Между деревьями

Ветви качнулись и впустили солнце в импровизированное укрытие.

Ульяна сощурилась. Перед глазами на миг всё размылось, и внутри возникло ощущение невесомости.
Она была дома, а он обнимал её за плечи. Текла незнакомая речь, которую девушка смогла разобрать только спустя десяток произнесённых фраз.
Погружение на этот раз оказалось медленным и тягучим, но Уля всё равно сразу поняла, где находится. Краешек сада, что был виден из кухонного окна, так часто дарил ей вдохновение. Когда измученные островной знойной ночью они наслаждались прохладой в другой части дома.
Было время, когда она вела образ жизни совы. Засыпала под утро, а просыпалась, когда солнце поднималось уже высоко. Поэтому, посмеиваясь над её желанием подольше гулять в своих мирах, завтрак часто готовил он.

Теперь же Ульяна была заземлена настолько, что не задерживалась в лабиринтах подсознания и на лишнюю минуту.
А вот он готовил по-прежнему так же хорошо.

Скорее всего, это был один из тех самых завтраков, когда они наиболее полно проживали свободу.
Оба интуитивно чувствовали, что это не продлится долго. Им был дан своеобразный отпуск, и потому стоило ценить каждое мгновение.
Уля, вновь погрузившись в воспоминание, стала прислушиваться к тому, что говорил Джи Ну:

— Ты меня обязательно вспомнишь и разбудишь… слышишь?

От его близости Уля вдруг ощутила тепло и стала повторять сказанные слова про себя. Она словно бы впечатывала их в свою память.
Но и сам Джи Ну продолжал говорить настолько горячо, что невольно помогал ей в этом. Он повторял одно и то же, и, выйдя из непосредственного переживания, Уля наблюдала уже за реакцией Риты.
Та нежно улыбалась. Зная и понимая явно больше, чем знает сейчас она, Уля. Это кольнуло девушку ревностью. Она была воплощением нового опыта, и при всей её мудрости что-то приходилось проходить заново.

Сколько бы историй ни было «до», их нельзя продолжить или переписать. Они лягут в руку ключами от той единственной двери. Открыв которую, она сможет снова себя познать. Настолько глубоко, насколько здесь это возможно. Но на всё требуется время и мужество.
Уля открыла глаза и осознала, что она по-прежнему ослеплена. Но в этот раз — слезами, вызванными воспоминанием. Просто то было ещё слишком близко к ним, ныне живущим. Поэтому и воздействие казалось столь сильным.
Размазав по лицу эмоциональный след от пережитого, девушка наконец смогла сфокусироваться на том, что происходило вокруг.

А солнце, уже проникнув под воротник из кроны, добралось до самого сердца, заставляя Улю переживать нежность. Но эта нежность была нетипичной для её души — чуть подёрнутой утренним октябрьским инеем.
Не было больше ни сельской островной глубинки, ни не спадающей даже к октябрю жары.
В их нынешнем доме уже всё приготовлялось к затяжной зиме. И не то чтобы это вызывало у девушки тоску, так… всего лишь лёгкую грусть.
Но, сбросив с себя и её налёт тоже, Ульяна залюбовалась. Этот переходной сезон обладал собственным шармом: своим неповторимым стилем в лиственных нарядах, а также ароматом.
Ей даже показалось, что она улавливает в воздухе нотки первого снега.
Но, конечно же, для снега было ещё слишком рано. Да и путешествие на другой конец континента не прошло бесследно. Несмотря на полную сонастройку с тем часовым поясом и природой, частью которой она сейчас являлась, Ульяна не ощущала холода. А ведь она просидела неподвижно под деревом порядка трёх часов.

Однако теперь девушка чувствовала потребность двигаться. Пройти по чуть видимой в пожухлом поле тропинке и, пересекши просёлочную дорогу, нырнуть в садовые заросли.

— Всё получилось, как ты и хотел… Почти так же, как там. Только прохладнее и путаннее, —

Прошептала Уля себе под нос.

Она, уже ориентируясь на знакомой до дюйма территории, аккуратно отводила ветки от лица.
Очередной цикл завершался, и природа словно бы подводила тому итоги.
Скатывала густые травянистые ковры, занавешивала балдахином летние панели, переключала прожектор солнца на более бережливый режим. Как любая рачительная хозяйка, она не желала переплачивать и перестраивала земной дом на зимовку.

Приглушая свои цвета, природа не стыдилась и не тревожилась.
Вот и Ульяна, по её примеру, наводила порядок внутри. Она осознавала, что очень далека от мудрых несовершенств той, но желала выровняться, насколько это было возможно.
Ведь всё внутри девушки оказалось сорванным со своих мест в результате последнего урагана.
Однако в природе ничего не умирает, а также не разрушается просто так, без цели. Из любого хаоса рождается семя новой, более сгармонизированной с течением, жизни.

Уля тоже вынашивала новую жизнь. И была странно счастлива — тем нетипичным для обывателя счастьем, когда уже помнишь себя и принимаешь настолько, что страдание не затмевает радость ощущать жизнь.
Оно есть… И, возможно, будет присутствовать фоново всегда. Скучанием по дому, памятью о том, как возможно любить там.
Но и здесь, развязав самые крепкие земные узелки, можно обнять целое дерево.

Девушка подошла к самому старому на их участке и, прижавшись лбом к стволу, замерла. Через минуту она услышала шаги, и рука Олега легла поверх её собственной.
Как когда-то очень давно. Даже дальше, чем век.