так, как должно было. Единственное, что оказалось для меня неожиданным - это твое появление в лесу. Никогда уже не надеялась я увидеть тебя ни здесь, ни где бы то ни было.
- Неужели ты помнила меня все эти годы? - с ужасом в голосе спросил мужчина и отстранился от девушки, чтобы разглядеть получше.
- Конечно. Ведьма не способна использовать заклятия и колдовство на себе. Я ведь уже говорила тебе.
  Увидев улыбку Офелии дыхание Эдгара перехватило, будто удавкой. И насколько он был счастлив в этот миг, что готов был умереть от этого чувства сию же секунду. Наконец, наконец душа его успокоилась. Наконец прошел период мук и страданий. Вот же она - его отдушина и радость, успокоение и муза, вдохновляющая его к жизни. Тот покой, которого несчастному человеку нехватало так долго времени - отныне рядом и никогда уже он не позволит ему покинуть его.
  Оба еще долго смотрели друг на друга не говоря ничего. За столь долгий промежуток времени их лица изменились и Эдгар и Офелия внимательно "читали" друг друга по изменениям, отпечатавшимся на их лицах. Они замечали малейшую морщинку, ямочку, родинку друг у друга и не могли поверить в то, насколько же они изменились.
- А ты все-таки стал выше меня, малыш Эд. - улыбаясь признала Офелия и даже подтянувшись на носочках не смогла дотянуться ростом до мужчины. После она взяла его ладонь в свои и добавила, - А руки... они стали еще больше, чем тогда, много лет назад. Говорят - руки, как глаза - через них многое проходит. Но глазами мы можем лишь видеть, а руками - творить и совершать действия. Ох... сколько же действий совершили твои руки, Эдгар.
  Офелия сказала это с грустью, отчего Эдгар смутился и убрав ладонь из ее рук предпочел снова обнять девушку.
- Я не хочу, чтобы ты знала, что совершали мои руки. Знай одно - тебя мои руки защитят от любой беды и укроют от зла. Никогда не увидишь ты от моих рук вреда. Я обещаю тебе это.
- Милый Эдгар. - Офелия улыбнулась и заглянула ему в глаза. - Насколько сильно не переполняли бы тебя чувства и эмоции - никогда не давай обещаний и клятв. Не очерняй свою душу этими пустыми словами.
- Моя душа и без того чернее самой темной ночи. - мрачно ответил Эдгар, но вдруг улыбнулся и ответил, с нежностью погладив девушку ладонью по щеке. - Но, кажется, есть в этом и что-то хорошее, если вообще можно так сказать.
- Что же это? Даже мне стало интересно. - девушка прищурила глаза.
- Есть нечто, что связывает нас, помимо давней дружбы, Офелия. Мы оба прокляты. После смерти и ты и я будем гореть в вечном пекле за свои деяния, и если я окажусь там вместе с тобой, то мне не о чем жалеть. Я готов гореть там, если ты будешь рядом. Но если же Бог смилостивится и отправит тебя выше - то я буду рад вдвойне.
  От услышанного Офелия сначала почти испугалась, но мгновение спустя уже смеялась и обнимая Эдгара отвечала:
- Глупый, глупый Эдгар. Разве можно радоваться таким мрачным мыслям? Нужно жить здесь и сейчас. Моя природа поневоле отвергает Бога, но, если он дал мне жизнь уже будучи проклятой, не для того ли, что я должна быть в этом мире? У Бога не бывает случайных созданий. И ты, и ты должен существовать, какой страшной и пустой тебе не казалась бы твоя жизнь! Разве ты не согласишься со мною?
  Эдгар был растерян от ее слов и он даже задумался над этим, но когда осознал эту простую истину - ему стало вдвойне легко и спокойно. Настолько легко, что перехватило дыхание.
- Как же я жил до этого, дорогая моя Офелия... Мой любимый философ и учитель, ведущий меня по этой грешной жизни. Как легко и верно видишь ты этот мир, о Небеса! - не имея сил справиться с чувствами Эдгар вновь обнял девушку и закружил, закружил в радостном весеннем танце и, казалось, весь лес радовался и ликовал вместе с ними, преображаясь и укрываясь тем изумрудным блеском, который не раз являлся Эдгару в видениях.
- Как же могу теперь я жить без твоей доброты, без твоей мудрости, Офелия? Разве такое возможно? - повторял без конца Эдгар, преисполненный безумным ликованием и счастьем, омрачить которое отныне не смогла бы ни одна сила этого мира - буть то суд, Дьявол, или сам Бог. Отныне Эдгар совершенно новый, заново рожденный и бесконечно сильный человек, способный опрокинуть весь мир, если только пожелает.
  Так думал Эдгар, оставив все суетные мысли позади - где-то совсем глубоко, лишив их полного внимания. Всё, что занимало его душу и разум - это любовь. Любовь отчаявшегося, казалось бы навечно, человека.
  А Офелия, бедная и одинокая девушка - она только и жила радостью иметь такого близкого ее душе друга, ибо никогда ранее никто не ценил ее существование. Даже родная мать видела в ней лишь продолжение своих колдовских знаний. Сосуд, который сохранит в себе все тайны колдовства и передаст их дальше. И если ты, дорогой читатель, полагаешь, что Офелия выбрала Эдгара для этой цели, то стоит упрекнуть тебя в сильном, необдуманном заблуждении. Молодая ведьма не желала нести колдовскую силу дальше и в Эгаре она видела именно того человека, который сможет остановить это. С самого начала она верила, что он единственный, кто сделает это. Ведь был один секрет, рассказать о котором Офелия ему так и не смогла. Она не могла предать его чувства и ранить. Слишком, слишком глубоко его теплота и преданность вошли в ее сердце, опутали ее душу, подобно длинным, извилистым корням.
  С того дня вечно угрюмого и мрачного палача будто подменили. Он стал улыбаться, здороваться даже с теми, кого видел впервые, делать комплименты милым старушкам и даже научился шутить с детьми. Он стал крепким, подобно скале, бесстрашным, полным стремлений. Никто уже не узнавал в нем того вечно замкнутого Эдгара. Джейн была особо удивлена перемене в ее дорогом Эдгаре. Она, безусловно, была рада, что он, наконец, нашел путь к счастью, но что-то внутри нее заставляло тревожиться. Или же это была просто ревность. Да. Так и есть. Девушка заметила в себе неприятное чувство после слов отца, когда тот, после очередного визита Эдгара предположил, что завсегдатай их таверны, вероятно, влюбился. И это невозможно было не заметить.
- Ну и как же дела у моего влюбленного мальчика? - с нескрываемой улыбкой спрашивал Алистер, как и всегда, в очередной визит Эдгара в его трактир.
- Что за глупости! - восклицал палач, так неумело скрывая смущение, оторое так нелепо выглядело на его-то серьезном, порой суровом лице крупного, с довольно хорошо слаженным атлетическим телом Эдгара.
  Ал тоже замечал эту нелепость и пожимая плечами отвечал -
- Может ты и стал здоровым, как боров тетушки Эммы, но твои эмоции у тебя на лице написаны, мой мальчик. Когда же, когда наконец ты познакомишь меня с этой счастливицей? Я уверен - она прекрасна.
- О, да! - согласился Эдгар, мигом опомнившись и закусив язык. Болтать лишнее об этом ему не следовало и он решил немного приврать, во избежание ненужных слухов. - Милое создание, однако, не думаю, что это продлится долго. Временное увлечение и не более того.
- Хм... Жаль, конечно. - Алистер поджал губы, но он также, как и свой лучший посетитель - играл роль. Он сразу же понял, что Эд предпочел не говорить о личном и заставлять его не нужно. Трактирщик уже достаточно хорошо знал Эдгара и понимал, что его душа слишком ранима, несмотря на весь его устрашающий вид. Таким его сделали вечные страдания и тяготы службы. Также Алистер знал и то, что его дочь безнадеждно влюблена в него, но отец даже представить не мог, что такой союз имеет возможность быть. Джейн была для Эдгара больше сестрой, другом и советчиком, и в роли жены палача Алистер ее видеть не мог. И дело не в том, что сам он был бы против. Напротив - Эдгар очень надежный, честный и порядочный человек, который мог бы стать верным и преданным спутником для его несчастной дочери, однако их мысли и то, как оба видят жизнь - ставило обоих по разным сторонам.
  Шло время. Весну сменило лето, а за летом наступала осень. Однако, для Эдгара ход времени словно лился быстрым, бурлящим потоком горной реки. После каждого дня, проведенного в Нордстоуне, после очередных пыток, или казни - палач спешил в лес, к своей ведьме. Каждый раз она встречала его у того самого охотничьего мостика и каждый раз улыбалась так, будто не видела целую вечность. Почти каждый день Эдгар приносил для нее свежие овощи, мясо, сыр и хлеб. Он дарил ей красивые ткани и платья, драгоценные украшения, а однажды принес кожаные туфельки, в которых нынче в городе хаживают аристократки. Но Офелия всегда смущалась подаркам мужчины и опускала глаза.
- Разве можешь ты видеть меня в этих красивых одеждах? Милый Эдгар, где же мне наряжаться во все это? Лес - мой дом. - говорила Офелия, аккуратно складывая очередной наряд, или ткань.
- Не думай об этом! - умиляясь ответом Офелии говорил Эдгар и крепко обнимал. - Совсем скоро ты будешь жить в лучшем месте! Я куплю ферму в деревеньке, что чуть дальше Нордстоуна! Никто не посмеет побеспокоить нас там. Я оставлю службу и наконец обрету свободу. Мы будем жить простой, вольной жизнью и никогда уже не вернемся к той, которая была. Я, Эдгар Тауни обещаю тебе это!
- И до чего же ты глупый, мистер Тауни! - с улыбкой отвечала Офелия, прижимаясь щекой к шее мужчины. - Не обещай. Это лишнее.
- Лишнее? - терялся Эдгар. - Неужели тебе не по душе мои планы? Неужели ты не хочешь подарить мне вечное счастье жить с тобой до последнего вздоха под одной крышей? Я нареку тебя миссис Тауни, Офелия! Но если...
- Тише... - ведьма прижала пальцы к губам Эдгара и заглянула ему в глаза, полные огня и мечтаний. - Ты так вырос и окреп, но твои мысли по-прежнему слишком легки и наивны, малыш Эд. Неужели ты, в своих размышлениях позабыл - кто я? О, мисс Тауни... Если было бы нужно, то я половину жизни отдала бы, чтобы стать мисс Тауни, Эдгар. Если бы дело было лишь в этом. Но я - ведьма. И отказаться от этого невозможно.
- Хах! Неужели ты думаешь, наивная женщина, что меня это смутило? Или я не знал об этом с первой минуты, как только встретил тебя? Такую маленькую и страшненькую!
- Страшненькую? - Офелия надула губы и изобразила обиду, но немедленно оказалась на больших и крепких руках Эдгара, который вновь и вновь закружил ее, отчего деревья мелькали вокруг девушки, словно в танце.
- Тебе не сломить моего упрямства, миссис Тауни! - говорил смеясь Эдгар, кружа и прижимая к себе свою спутницу. Всё его тело горело и приходило в безудержный трепет даже от малейшего прикосновения к Офелии. Мужчина, еще не знавший женских ласк и томимый желанием познать это волшебное чувство боялся отстранить от себя и напугать свою милую ведьму, однако она, словно чувствовала его мысли и желания и попросила опустить на траву.
- Идем со мной, малыш Эд. - сказала она, и взяв руку мужчины в свою ладонь повела в глубь леса.
  Эдгар сразу же вспомнил то мрачное место, куда Офелия пыталась увести его еще в детстве. Тогда он был слишком мал и здорово напугался. Но сейчас он был готов пойти за ней хоть на эшафот.
  Через несколько минут невдалеке, между густыми елями заметил Эдгар что-то, похожее на мшистый край небольшой и ровной скалы посреди маленького холма.
- Что это? - удивился он, задумавшись на секунду, но Офелия лишь загадочно хихикнула вместо ответа и повела его в сторону этого необычного холма.
  Той мшистой поверхностью оказалась дверь, ведущая в землянку - место, где жила Офелия. Никогда раньше Эдгару не доводилось бывать здесь. Он и подумать не мог, что она вообще позволит ему присутствовать в своем доме. Но она позволила. И позволила даже больше, чем мог он себе представить.
  Как только дверь от землянки закрылась - Офелия подкинула в тлеющий очаг дров и зажгла лампу, после чего, даже не позволив своему гостю осмотреть жилище - обвила его шею руками, подобно лозам, и прижалась к его губам своими.
  Эдгар не мог уже сдерживать в себе ту бушующую страсть и любовь к этой женщине, которая доводила его до безумия. Никогда, никогда бы не подумал он, что это дьявольское дитя поглотит все его сознание и обретёт контроль над его разумом.
  Не помня самого себя, Эдгар срывал на Офелии старые и затасканные одежды, восхищаясь бархатистостью и нежностью ее кожи, покрывая поцелуями и боясь даже поверить, что это существо доверилось ему, даря самое важное, что у нее было - свою честь.
  Девушка была с ним так же нежна, отвечая на ласки и поцелуи, страстно вздыхала и дрожала, подобно хрупкому цветку на ветру. Эдгар не смел позволить себе перейти даже на малейшую грубость и одаривал Офелию лишь нежными касаниями, ласками и поцелуями.
  Так в этот день оба стали неразделимой частью друг друга навечно.