Красный свет! Эссе о свободе, как осознанном бунте

Удивительно, давно хотел поговорить, писать о понимание слова свобода, или если желаете попробовать дать определение этому термину, изначально понимаю, что этого сделать невозможно, как только я попробую ограничить словесными рамками, определениями понятие свобода, она всенепременно выскочит из этого определения и останется куцый хвост заблуждения, визуальный и интеллектуальный обман гордеца.
Всё, что я стану здесь писать, равно как и всё, что я когда-либо пишу, не является морализаторством, и уж тем паче желанием стать неким морально – нравственным ханжой, этическим божком для кого – либо, единственно, что я могу преследовать – это эстетическое нравоучение для самого себя, научения себя задавать самому же себе неудобные вопросы, так как ответов знать я уж точно не могу. Поэтому позволю себе просить вас и далее не принимать этот текст проповедью, исповедью. В каждом абзаце, в каждой строке у всех вас, читающих есть возможность не соглашаться, гневаться на меня, возмущено роптать и опровергать всё, что я позволю себе написать, скорее я стану даже рад если наши с вами точки зрения не совпадут, это даст возможность не заглохнуть суждениям.
Извольте я начну с практических примеров и уж как-то затем мои суждения возможно выведут меня к чему-то, что станет для меня попыткой сказать вслух. Часто находясь на улицах города, а я люблю гулять по городам. Подхожу к перекрёстку со светофором и вот горит красный цвет для пешеходов, и на улице нигде нет машин, а люди стоят, я позволяю себе чаще всего перейти улицу, вот тут же кто-то из вас возмущенно скажет, что я нарушитель, что правила для того и создаются, чтобы следовать им и так далее. Но вот позвольте мне продолжить и добавить, что правила дорожного движения созданы для безопасности на дороге, и вот если вокруг нет машин, и я перехожу дорогу в каком месте я угрожаю безопасности движения? Но народ стоит и смотрит на этот красный цвет и ждёт. Это вам небольшое начало в определение свободы. Быть может нести ответственность обдуманно за себя и окружающих – это как часть свободы, не быть слепым винтиком в инструкции. Никого ни к чему не призываю, вы помните об этом?
Мы с вами по-прежнему находимся на этом перекрёстке и вот я перешел улицу, но недалеко находился патруль, и они видели мой поступок, да кто-то сейчас уточнить мол это был проступок, административное правонарушение. И правильно, и совершенно, верно, оставим всё как есть – правонарушение. Они остановили меня и выписывают штраф, а я им говорю, мол господа, но я же не создал никакой ситуации, угрожающей безопасности движения. Позвольте я задам для себя вопрос, когда мне выпишут штраф – эта санкция станет фактом Закона или Справедливости? Могу ли я в данном контексте вывести заключение, что Закон равен Справедливости?  Но они меня скорее всего оштрафуют, для чистоты слов скажу, что случаются такие инспектора, которые могут отказаться от наложения штрафа, и вот они для меня высокоморальные сотрудники, стремящиеся к тому, чтобы быть названными интеллигентными людьми, а мы с вами помним, что интеллигентный человек – это не человек с дипломом, а человек мыслящий. И тут небольшое отступление, диплом ни коим образом оказывается не равняется умению думать и быть думающим. Более того диплом, диссертация не делает человека учёным человеком, как же мне захотелось добавить слова В. Бибихина: «У научного знания есть черта незапятнанной универсальности: оно не изменяет человека. Оттого, что я просто знаю, как ведет себя добродетельный и достойный человек, я лично еще не перестаю жить безобразно и отвратительно. Я могу уметь произносить кряду целые серии научных рассуждений, и это еще никак не гарантирует мне, что я на самом деле что-то реально могу и умею. Научный дискурс поразительным образом умеет оставлять человека незатронутым. В каком-то смысле это, может быть, и удобно. И всё-таки жизнь души в добродетели; добродетель начинается там, где начинается практическое действие; практическое действие не начнется без перехода от универсальных истин науки к индивидуальному, отдельному, частному. Для индивидуального нет предписаний. Я должен чувствовать, как надо поступить.»  Добавлю ещё один рванный момент, что перейти на красный цвет, когда нет опасности – это есть философия и рефлексия, а не рассказывать в аудитории что написал Кант, или что сказал Гегель. Философия начинается с задавания неудобных вопросов, помните Сократа. Ответов нет, а вот вопросы уметь задавать это важно, неудобные вопросы.
Теперь позвольте задамся вопросом: «Если я перешел на красный цвет, я нарушил, или это был бунт, и я от того обрёл свободу?» Если я стану выше Бога, выше Закона, выше государства – я стану свободен. А что значить быть выше? Бунт ради бунта или сознательный отказ от слепого подчинения? И я же отвечу, что нет в самом поступке нет свободы, сам поступок всего лишь поступок, а вот когда я подумал о том почему я это сделал, подумал о безопасности, о том, что мой поступок не несёт вреда никому и мне в том числе, о том, а стоит ли нарушать, вот в тот момент я приблизился к пониманию свободы, я стал философом, я отрефлексировал свой поступок. Уточнение, сейчас я говорю про себя, не про вас. Вы сами для себя решите про себя в этой ситуации, и это станет ваша рефлексия, ваша свобода, ваша философия. Не пытайтесь навязать мне ответственность за вашу свободу, ответственность за ваши поступки.
И вот мне так и не удалось приблизить себя к пониманию слова свобода. Позвольте ещё один пример из личного опять же. Мне человек с научным степенью говорит о том, что наукой можно пожертвовать, научным знанием можно пожертвовать ради корпоративной этики. Возможно. Я уже говорил, что я не пытаюсь быть нравственным императивом в данном тексте и жизни тоже. Поэтому я предлагаю ответ - возможно, как вы себе ответите – это уж точно не моё дело, не моя зона ответственности. Я всего лишь хочу для себя порассуждать, а где тогда наука, как научное знание сможет развиться, через какие критерии, если единственно – важным критерием для научной работы станет корпоративная нравственность. То есть мы не заметим с вами каких -то значительных или незначительных выводов, цифр, чтобы какому – то бюрократу от науки или культуры стало ещё чуть комфортнее. И вот тут я возвращаюсь к моменту, что диплом и учёная степень не имеет равенство к знанию и философии. Без категоричности в суждении своём, вполне себе допускаю, что кому -то удастся сохранить свою ясность мышления и когда – то стать озарённым и писать где -то в стол добротные научные работы. Но и тут я задаюсь вопросом, который неоднократно встречаю, а учёность – это нелестно осуждать и обсуждать личное коллег за спиной, унижать тех, кто зависит от тебя, кто ниже тебя по рангу, по должности и угодливого вспоминать про корпоративную этику, когда появляется на горизонте тот, кто чуть выше тебя. Вот и здесь я силюсь вывести термин свобода, научная свобода, свобода знания. Научная свобода — тот же переход на красный. Когда ты говоришь: „Эта теория — ложь“, рискуя карьерой, — но иначе предаешь себя.
Отложить в сторону и не читать отвратительную книгу писателя классика, восхищаемого всеми твоими коллегами и учителями, сказать после спектакля, что сегодня был чудовищный спектакль или невыносимое пение оперной певицы, и похвалить кого – то на фоне чудовищной премьеры, сказать, что член союза художников вновь устроил выставку бездарности. Не любить то, что не любишь. Сказать своему учёному коллеги, что его работа фикция, что его работа хороша только для получения учёной степени или статьи – галочки в научном журнале, а для науки пустышка. Это хамство, или часть того, что я мог бы внести в определение слова свобода?
Каждый из нас имеет некие моменты для того, чтобы задавать себе вопросы, пускай даже не коллеги, другу, родственнику, а себе. Вряд ли человеку интеллигентному, когда – либо удастся получить однозначные ответы, но задавать вопросы и получать ответы разные, зависящие от глубины, времени, житейских передряг и просто от погоды в сквере. Пускай это будет пустой перекрёсток в четыре утра с красным светофором, ведь так приятно оказаться в театре одного актёра - себя, и написать пьесу с философским подтекстом о саморефлексии в предрассветный час, с возможными отсылками в понимание свободы. И тогда, возможно, свобода — это не действие, а та пустота между „красным светом“ и моим шагом вперед, где рождается вопрос.