Ладонь у виска

 
Встречаю недавно своего хорошего друга Артёма. Он трудится на ниве доставки граждан по различным адресам, а проще, — работает таксистом в Соединённых Штатах Америки, в городе Сан-Франциско.
 
... Обычно, при встрече со мной словоохотливый Артём делится своими весёлыми байками. Его всегда забавно слушать. Из-за занимательности самих историй и из-за его мимики и энергичных телодвижений, которыми он сопровождает свои рассказики. Завидев его издалека, я уже было собирался внутренне настроиться на эту потешную волну, но споткнулся о собственную неуверенность. Сам его вид в этот раз был каким-то другим. Сосредоточенным, если хотите, серьёзным. Не заболел ли? — подумалось мне. Было не похоже.
— Хочешь случай? — спросил он, не забыв, как всегда поприветствовать.
— Давай, — согласился я.
— Ну, слушай.

И после короткой паузы, набрав побольше воздуха в лёгкие начал:
— Случилось это, уже как несколько лет тому. Всё забываю тебе рассказать. Получил вызов по моей телефонной связи с диспетчером отвезти пассажиров. Подъезжаю к госпиталю для ветеранов войн. Там — двое. Пожилой высокий худощавый мужчина и с ним женщина помоложе — видно его опекает, помощница, одним словом. Едут из госпиталя домой. Надо сказать, что в этом огромном госпитале федерального подчинения, построенном ещё до Второй мировой войны, проходят лечение и наблюдения исключительно ветераны американской армии. Да и внешность мужчины, по каким-то неуловимым признакам соответствовала этому. К тому же, на голове у него была лёгкая шапочка с козырьком, на которой легко читалась вышитыми буквами его воинская принадлежность к конкретному воинскому подразделению. Лет ему уже было немало. За 90, так это уж точно. Но держался молодцом. По крайней мере, в кратком общении и обмене репликами это нельзя было не отметить.

Едем. Они сидят на заднем сидении. Дорога не близкая. Молчим. Вдруг, звонят на мой мобильный телефон. Звонит приятель, ты его не знаешь. Мне пришлось говорить по-русски, хотя это не этично в присутствии англоговорящих пассажиров. Стараюсь это не делать, но дело в том, что в данном случае мой телефонный визави ни бельмеса не рубит по-английски. Снижаю громкость телефона и соответственно своего голоса. Поговорили. Еду дальше.

И тут, с заднего сидения вопрос от старика:
— Are you Russian? (Ты русский?).
— Yes, I am (Да.), — отвечаю.
— И грянул гром...
— Так назывался рассказ Рэя Брэдбери, — прерывая рассказ Артёма, блещу интеллектом я, вспоминая потрясающий философский рассказ великого писателя-фантаста.
— Сильнее, Саша. Намного сильнее, — отвечает серьёзно Артём, глядя на мои, вскинутые немым вопросом брови. — Слушай дальше. Старика как-будто подменили. Из молчаливого, погружённого в себя сгорбившегося довольно пожилого человека он сиеминутно превратился в энергичного страстного рассказчика. Его речь была обращена к спутнице, сидевшей рядом.

По их дальнейшему диалогу я понял, что женщина, мягко выражаясь, была не совсем в курсе того периода времени и зная это, старик ей пытался объяснить то, чем был полон сам все эти годы. А я слушал и только молча кивал головой в знак согласия. Говорил он ей о том, что летом 1944 года принимал участие в высадке союзных войск в Нормандии. О том, как они наступали. Но то, что он ей поведал и в чём старался её просветить заключалось в его категорической оценке расстановки сил в тот неоднозначный период войны.

Говорил он о том, что я конечно знал, но впервые впитывал точку зрения воевавшего тогда американца. А он продолжал говорить о том, что русские положили на той войне бесчисленное количество народа. И даже озвучил цифру — около 28 миллионов. При этом был упомянут Гитлер, но его характеристику в интерпретации американского ветерана не берусь воспроизводить даже приблизительно, следуя запрету употребления табуированной лексики и из-за моих не настолько глубоких знаний специфических американских соответствующих выражений. Одно могу сказать — не лестно о нём отзывался. Говорил о том, что русские спасли Европу. И более того — его страну. Рассказывал, как героически сражались русские солдаты. Много ещё чего говорил бывший американский солдат, если солдаты вообще бывают бывшими.

(Справедливости ради, хочу уточнить и объяснить, что для американцев, все жившие в СССР, а ныне — в России, — русские. Точно так же, как всё многонациональное народонаселение самих Соединённых Штатов Америки — американцы. Поэтому, называя русскими тех бывших союзников антигитлеровской коалиции, американский ветеран только следовал стереотипу идентификации воинов, сражавшихся в Красной Армии. Автор).

А я крутил баранку и слушал. Передо мной видением, застилая дорогу,  проносился американский самолёт Дуглас ДС-3, в котором находился мой отец — стрелок-радист...

… Прибавив себе год, он ушёл на войну. Их авиаполк базировался под Ленинградом. Они охраняли и обеспечивали безопасное движение людей и транспортировку грузов по Ладожскому озеру — "дороге жизни" блокадного города на Неве. По его воспоминаниям, летали низко из-за того, что выше ста метров летать было опасно. В противном случае они подвергались опасности быть сбитыми немецкими лётчиками. До сих пор на дне озера лежит колоссальное количество сбитых самолётов и другой техники. А сколько народу было поглощено водной пучиной озера?!

Закончил войну в Берлине, дошёл до Рейхстага. С трудом нашёл место на колонне и поставил свою подпись. Мой отец называл себя “счастливчиком”. Потому, что выжил. Потому, что внёс свой вклад в общую Победу. Потому, что не свернул со святого пути — защиты Родины! И это всё в его почти двадцать лет…

…Наконец, старик замолчал. Исчерпался запас сил, да и в общем, всё уже было сказано. В салоне машины образовалась тишина. Не оборачиваясь, я по привычке посмотрел в зеркало заднего вида и встретился глазами со взглядом старика. То, что я увидел повергло меня в состояние безмолвия. В зеркале отражался американский ветеран Второй мировой войны, сидящий прямо, глядящий на меня с приложенной прямой ладонью у виска в воинском приветствии, отдающим салют мне, а в моём лице всем тем, о ком он только что говорил, включая моего папу. Отдавая честь, он отдавал должное всем тем, с кем прошёл адовы дороги той войны.

— Саша. Ты меня знаешь, — справившись с собой продолжал Артём. — Когда я в Азербайджанском авиапредприятии летал командиром кораблей  гражданской авиации ЯК-40 и ТУ-154, у нас было несколько аварийных ситуаций, когда жизнь висела на волоске. Никогда, слышишь, Саша, никогда я не терял самообладание и не позволял себе киснуть. А тут... Слёзы навернулись на глаза и ком подступил к горлу. Мои эмоции были вызваны его трогательным уважением к стране откуда я родом. Стране, победившей в той войне вместе с союзниками и заплатившую слишком дорогую цену за это. Меня до глубины души тронули честные слова этого американского гражданина, не понаслышке знавшего, что такое война. К этому добавились и мои собственные воспоминания о непростой воинской судьбе моего отца. Не знаю, как я с собою совладал?! 

Распрощавшись с ними, я ехал и думал. Какого неожиданного откровения я стал свидетелем. Какие ещё неизведанные глубины сокрыты от взоров в наших поверхностных представлениях. Что ещё в мире может сравниться с этой уважительной ладонью у виска?!..