Спички

Акварель

Когда-то жизнь свела меня с одним художником. Настоящим Художником, как мне тогда казалось. В своём ремесле он преуспел гораздо больше своих сверстников, также дававших волю чувствам изрыгаться красками на холсты. Если он писал окно, его хотелось поскорее открыть, если лес, в него хотелось пойти за грибами, а если красивую женщину (обычно то были шатенки с тяжёлым взглядом глубоких чёрных глаз), появлялось нестерпимое желание скорее припасть губами к её тонким рукам.
Время шло, и Художник всё больше преисполнялся в своём искусстве. На холсты и листы он глядел уже безо всякого энтузиазма. Он принялся рисовать на тетрадных листках, затем в малюсеньких блокнотах – из тех, что помещаются в нагрудный карман рубашки. И хотите верьте, хотите посмейтесь, но и окна, и леса, и красивые шатенки выходили у него всё такими же правдоподобными и живыми.
По прошествии некоторого времени я встретил его на набережной. Он делал карандашный набросок стоявшего по ту сторону реки громадного кафедрального собора на распоротом спичечном коробке. Думал я тогда о постороннем и даже не придал значение столь странному выбору материала.
Потом до меня дошёл слух, что в нашем городском музее состоится невиданная доселе выставка: тот самый художник представляет свою новую коллекцию портретов, выполненных на спичках. На самых обыкновенных, стандартных спичках, служащих нам для растопки печи. При входе посетителям выдавали лупы, чтобы они могли разглядеть на неверных шершавых гранях сих причудливых деревянных “холстов” фотографически точные изображения грозных мужчин, благообразных стариков, милых детей и, конечно же, шатенок с тяжёлым взглядом глубоких чёрных глаз.
Я смотрел на то, как художник лично убирал свою экспозицию (моё посещение пришлось как раз на последний её день). Он неспешно прохаживался по залу с приглушённым светом и, что-то бормоча себе под нос, аккуратно собирал экспонаты в разрисованный видами нашего города коробок.
Мы решили зайти с ним куда-нибудь выпить. По дороге нам попалось кафе со столиками на улице – дело было поздней весной, и сидеть в помещении совсем не хотелось. Мой художник самозабвенно рассказывал мне о Тициане, провалившись в мысли о далёком Возрождении и даже не заметив симпатичную официантку, черноглазую шатенку, чей взгляд терялся в тумане очков. Затем мой знакомец вставил в рот сигарету (ясно помню, как точно вошла она в его диастему) и прикурил. Прикурил от одной из спичек-экспонатов. Казалось, он и не обратил на это внимания. А лекция о Тициане всё продолжалась, и дымящий лектор проигнорировал мои оборванные вопли. За этой сигаретой последовала вторая, третья… вскоре художник умолк. Он потупил взор в рюмку коньяка и некоторое время сидел, выпуская дым обильными клубами, как старинный паровоз. Лицо его в этот момент было похоже на дом, пожал в котором только начался: ещё не треснули от жара окна, ещё не обвалилась крыша…
Мы расстались с ним на набережной. Той самой, где я некогда застал его за необычным пленером. На ватных ногах, осоловелый я шёл по укутанной сумеречным бархатом брусчатке, а когда обернулся – уж и не помню, что именно заставило меня посмотреть назад – увидел, как Художник стоит, облокотившись на чугунную ограду, и одну за другой поджигал спички из разрисованного коробка. Я стоял, вытянувшись, будто кнехт, и взирал на это страшное, святотатственное, как мне тогда казалось, действие. Он поджёг одну и почти сразу бросил в холодные речные воды. Другую, поджегши, крутил и болтал в воздухе, придавливая майским воздухом неверное пламя. Горением третьей он наслаждался, уставившись на огонь в упор, не двигался, кажется, даже не дышал, пока она не прогорела почти полностью. Последнюю он сжёг до самого конца, а затем растёр её чёрный трупик в пальцах. Положив пустых коробок в нагрудный карман своей клетчатой рубахи, он пошёл нетвёрдым шагом в противоположную от меня сторону. А я ещё долго стоял на удивительно пустой для этого часа и времени года набережной, словно наведённой чёрной тушью на рисовой бумаге каким-то неведомым Художником.
Это была его последняя выставка. Вскоре, как мне рассказывали общие знакомые, он выхлопотал себе неплохую для человека его рода занятий пенсию и уехал в безымянную глухую деревню.
Ещё не раз гулял я по той набережной. И даже по прошествии многих лет старался отыскать между грязно-коричневыми камнями брусчатки, отполированной мириадами ног, хоть одну спичку со следами краски. Хоть одну, сгоревшую не до конца. Так, конечно, и не нашёл…
А вам они случайно не попадались?

июль 2025