ZOV. Глава 13. Чужие молитвы

Команда поступила неожиданно: передать участок свежей мотострелковой роте и своим ходом переместиться на соседний, более спокойный участок для «укрепления обороны». Все понимали – нас отводили на переформирование после потерь, давая передохнуть, но не признавая этого вслух.

Дорога заняла несколько часов. Новый участок встретил нас неестественной тишиной. Окопы были глубокими и правильными, блиндажи – капитальными. Здесь война велась по иному расписанию – методичные артдуэли, редкие перестрелки, работа снайперов и разведки.

Нас определили в подчинение к командиру роты, майору с позывным «Батя». Он оказался не похож на «Библиотекаря». Возрастной, с сединой в бороде и спокойными, уставшими глазами, он больше напоминал участкового врача из глубинки.

– Знаю вас, – сказал он, обводя нас взглядом. – Слышал. Опыт вам замены нет. Но здесь свои правила. Не геройствуем. Бережем людей. Задача – держать. Не отступать. Не лезть на рожон. Понятно?

Мы кивнули. После атакующей тактики на старом участке это была странная перемена. Но правила есть правила.

Наш взвод занял позицию на стыке двух рот. Соседями справа оказались бойцы из отряда спецназначения, слева – рота морской пехоты.

Именно на второй день произошел случай, встряхнувший всех.

Утром, во время редкого артналета, один из «морпехов», молодой парень, прыгнул не в свою щель, а в нашу траншею. Он был бледен, глаза бегали.
–Там… там Семена разорвало… – он бормотал, не глядя на нас. – На куски… я рядом стоял…

Мы молчали. «Серый», услышав свое имя, лишь на мгновение замер, а потом продолжил чистить прицел.

– Как звать? – спросил я парня.
–Лёха… – он сглотнул. – Первый раз… так близко…

В этот момент с наблюдательного пункта донесся крик: «Раненый! На нейтралке!»

Мы бросились к брустверу. Метров за триста, в воронке, лежал боец. Он шевелился, пытался ползти. Это был один из спецназовцев-соседей.

– Вижу, – голос «Бати» в наушниках был спокоен. – Рация убита. Попытка эвакуировать ночью провалилась. Днем – самоубийство. Арту не вызываем – накроет своего.

Логично. Холодно. Правильно. Но мужик там умирал.

– Разрешите группу прикрытия, – в рацию сказал Дед. – Не бросить же.

– Запрещаю, – ответил «Батя». – Не дам вас губить из-за одного. Он свой выбор сделал, пошел в разведку.

Мы стояли, сжимая стволы. Видели, как тот боец вдалеке поднял руку, словно что-то показывая, а потом рука упала. Он затих.

Тишина повисла тягучая и невыносимая. Лёха, «морпех», смотрел на это, и его трясло.

– Он же… он же молился… – прошептал Лёха. – Я в бинокль видел… губы шевелил… Аллаху молился…

«Шахтёр», стоявший рядом, мрачно хмыкнул.
–Здесь, сынок, все молятся. Атеисты – своему пулемету. Верующие – своим богам. А в итоге все равно слушаем одного бога – бога войны. И у него нет ни лица, ни имени. Только свист и разрыв.

Лёха смотрел на него с ужасом. Его картина мира, где есть свои и чужие, герои и враги, трещала по швам.

Вечером, когда стемнело, разведка все же вытащила тело того спецназовца. Он был мертв. При нем нашли медальон и маленький, потрепанный Коран.

На следующий день Лёха был другим. Бледным, но собранным. Он уже не отводил взгляд. Он выполнял свою работу. Инициация через чужую смерть состоялась.

Мы сидели в блиндаже. «Серый» неожиданно сказал:
–А ведь он, может, не о пощаде молился. А о том, чтобы мы его не бросали. Чтобы его товарищи пришли.

Дед посмотрел на него, потом на нас.
–Вот и вся наша работа. Чтобы товарищи приходили. Чтобы свои своих не бросали. Вне зависимости от звания, национальности и бога, которому молишься. В этом и есть вся наша правда. Остальное – от лукавого.

Новый участок, новые потери, новые лица. Но суть оставалась прежней. Мы держались. Не ради звезд на погонах. Ради того, чтобы в следующий раз, если в воронке окажешься я или ты, за нами пришли. Потому что свои своих не бросают. Это был единственный закон, который имел значение в этом аду.