ZOV. Глава 9. Осколок

Засада была приготовлена тщательно. Мы знали, что противник использует эту тропу для ночных переходов. Знали время, состав. Сидели в промозглой канаве, вросли в землю, в грязь, в холод. Дождь моросил мелкий, назойливый, затекающий за воротник.

– Как в старые добрые, – беззвучно прошептал Кузнец, лежавший справа от меня. Я лишь кивнул, чувствуя, как немеет нога. Та самая, чеченская, память.

Они появились беззвучно, как призраки. Тени в ночи. Пропустить передовой дозор – было решением Деда. Он руководил отловом, его голос в наушнике был ровным и тихим.

– Ждем основную группу... Ждем...

Когда они поравнялись с нами, тишину разорвал резкий, отрывистый хлопок Деда – сигнал. И ад начался.

Осветительная ракета взмыла в небо, на мгновение превращая ночь в слепящий день. Мы вжались в приклады. Очередь Кузнеца, короткая и точная, скосила пулеметчика. Слева застрочил Семен, уже не паникующий юнец, а холодный солдат, ведущий огонь по целям.

Я работал, как автомат. Выстрел. Перезарядка. Смена позиции. Выстрел. Тело помнило все. Глаза выхватывали движение в клубящемся дыму. В ушах стоял оглушительный грохот, но разум был чист и пуст, как отполированный камень.

Именно в этот момент я и не заметил его. Один из них, раненый, поднялся из-за трупа товарища с гранатой в руке. Он был уже мертвецом, но не знал этого. Его движение было последним, отчаянным.

Я развернулся, но понимал – поздно. Пуля моего автомата вошла в него одновременно с оглушительным взрывом.

Удар был горячим и тупым. Не боль, а именно удар, будто кто-то размахнулся и всадил мне в плечо и бок тяжелую кувалду. Я отлетел назад, ударившись спиной о бруствер канавы. В ушах зазвенело, мир поплыл.

–Ранен?

Это был голос Кузнеца. Не крик, а сдавленный, яростный рык. Я видел, как его крупная фигура закрыла меня собой, как его автомат выплевывал свинцовую ярость в сторону противника, прижимая их к земле.

– Прикрыть! Санитара! – скомандовал откуда-то Дед, и его голос был стальным канатом, на котором держалась вся операция.

Ко мне ползком, не поднимая головы, двинулся Семен. Его лицо в копоти и грязи было искажено не страхом, а сосредоточенной яростью.
–Где? – коротко бросил он, его руки уже рылись в моей разгрузке, искали аптечку.

– Плечо... бок... – смог я выдавить.

Он работал быстро, без суеты. Разрезал одежду, наложил давящую повязку. Руки не дрожали. Глаза смотрели четко. Где-то рядом, прикрывая нас, лег «Шахтёр», отстреливаясь короткими, экономными очередями.

– Готово. Тащи! – крикнул Семен Кузнецу.

Тот, не прекращая огня, двинулся ко мне, схватил за здоровую руку и за разгрузку. Вместе с Семеном они потащили меня вглубь наших позиций, к месту, куда уже подъезжала «таблетка».

Бой позади стихал. Засада удалась. Группа уничтожена. Цена – моя кровь, текущая по разгрузке Семена.

В кузове уазика, на коленях у Кузнеца, я смотрел на его лицо. Оно было сосредоточенным.
–Ну что, старик, подвел, – хрипло пробормотал я.
–Заткнись, – отрезал он, зажимая рану новой порцией бинтов. – Еще посмотрим, кто кого подвел. Держись.

Я смотрел в потолок, чувствуя боль, которая наконец прорвалась сквозь адреналин. Но сквозь боль пробивалось другое чувство – странное, почти мирное. Я был не один. Мое плечо держал друг. Мою жизнь прикрывали те, кого мы сами недавно учили.

Цикл не просто замкнулся. Он стал прочнее. Мы были не просто призраками прошлого. Мы стали костью и кровью этой войны. И пока есть плечо друга и холодная ярость в глазах ученика, эта кость будет крепка. А кровь... что кровь? Она остановится. Обязана остановиться. Потому что завтра снова в бой.