Укрощение строптивой или размышления души

 «Укрощение строптивой»  или размышления души у надгробной плиты.

Погода в тот глубоко осенний день 24 ноября 202Х года в Стратфорде-на Эйвоне была добра к покоившимся с миром с 1616 года останкам Вильяма Джоновича Шекспира, сына торговца шерстью, затем джентльмена, имеющего свой дворянский герб, олдермена города, мирового судьи и покровителя заезжего театра.
Было тепло, преимущественно солнечно и восхитительно безветренно. Кости великого поэта и драматурга, на удивление не тронутые временем, немного огорчала высокая влажность, а влажность есть первый враг костей и друг ревматизма, но в остальном погода в Туманном Альбионе располагала к медитации и спокойствию. Бессмертная душа Вильяма, примкнувшего в юности к почти бесправному сословию актёров в Лондоне, с которыми ему было куда интересней, чем в родном городе, размышляла о точности изображения на гербе Шекспиров и делилась своими наблюдениями с прикованными к одному месту костями поэта. Кости пребывали в некой печали из-за ограничений в передвижении и стационарного пребывания под тяжелыми плитами надгробья в церкви Святой Троицы Стратфорда-на-Эйвоне, и, хоть и беззлобно, но завидовали бессмертной душе, которая легко перемещалась в пространстве и во времени. «Свобода передвижения - это жизнь», - с воображаемым вздохом в отсутствии мышц, думали кости. Увы, у каждого своя свобода. Тут уж ничего не поделаешь.
Герб Шекспиров, как ему и полагалось, был изображён на щите, поверх которого расположилась свободолюбивая птица сокол, символ близости к королевской семье, гордо держащая в одной лапе с острыми когтями копьё. Сокол как бы потрясал этим оружием в воздухе и давал понять всем недоброжелателям о серьёзности своих намерений защитить свой род от врагов.
Костям, лежащим в предписанном анатомией порядке, лишённым изначально возможности созерцать чудо семейной геральдики из-под надгробной плиты, было интересно послушать рассуждения души Вильяма. Время от времени душа покидала своды церкви Святой Троицы и отправлялась в путешествие по миру, залетая в театры, где ставились пьесы великого драматурга, и в музеи, посвященные его творчеству и его бурной актёрской жизни в Лондоне конца 16 века. Душа неизменно возвращалась к родным пенатам, где много столетий назад вдохнула жизнь в маленькое новорождённое тельце своего хозяина, а затем давала ему возможность любить, творить и перевоплощаться на сцене созданного им театра «Глобус».
Вот это были времена! Тогда театр строился на средства труппы актёров «Слуги лорда-камергера», и лорды были покровителями и меценатами театрального искусства. Душа начала рассуждать о том, что слово «искусство», по её мнению, очень созвучно со словом «вкус». Искусство-вкус-суть-искусства. Кости, мирно покоясь в фамильном склепе, полностью поддерживали логику рассуждений, как вдруг они резко со скрипом перевернулись в гробу прямо на глазах у души. Потом ещё и ещё раз.
- Чтоб тебя! – чертыхнулись кости и перевернулись снова.
Душа, озадаченная неожиданным фитнесом, происходившим у неё на глазах, решила, что началось землетрясение. Но кости так тонко отреагировали на события, занявшие всего два с половиной часа вселенского и театрального времени в далёкой столице большого государства, протянувшего свои границы от Европы до Азии.
Как раз в тот момент на сцене всеми любимого театра шёл спектакль по пьесе Вильяма Джоновича Шекспира «Укрощение строптивой». Ни душа, ни упокоенные в далёком 1616 году косточки не могли знать, что новомодный спектакль был недавно поставлен очень уважаемым и не очень молодым режиссёром для своей молодой и очень привлекательной жены, которая, как и полагается, очень увлечённо играла в спектакле главную роль. Декорации и театральный реквизит - костюмы, платья, шляпки и сигареты, вставленные в длинные мундштуки - больше соответствовали довоенной эпохе 30-х годов двадцатого века, чем времени, которое отобразил в своей пьесе драматург эпохи Возрождения. Но когда канал вселенской связи донёс до места упокоения поэта обрывки национальной непечатной лексики, летевшей в это время со сцены в зрительный зал, его мирно лежащие кости перевернулись в гробу. Всего лишь несколько мгновений ушло на полёт души за 2500 километров от церкви Святой Троицы в зал, где лицедействовали актёры, чтобы оценить масштаб бедствия. Масштаб оказался намного больше, чем можно было предположить. Из автора произведения Вильям Джонович Шекспир превратился всего лишь в автора идеи. «Похоже, у потомков с идеями проблемы, своих им явно не хватает», - решила душа. «Смирись, великий! Тебя уже ничего не может огорчить! За тебя до глубины души огорчилась твоя бессмертная душа, а вместе с ней и вполне смертные кости».
Они всерьёз задумались - а не исправить ли надпись на надгробии “RIP”* на “O tempora, o mores”!*
*RIP - покойся с миром
*O tempora, o mores - о, времена, о, нравы!