Благословление

Она неспешно, вдумчиво, с грустинкой, начала надевать плащ. Четверть часа она сидела напротив меня, грустно рассматривая дождь в сумерках вечера через витрину кофейни. Её пальцы рук, касавшиеся кружки с кофе, были воплощением осенней хандры. Цвет плаща кофе с молоком, капучино, бежевый, я стану называть его кремовым. Она застегнула его на все пуговицы, поправила воротник, рассматривая своё отражение в витрине. Затем пришла очередь пояса, я улыбался от умиления увиденного. Это были педантичные, выверенные движения. Она завязывала пояс несколько раздраженно, продолжая сверяться со своим отражением. Окончив с поясом, на секунду замерла, словно сомневаясь в себе. Лишь на секунду. И снова взгляд в отражение, я не смог уловить её реакцию.
В этот момент я разглядывал небольшую горбинку её носа. Совсем небольшую на аккуратном носу. Я засомневался, а точно ли эта горбинка так изящно дополняет нос или это меланхолия дождливого вечера пытается приукрасить увиденное.
А я всего лишь хочу любоваться этой горбинкой. В этот вечер я словно бы рисую в своём воображение прощание. Прощание с Отчизной, с миром прежним. Помните у поэта Бродского: «Ладони бы пожать — и до свиданья. Я выздоровел. Нужно уезжать. Да-да. Благодарю за расставанье.» Вот и я смотрю на эту горбинку и словно это последнее, что я силюсь запомнить о Родине, о том, что было у меня, что спасало меня. И слеза навернулась бы на глаз. И вдруг я понимаю, что только улыбка, нежность, память могут стать прощанием. Благословлением во след, как бабушка когда-то спину мне крестила, когда я уезжал.
Она повернулась и пошла к выходу. На первой ступеньке немного споткнулась. Устояла. А далее дверь. Вечер. Дождь и редкий прохожий.
Она растворилась в сумерках этого доброго вечера.