Пролог. Украденный гроб

Купол храма Покрова Пресвятой Богородицы и три махонькие маковки над звонницей, выкрашенные в голубой цвет, казалось, полностью растворились в небе. Лишь тёмная зелень возвышавшихся над церковью пальм оттеняла хрупкие силуэты православных крестов, паривших в высоте.

Четверг 24 января 1957 года выдался на редкость жарким. С реки Парагвай не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. С ночи вместо прохлады Асунсьон накрыло невидимым, но плотно ощущаемым влажным одеялом.
Батюшка отёр пот, обильно выступивший на лбу. Внутри было очень душно от набившихся в тесное помещение людей. Прихожане терпеливо выстаивали службу. Наконец святой отец закончил отпевание и отставил в сторону кадило. Он встретился глазами с вдовой, затем посмотрел на крышку гроба и остановил взгляд на покойнике. Вдова отрицательно качнула головой.

«Прощаемся с рабом Божьим Иоанном, братья и сестры!» – произнёс отец и поправил венчик на лбу покойника.
Люди оживились, выстраиваясь в длинную очередь к гробу. Подходя к покойному, многие, одетые в выцветшую белогвардейскую форму и при оружии, преклоняли колено. Троекратно перекрестившись, они выходили на улицу. Немногочисленные прохожие удивлённо оглядывались на тихую суету, царившую у русского храма в будний день.

Вдова стояла, не шелохнувшись, у изголовья. Дождавшись, когда последний покинет храм, она молча без слёз опустилась на колени и долго что-то шептала.  Четверо офицеров терпеливо дожидались, пока женщина простится с мужем. Минут через пять она поднялась и поправила икону в изголовье. Офицеры вынесли открытый гроб и установили его на катафалк. Женщина последовала за ними.

Пара лошадей зафыркала и нетерпеливо перебирала ногами, поднимая пыль. На козлах возвышался индейский вождь в оперении и в траурной раскраске. В левой руке он держал поводья, в правой – короткое копьё.

– В последний путь нехристь провожает! – послышался чей-то недовольный голос в глубине процессии.
– Богора ему был заместо родного сына! – возразил кто-то.

Обернувшись на выбеленные кресты, настоятель церкви осенил себя знамением и подал вознице знак. Лошади цокнули копытами. Колёса повозки скрипнули и покатили по пустынной улице. Вдова в окружении индейских детей и офицеров с иконами не решалась сделать первый шаг, ожидая пока осядет пыль. Но из-за безветрия она невесомо парила над улицей, будто специально не спеша скрыть чьи-то последние шаги на земле. Но вот один из белогвардейцев коснулся локтя вдовы, и траурная процессия тронулась по направлению к кладбищу.

Не успев пройти и пары сотен шагов и только свернув с главной улицы в маленький переулок, людской поток вслед за катафалком неожиданно остановился. Путь преградили вооружённые копьями и луками индейцы. Они стояли пёстро раскрашенной гурьбой, молча переминая босыми ногами дорожную пыль.
«Чимакоко. Это они! Стерегли нас!» – пронеслось в толпе.

Возница слез с козел и подошёл к вдове. Он что-то пытался ей объяснить, подмешивая в своё наречие английские и испанские слова и жестикулируя.

– Чего они хотят, Александра Александровна? – спросил высокий старик с военной выправкой и с Георгием на банте.
– Никак не могу понять. Но не извольте беспокоиться, Александр Георгиевич. Сейчас всё прояснится, – ответила вдова.

Тем временем индейцы окружили катафалк, оттеснив от него процессию. Богора, улыбнувшись вдове, вернулся на своё место. Он ударил копьём лошадей, пустив их довольно быстрым шагом. Чимакоко побежали рядом, продолжая держать повозку в плотном кольце.

– Господи, да они же увозят покойника! – воскликнул кто-то.
– Что же мы стоим?
– Оставьте, господа, – тихо произнесла вдова.
– Но позвольте, Александра Александровна! Видано ли, чтобы из церкви крали гроб?
– Я, кажется, поняла, что хотел сказать Богора.

Но вдова не договорила, неслышно прошептав – только для себя: «Он даже после смерти сбегает от меня».

Растерянные люди стояли под палящим солнцем, глядя на удалявшихся индейцев. Кто-то поднимал иконы вверх и крестил пустую дорогу. Понимая, что похороны завершились таким необычным образом, все русские разошлись. Окружённая лишь индейскими детьми, вдова долго смотрела вслед пропавшему за очередным поворотом катафалку.

Жёлтая пыль неслышно оседала на еле-еле видимую колею, прочерченную колёсами. Александра Александровна продолжала размышлять про последний путь, в который её покойный супруг снова отправился без неё.

Вся их совместная жизнь вспоминалась ей как бесконечная череда длинных разлук и коротких встреч. Какой же она была на самом деле?