Глава 3. Звуки и тени

Великолепный, недавно перестроенный замок Хью де Вара, именуемый Уайт Клиф, в вечер королевского пира сиял огнями сотен масляных ламп и бесчисленных восковых свечей, словно драгоценная шкатулка, выставленная напоказ на бархатной подушке ночи. Каменные стены замка, украшенные резными барельефами и горгульями, отражали мерцающий свет, создавая атмосферу таинственности и великолепия.

Аромат жареного мяса, пряных специй и сладкого вина наполнял воздух, смешиваясь с запахом дорогих духов и свежих цветов, расставленных в изящных вазах. Звуки приглушенных голосов многочисленных гостей, шуршание одежд доносились до меня, пока я настраивал свою лютню в отведенной для музыкантов нише, расположенной на возвышении, откуда открывался вид на весь зал.

Другие музыканты, расположившиеся неподалеку, уже начали играть тихую, фоновую мелодию, создавая приятную атмосферу для прибывающих гостей. Обычное волнение перед выступлением сегодня вечером сменялось глубоким, личным переживанием.

Я не только увижу Элейн после долгих лет разлуки, но и, если Санди сдержит свое обещание и не подведет меня, смогу поговорить с ней с глазу на глаз, узнать, помнит ли она меня, и попытаться понять, есть ли у меня хоть малейшая надежда на взаимность. Мысль об Элейн наполняла меня одновременно и радостным предвкушением и мучительной тревогой, словно я балансировал на краю пропасти и не знал, сорвусь ли в нее или полечу, расправив крылья.

Наконец, сигнал, громкий звук горна, возвестил о начале пира, и в зал потекла разноцветная река гостей. Роскошные наряды дам, расшитые золотом и серебром, переливались в свете свечей, создавая калейдоскоп причудливых красок. Драгоценные украшения, - ожерелья, серьги, браслеты, - сверкали на шеях, запястьях и в волосах, отражая свет и притягивая взгляды. Чопорные лица знатных господ, одетых в строгие, но элегантные костюмы, выражали важность и достоинство, подчеркивая значимость события. В воздухе витал легкий гул разговоров, смех и шепот. Царила атмосфера оживления и предвкушения праздника.

Вскоре появился герцог Ральф Оуэн, чья властная фигура, облаченная в темный бархатный костюм, расшитый серебром, и проницательный взгляд, устремленный на собравшихся, не могли остаться незамеченными. Его присутствие словно вдруг наполнило зал неуловимым напряжением и в то же время вполне очевидным уважением. Рядом с ним спокойно и с достоинством шествовал длинный худощавый пожилой барон Хью де Вар, одетый в богатые одежды, подчеркивающие его высокий статус и богатство. Он радушно приветствовал собравшихся, одаривая каждого теплой улыбкой и приветственным словом, и я видел, как многие почтительно склоняли головы, как их взгляды выражали глубокую благодарность.

Множество красивых леди, одетых в изысканные платья и украшенных драгоценностями, кружились, демонстрируя наряды, и оживленно беседовали, но мои глаза искали лишь одну-единственную, ту, чей образ преследовал меня все годы разлуки. Я всматривался в каждое лицо, надеясь увидеть знакомые черты, но не находил их. В какой-то момент я решил, что она не смогла присутствовать на празднике, и мое сердце сжалось от разочарования, словно ледяная рука властно легла на него, замораживая навеки все теплые чувства и надежды.

В этот миг она, словно сотканная из рассветного тумана, появилась в дверях. Элейн!

Ее платье из тонкого шелка цвета морской пены казалось сотканным из сияния лунного света. Оно струилось, нежно облегая ее стройную фигуру. Умело вплетенные в светлые волосы драгоценные камни таинственно мерцали, словно звезды в ночи, притягивая взгляды присутствующих. Ее красота была настолько ослепительной, что на мгновение я потерял дар речи и поверил, что попал в мир неземных существ. Мне вдруг показалось, что это вовсе не та Элейн, которую я помнил с детства. Передо мною плыла сказочная фея, и все присутствующие с почтением уступали ей дорогу.

Сердце учащенно забилось, решив, как видно, вырваться из груди и улететь к ней, и я почувствовал, как кровь приливает к лицу, а в голове шумит неспокойный морской прибой.  Я замер, как зачарованный, не в силах отвести от нее взгляда, боясь, что если моргну, она исчезнет, растает, как прекрасный сон.

Санди, всегда наблюдательный и проницательный, заметил мое волнение, мою растерянность и внезапно охватившее душу оцепенение. Он незаметно подтолкнул меня локтем в бок, пытаясь вернуть в реальность, и ободряюще улыбнулся, всем своим видом показывая, что все идет по плану, и мне не о чем беспокоиться. Его поддержка придала мне сил.

“Начинай вступление,” спокойно сказал он.

Пришло мое время. Я глубоко вздохнул, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце, коснулся струн, и по залу полилась нежная мелодия, наполненная грустью и надеждой, тоской и любовью. Я вложил в музыку всю надежду на взаимность, все свои тайные чувства и несбывшиеся мечты, молясь про себя, чтобы Элейн услышала в этих звуках неровное биение моего сердца и поняла, как сильно она мне дорога.

Продолжая играть, я старался не отводить взгляда от Элейн, надеясь поймать ее взгляд и увидеть в нем хотя бы намек на то, что она помнит меня и испытывает ко мне симпатию. К моей величайшей радости моя музыка, кажется, отозвалась в ее сердце. Ее взгляд, сначала скользивший по залу в поиске, наконец, остановился на мне, и я увидел, как ее брови чуть изогнулись в попытке вспомнить. Затем ее глаза расширились, и в них вспыхнуло узнавание, легкое удивление, а потом - что-то похожее на нежность. Я не мог поверить, что она никак не может узнать меня, хотя, конечно, я крепко изменился за прошедшие десять лет.

Я осмелел, почувствовав, что моя музыка находит отклик в ее душе. Мелодия будто сама собой полилась в зал, не требуя от меня усилий, неся страсть и уверенность во взаимности. Музыка стала моим голосом, моим признанием в любви, которое я не мог выразить словами.

Однако не только Элейн обратила внимание на мое выступление. Краем глаза я вдруг заметил, как к ней приблизился высокий, довольно надменный и изысканно одетый вельможа лет пятидесяти. Его лицо выражало превосходство и высокомерие, а презрительный взгляд скользнул по мне, словно по чему-то чрезвычайно незначительному и недостойному ничьего внимания. Я видел, как его губы шевелятся, обращаясь к Элейн, и хотя не мог разобрать слов сквозь шум зала и музыку, само его движение, уверенный жест, с которым он наклонился к ней, говорили о некой властности. После этого она слегка нахмурилась, словно услышала что-то неприятное или такое, чему вынуждена подчиниться.

Нетрудно было догадаться, что к Элейн подошёл Роджер, королевский фаворит, чье высокомерие и властность были хорошо известны при дворе. С его появлением тональность шума в зале изменилась. Гости как будто немного насторожились и притихли.

Санди, незадолго до начала пира, вскользь упомянул о нем, как о назойливом поклоннике Элейн, которого следует опасаться, и предупредил, что он может стать серьезным препятствием на пути к моему счастью. Говорили, что двадцать лет назад Роджер отличился храбростью и отвагой при неудачной осаде Дамаска, где спас многих рыцарей от неминуемой гибели, за что ему благодарны знатные семьи по всей Англии.

Однако его раскованное и самоуверенное присутствие рядом с Элейн, его властные жесты и слова, обращенные к ней, зажгли в моем сердце неприятное чувство ревности, словно ядовитая змея заползла вдруг в душу и отравила все мои лучшие чувства. В груди закипала горечь: что она могла найти в этом холодном и надменном человеке? Почему она позволяла ему так бесцеремонно обращаться с собой?

Благодаря посредничеству Санди, который, словно опытный стюард, ловко лавируя между гостями, сумел перекинуться с Элейн парой фраз, я понял, что она с удивлением и радостью узнала меня, но постаралась не показывать вида. Санди, словно долгожданный нежный весенний ветерок, принес добрую весть, рассеяв тучи сомнений и опасений.

Договорились так. В перерыве между музыкой и танцами она прогуляется в дальний тенистый уголок сада, где когда-то на небольшой открытой площадке мы вместе самостоятельно мастерили солнечные часы и гордились тем, что теперь сами, как взрослые, можем определять время. Ах, таинственное и загадочное время! Тогда мы думали, что управляем им, а теперь оно, кажется, управляет нами, меняя нас самым непредсказуемым образом.

Сердце мое наполнилось радостным предвкушением, словно яркая звезда в ночном небе. Скоро долгожданная встреча! Я уже представлял себе, как мы будем живо говорить, как я расскажу ей о своих чувствах, как жил без нее, и как она вдруг горячо ответит мне взаимностью.

Однако моим надеждам не суждено было сбыться так скоро, как я ожидал. Едва я закончил очередную мелодию, полную страстного томления и невысказанной любви, как Роджер, словно тень, нависшая над моей радостью, вопросил властным тоном, почему звучит лишь мелодия, и где слова, которые должны сопровождать ее.

Теперь только я понял реакцию Элейн на его присутствие. Он буквально давил волей, не давая времени на раздумья.

Мне пришлось исполнить несколько баллад, полных печали и разлуки, которые, казалось, лишь усиливали мою собственную тоску по Элейн. После этого я приготовился было покинуть свое место на время перерыва, надеясь наконец-то вырваться из-под гнета музыки и устремиться в сад, но Роджер, все еще находившийся неподалеку от нее, казалось, намеренно затягивал ее пребывание рядом с собой. Он властно потребовал музыку для танца в сопровождении песни. Кароль - прекрасный песенный хоровод с древними народными  мотивами, но если бы кто-то знал, как он стал мне вдруг неприятен в тот момент!

Повинуясь внезапному порыву, я запел старинную балладу о плохой  совместимости долга перед государством и любви к семье и родине. Ее я услышал недавно во Франции от известного трубадура, которого опасались даже герцоги за острый ум и выразительный язык.

“'Есть плоть от плоти, и есть плоть,
Та, что отдам за короля,
А плоть от плоти пусть живёт,
Плоть новую земле даря,
На райском острове поля
В цветении весны не зря.
Есть плоть от плоти, а есть плоть,
Ее отдам за короля”.

Зал неожиданно замер. Кажется, даже Роджер на мгновение перестал кружить Элейн в танце. Он искоса взглянул на меня. Так смотрят на незначительную, но чрезвычайно раздражающую помеху.

Затем зал как-то незаметно сам собой ожил, и веселье возобновилось с новой силой.
За одним озорным каролем последовал другой, затем еще один, и так продолжалось бесконечно. Роджер, словно привязавшись к Элейн, не желая отпускать ее от себя ни на миг, непрестанно приглашал ее танцевать, не обращая внимания на других гостей и на мои мучительные взгляды. Он как будто издевался надо мной, нарочно удерживая ее рядом с собой, наслаждаясь своей властью и моим бессилием.

В то же время он не мог издеваться надо мной, потому что не мог знать о моих чувствах к Элейн, просто он вел себя с ней как обычно, а я видел его самого и его рядом с Элейн впервые.

Мои пристальные взгляды по-прежнему оставались без ответа. Элейн иногда украдкой сочувственно смотрела на меня, словно понимая мои страдания и разделяя мою боль, но послушно следовала строгому придворному этикету, который не позволял открыто выражать свои чувства. Ее кавалер, надменный и властный человек, вызывал восхищенные взгляды многих прекрасных дам. Теперь они желали вести с ним хоровод до упада, надеясь привлечь его внимание и заслужить его благосклонность, но он крепко держал Элейн за руку, и она не имела никакой возможности ускользнуть, хотя бы на короткое время.


Рецензии